– Что вы хотите мне этим сказать, капитан?
– А то, что на этом судне есть только два хозяина: я и здравый смысл. Не было никаких чудес! А значит, не будет и благодарственных молебнов!
– Вы – безбожник! – заявил священник.
«Зимородок» продвигался все дальше на пути к острову Мадагаскар. Сюзи и Томас Ракидель продвигались все дальше на пути к идеальной любви. Угрожавшая им обоим опасность придавала их отношениям особую пикантность. Будучи вынужденными прятаться, они всегда испытывали легкую дрожь, когда оказывались наедине друг с другом в каюте капитана, которая находилась в носовой надстройке судна, куда простым матросам заходить не разрешалось, но где находились также каюты помощников капитана и священника. Если бы отец Гоше случайно увидел, чем капитан и корабельный писарь занимаются, он наверняка наложил бы на них вечное проклятие. Он сделал бы это еще даже с большей охотой, если бы узнал, что Ракидель – бывший гугенот, совсем недавно перешедший в католики, и что шевалье де Лере – женщина, переодетая в мужчину!
Оба супруга, вынужденные скрывать свою близость друг к другу, каждую ночь оказывались на седьмом небе, на котором не было ни облачка… А вот на настоящем небе – том, под которым плыло судно, – облака встречались. Их гонял по небу ветер. Иногда эти облака превращались в мрачные дождевые тучи, а ветер становился очень сильным – и начиналась буря. Экипажу при этом оставалось только надеяться на то, что им не доведется столкнуться с циклоном, которые в этой части мира были явлением отнюдь не редким.
По утверждениям географов, здесь было только два времени года: лето и зима, то есть дождливый и сухой сезоны. Уже наступил апрель, то есть начиналась южная зима, а это означало, что риск климатических катаклизмов становился минимальным.
Шестого апреля корабельный писарь записал в бортовом журнале: «Днем температура вполне приемлемая, а вот вечером и ночью она опускается так низко, что невольно кажется, что находишься в Париже весной».
У капитана не раз появлялся повод сказать, что данное плавание было легким, экипаж – послушным, питание – сносным, погода на море и ветра – в основном благоприятными. Единственным, кого он ругал, был священник.
– Я невысокого мнения о его проповедях, – говорил капитан по секрету врачу и корабельному писарю, когда они собирались где-нибудь втроем.
– Хм, – качал головой врач. – Терпимость – это добродетель, придерживаться которой не так-то просто!
– Терпимость – это не добродетель, а обязанность! – поправлял его Ракидель. – И проклятый «кабестан» эту обязанность игнорирует!
Сюзи как-то раз спросила у Томаса, не входит ли Гамар де ла Планш в число его «братьев», то есть масонов.
– Я не могу тебе этого сказать, – ответил Томас. – Не имею права. Масон может рассказать о том, что он – масон, всем, кому он сочтет нужным, но он не должен никому сообщать о других масонах.
Сюзи по-прежнему вела одновременно два журнала: судовой журнал «Зимородка» и свой собственный дневник, в котором она не только упоминала о происшедших событиях, но и описывала свое состояние души, выносила суждения и излагала сугубо личные мысли. Все свободное время она посвящала Жану-Батисту. Теперь, когда к нему вернулся дар речи, они вели очень долгие беседы: вспоминали своего покойного отца, дом на улице Сен-Доминик, кормилицу Мартину и старались лучше узнать друг друга. Почти материнские чувства, которые охватили Сюзанну по отношению к несчастному младшему брату в момент их встречи после долгой разлуки, трансформировались в уважение и искреннюю привязанность, и хотя эти сводные брат и сестра еще отнюдь не были равными в своих знаниях и жизненном опыте, их общение друг с другом было приятным и плодотворным. Как в свое время с Кимбой, Сюзанне доставляло удовольствие содействовать развитию его живого ума и формированию его нрава, ставя себе при этом задачу воспитать из него хорошего человека.
Жан-Батист проявлял огромную жажду к знаниям. Он прочел «Одиссею» и приступил к «Илиаде». Никому уже больше не приходило в голову называть его прежней кличкой – его теперь называли Поэтом и по вечерам собирались вокруг него на палубе возле светильника, чтобы послушать рассказ о приключениях Одиссея между Сциллой и Харибдой
[148]
, у лотофагов
[149]
и на острове Полифема – ужасного циклопа, сына бога морей Посейдона.
Уже никто не подвергал сомнению благопристойность корабельного писаря, потому что все теперь знали, что его связывают с юнгой Жаном-Батистом исключительно братские отношения.
Иногда матросы начинали перешептываться, выражая недовольство чрезмерной суровостью капитана. Действительно, он как-то раз приговорил к десяти ударам плетью одного из канониров, который халатно относился к своим обязанностям, в результате чего ствол вверенного ему орудия начал ржаветь. Удары эти были нанесены другим канониром, которого сами же его товарищи науськивали бить как можно сильнее. Точно такое же наказание было назначено и матросу, уличенному в воровстве питьевой воды.
Никого другого капитан больше не наказал.
Тем не менее, чтобы пошатнуть авторитет Ракиделя, недовольные им матросы устраивали небольшие комические инсценировки, изображая, как капитан наказывает своих подчиненных. Например, один из таких актеров, подражая голосу и жестам Ракиделя, громко говорил: «Послушай, ты, прохвост! Ты будешь сурово наказан по трем причинам. Во-первых, потому, что будет неправильно, если я стану вершить здесь суд и при этом никого не повесят. Во-вторых, тебя повесят потому, что твоя физиономия – самая что ни на есть физиономия висельника. В-третьих, ты будешь повешен потому, что мне хочется есть. Если ты этого не знаешь, то я тебе сообщаю, что каждый раз, когда обед судьи готов еще до того, как закончился суд, обвиняемого немедленно приговаривают к повешению, – так уж повелось. Такова воля закона!»
В действительности же никто никого не вешал.
После того как Поэт читал вслух песнь-другую из «Одиссеи», матросы сами начинали рассказывать друг другу ужасные легенды о пиратах, свирепствующих едва ли не во всех морях мира. Все матросы, входившие в состав экипажа, знали, что в океане, по которому они плывут, тоже можно встретить морских разбойников. Поговаривали даже, что возле островов, к которым приближался «Зимородок», таких разбойников полным-полно. Легенды, которые рассказывали сейчас друг другу матросы, в определенной степени помогали им подавить страх, который постепенно начинал охватывать их по мере приближения к этим островам.
– Я слышал, что одно судно, которое называлось «Авантюра», долго плавало по Карибскому морю, но так и не встретило ни одного торгового судна, на которое можно было напасть. Запасы еды на этом судне закончились, и матросам пришлось есть кожаные карманы, перчатки, башмаки, крысиные какашки, жир, которым натирают мачту, тараканов, пока экипажу не удалось поймать большую акулу, которую тут же разрубили на куски и бросили в котел для варки…
