– Мсье, – сказал капитан, – пришло время мне с вами поговорить.
Сюзи, встревожившись и насторожившись, пошла вместе с капитаном в носовую надстройку судна. Рулевой получил приказ лечь на другой галс
[81]
. Фрегат сейчас направлялся на север, двигаясь по спокойному морю. Паруса наполнялись ветром, дувшим со стороны кормы. Позади «Шутницы» виднелся рангоут «Нины» – такой же внушительный, как и ее корпус.
Капитан и его первый помощник зашли вдвоем в помещение, в котором лежали навигационные приборы и карты – и расстеленные на столе, и свернутые в трубочку.
Капитан предложил своему первому помощнику присесть на табурет, но сам садиться не стал, а принялся расхаживать взад-вперед, держа руки за спиной.
– Мсье, – начал он разговор, – вы продемонстрировали во время абордажа безграничное мужество…
– Благодарю вас, мсье.
– Вы послужили французской короне с отвагой настоящего корсара и расторопностью опытного фехтовальщика…
– А вы полагали, мсье, что я проявлю себя как-то иначе? – запротестовал «настоящий корсар».
– Вовсе нет! Однако ситуация сложилась так, что во время своего поединка с испанским капитаном я мог бы умереть, если бы вы не бросили мне свою саблю после того, как сломалась моя. Получается, что я обязан вам жизнью.
– Мсье, прошу вас не считать себя чем-то обязанным мне. Или же давайте будем считать, что мы с вами квиты, потому что вы помогли мне снарядить этот корабль и предоставили мне возможность стать на нем вашим первым помощником. Кроме того, благодаря вашему командованию кораблем я получу отдачу от тех средств, которые вложил в это судно и в это плавание.
– И об этом я тоже хотел бы с вами поговорить… Мы захватили немалую добычу. Вы – собственник этого судна. Вам прекрасно известно, какая процедура ожидает нас в Сен-Мало, когда мы туда вернемся. А вернемся мы туда не позднее чем через три или четыре недели – в зависимости от того, какой будет погода…
– Мне известно, мсье, что вам придется представить на рассмотрение чиновникам из Адмиралтейства свой отчет о плавании.
– Вы, по-видимому, ничего не знаете о законах каперства…
– Господин де Пенфентеньо мне о них рассказал.
Сюзанне уже не в первый раз приходилось разговаривать с капитаном Ракиделем с глазу на глаз. Однако раньше в его поведении по отношению к ней чувствовались лишь высокомерие и едкая ирония… если не считать взглядов, которые она иногда на себе случайно замечала и в которых ощущалось нечто совсем иное. В тот день, когда с борта судна сбросили в воду трупы юнги и кота, Сюзанне показалось, что во взгляде капитана промелькнула искорка нежности. А ведь это совсем не то чувство, которое может испытывать капитан по отношению к своему первому помощнику! Неужели он все-таки догадался, что она прячет под своим мужским камзолом? Почему же он тогда неизменно относился к ней как к мужчине, моряку и судовладельцу?
Вообще-то ее неприязнь к этому человеку была вовсе не такой сильной, как ей раньше казалось. Наблюдая за тем, как он расхаживает по комнате, она мысленно констатировала, что в его внешности и манерах чувствуется редкое благородство. Даже в его голосе сейчас звучали приятные интонации, которых она еще никогда не замечала: раньше она слышала лишь, как он выкрикивает приказы, поскольку, когда он принимал пищу вместе со своими помощниками, священником и врачом, он обычно не произносил ни слова, потому что его раздражали бессодержательные или же слишком заумные разговоры, которые велись за столом.
Когда он обращался к Жилю Жиро, своему второму помощнику, то всегда говорил с ним повелительным тоном. Он вел себя как человек, который хотел, чтобы его уважали, но которому не нужно было, чтобы его любили.
А тут он вдруг совершил поступок, который окончательно запутал и ошеломил Сюзанну: он взял ее за руку и подвел к окошку, через которое открывался вид на морской простор.
– Посмотрите и убедитесь в том, насколько был прав Гомер, когда он сказал в своей «Одиссее»: «Ветром наполнившись, он поднялся, и пурпурные волны звучно под килем потекшего в них корабля зашумели; он же бежал по волнам, разгребая себе в них дорогу»!
После того как Сюзи взошла на это судно, она, как только у нее появлялось свободное время, сразу же погружалась в чтение «Одиссеи». Капитан не раз насмехался над ней по этому поводу, заявляя, что его первый помощник предпочитает заниматься не навигацией и связанными с ней проблемами, а чтением. Теперь же, услышав, как капитан почти слово в слово процитировал знаменитейшего древнегреческого поэта, Сюзи поняла, что знакомство Ракиделя с текстом «Одиссеи» не ограничивается эпизодом с сиренами. Приведенная им цитата была очень даже уместной: волны и в самом деле шумели под килем «Шутницы», и этот их шум был слышен в различных помещениях корабля. Фрегат – как и следовавший за ним галеон, – казалось, «бежал по волнам, разгребая себе в них дорогу».
– Не знал, что вам нравятся поэты, капитан, – усмехнулась Сюзи.
– Мы многого друг о друге не знаем, – ответил Ракидель с улыбкой, смысл которой Сюзи понять не смогла.
Это ее встревожило. Однако Ракидель, похоже, просто хотел убедить ее в том, что он вовсе не примитивный мужлан и безжалостный корсар, которым она его считала. Все еще глядя на море, он продекламировал:
Горечь, грезы, любовь недоступно делить;
Морю горечь дана, в любви радость горька,
Тонут в море не раз, в любви чаще пока,
Оба моря без слез риск велик переплыть.
Тех, кто в страхе от волн убегая дрожит,
Не дерзнувших познать вдохновений любви,
Не рискнувших зажечь жгучий пламень в крови,
Минет шторма волна, их корабль не бежит.
В колыбели морей зарождалась любовь,
Ее матерь – вода, от любви был огонь,
Его жар погасить у воды нету сил,
Если б пламя костра одолела вода,
Что любви твоей взор зажигает всегда,
Я бы этот пожар морем слез погасил
[82]
.
Сюзанна Трюшо, вдова Карро де Лере, известная на этом судне как Антуан, слушала эти стихи, разинув рот от изумления. Когда Ракидель закончил, она почувствовала себя потрясенной.
– Эти строки, которые господин Марбеф написал почти столетие назад, кажутся мне не только красивыми, но и очень правдивыми, – сказал капитан.
Сюзи, подавляя в себе «излишнюю чувствительность», которую следовало бы «оставлять прекрасному полу», попыталась внести мужскую самоуверенность в свой комментарий по поводу услышанного стихотворения:
– Вам не только нравятся поэты, но вы еще и не перевираете их, когда декламируете стихи.
