– А что это за строки, господин де Турнель?
Священник согласился их прочесть, но понизил при этом голос:
– «Перед толпой жрецы комедию ломают. Лишь наша слепота их мненье уважает».
– О-о! – с нарочито негодующим видом воскликнули сидевшие за столом, однако на лицах некоторых из них мелькнула насмешливая улыбка.
Вечером, когда Сюзи уже ложилась спать, ее охватило беспокойство. Безусловно, прием, который ей оказали в этом доме, был очень даже радушным и избавлял ее от хлопот, связанных с пребыванием в незнакомом городе (тем более что у нее не имелось с собой ни сменной одежды, ни пера, ни чернильницы, а денег было так мало, что она не знала, хватит ли их для найма какого-нибудь жилья), однако теперь она была сильно привязана к резиденции губернатора, тогда как главная цель ее приезда сюда заключалась в том, чтобы бродить наугад по этому городу целыми днями в надежде встретить Томаса Ракиделя. Если она теперь станет подопечной господина де Бенвиля, то найдется ли у нее время на такие поиски?
Ночью, хотя ее кровать была снабжена противомоскитной сеткой, изготовленной из марли, ей не давали покоя пытавшиеся прорваться сквозь эту сетку комары.
Когда она проснулась утром, служанка принесла ей сменное белье, перья, бумагу и чернильницу – любезность со стороны хозяина дома и одновременно напоминание о задаче, которая теперь на нее, Сюзанну, возложена. Появление этой служанки вызвало у Сюзанны и любопытство, и настороженность: она за всю свою жизнь еще ни разу не находилась рядом с негритянкой. У представшей ее взору чернокожей женщины была статная фигура с хорошо очерченными формами, голову она держала высоко, а в выражении ее лица чувствовалась гордость, явно не увязывавшаяся с ее статусом рабыни. Почувствовав на себе любопытный взгляд Сюзанны, эта молодая негритянка позволила ей себя подробно рассмотреть – рассмотреть ее ослепительно-белые зубы, курчавые волосы, выбивающиеся из-под покрывающего голову платка, и розовые ладони, похожие цветом на щеки только что родившегося младенца.
Рассмотрев все эти детали, характерные для чернокожих женщин, Сюзи сказала:
– Благодарю за внимание, которое вы оказываете моей особе.
Она не рассчитывала услышать что-либо в ответ, поскольку была уверена, что эта чернокожая служанка не умеет разговаривать на французском языке, однако негритянка, к ее удивлению, заговорила:
– Мой хозяин приказал мне ухаживать за тобой, мсье.
Хотя она выговаривала слова со специфическим акцентом, а «р» вообще почти не выговаривала, в общем и целом она произнесла эту фразу правильно и без запинки.
– Но где, черт возьми, вы научились так хорошо разговаривать на нашем языке? – воскликнула Сюзи.
– Я уже пять лет живу в этом доме. Хозяин купил меня сразу же после того, как меня привезли сюда из моей страны.
– Купил, вы говорите?
– Купил – как и всех тех, кого перевезли через океан вместе со мной…
– А откуда вас привезли?
– Из страны, которую называют Гвинеей и в которой я была свободной, как газель. Мой хозяин – снисходительный и добрый, однако некоторые из моих братьев предпочли бы скорее умереть, чем выносить то, что им приходится.
Сюзи вспомнила, что когда «Шутница» сделала остановку в порту Бордо – сделала в какой-то другой ее, Сюзанны, жизни, – Томас Ракидель и его друг господин де Лартиг обсуждали ситуацию, сложившуюся во французских портах с некоей специфической торговлей, которая, как говорили, осуществлялась по «треугольнику», потому что товарообмен шел между Европой, Африкой и Америкой. Судовладельцы Бордо получали большую прибыль от этой позорной торговли. Тогда капитан Ракидель подумывал о том, как бы ему воспрепятствовать участию в такой торговле порта Сен-Мало.
Итак, получалось, что эту молодую женщину и ее «братьев» увезли с их родины насильно!
– Как тебя зовут? – спросила Сюзи у этой служанки, принимавшей ее за мужчину.
– В моем племени меня называли Кимба, но в этом доме я получила имя Гертруда.
Она произнесла это как «Гевтвуда». Сюзанне подумалось, что было неразумно лишать эту негритянку ее настоящего имени и давать ей то, в котором два раза встречается согласный звук, произносить который правильно у нее не получается. Когда служанка вышла из комнаты, Сюзи – от которой ожидали, что она станет «Сен-Симоном Нового Орлеана», – не стала одеваться, а схватила только что принесенное ей перо и, обмакнув его в чернильницу, написала на листе бумаги:
23 августа 1723 года
Господин де Бенвиль, губернатор Луизианы, живет в доме, который, пожалуй, поразил бы воображение парижан. Этот дом по своей комфортабельности и размерам не уступит лучшим парижским особнякам, однако сделан он только лишь из дерева и железа, что очень даже удивительно. Прочие дома, которые здесь уже построены, сделаны из тех же материалов. Все эти дома расположены на излучине огромной реки, по сравнению с которой Сена показалась бы ручейком. Река эта называется Миссисипи. Новый Орлеан, хотя он недавно и был возведен в ранг столицы, все еще на первый взгляд похож на небольшой городишко, где растет множество деревьев, названия которых пока что являются для меня тайной.
Образ жизни в доме, где я сейчас живу по приглашению губернатора – человека весьма любезного, – заставил бы побледнеть от зависти некоторых парижских буржуа, которые пытаются вести себя как знатные дворяне и из кожи вон лезут ради того, чтобы обзавестись такими чернокожими слугами, каких тут, в Луизиане, полным-полно. Слуг, служанок и прочую рабочую силу сюда завозят из Африки, чтобы чернокожие выполняли в этой колонии работу, которая вызывает отвращение у белых поселенцев.
Я столкнулась с женщиной, кожа которой черная, как эбеновое дерево. У нее приятное лицо, и она довольно толковая. Здесь ее называют Гертрудой, однако на родине ее звали Кимба, и именно так я ее и буду называть, если мне посчастливится встретиться с ней снова. Между нами состоялся весьма интересный разговор, поскольку она бегло разговаривает на французском языке, хотя и опускает при этом звук «р», который мы произносим – особенно в провинции – очень даже раскатисто.
Данный разговор вызвал у меня немалый интерес, потому что Кимба утверждает, что ее и ее африканских братьев (так она называет своих земляков) насильно перевезли сюда через океан, что они здесь пребывают в рабстве и что их хозяева обращаются с ними грубо и ведут себя по отношению к ним как палачи. Ее слова напомнили мне о том, как я, находясь в Бордо, слышала о торговле неграми от двух своих друзей, которые такую торговлю осуждали.
На следующий день господин де Дрей, картограф, и господин Франке де Шавиль, философ, отправились вместе с шевалье де Лере осматривать город и его окрестности. Им дали в сопровождающие четырех чернокожих слуг господина де Бенвиля, поскольку губернатор счел, что было бы неразумно позволять трем благородным господам гулять без охраны по городу, в котором, по его словам, было отнюдь не безопасно, а тем более рядом с болотом и рекой, в которых водилось немало хищников.
