Неужели вы забыли про Тархана Батирашвили? Если так, то я вам напомню.
Тархан Тимурович Батирашвили родился в 1986 году. Отец – грузин, христианин, мать – чеченка, мусульманка. Работал пастухом, был призван в грузинскую армию и в 2008 году участвовал в нападении на Южную Осетию.
Вскоре был уволен по состоянию здоровья, попал в тюрьму по уголовной статье. Там принял ислам.
В 2012 году досрочно освободился из мест заключения, выехал в Сирию и встал на джихад. Стал одним из лидеров ИГИЛ, «военным министром» этой террористической организации. Теперь его звали Абу Умар аш-Шишани.
Американцы предлагали пять миллионов долларов за информацию, которая помогла бы задержать или уничтожить этого человека. Четвертого марта 2016 года им повезло. Их самолеты ударили по позициям ИГИЛ около сирийского города Эш-Шаддад. Батирашвили получил тяжелые ранения и скончался.
Вся та шваль, погань и мразь, крепко получившая в Сирии, она, которая уцелела, ведь никуда не делась и к мирной жизни не вернулась. Эти ребята перешли границы. Одни осели в Турции, другие – в Иордании.
Немало их и в Грузии. Там они готовятся к переправке сюда, на Кавказ. Их обучают американские инструкторы.
А чтобы понять, что будет, если они здесь возьмут верх, надо побывать в Сирии. Посмотреть на Хомс, стертый с лица земли, на Алеппо, разбитый артиллерийским огнем.
Можно поговорить с беженцами в Ливане. Они зимой живут в курятнике и платят за него сто долларов в месяц. Эти бедолаги работают на фермеров за четыре бакса в день без кормежки.
Поезжайте туда, поговорите с людьми, посмотрите, во что все превратилось. Потом я выслушаю ваши рассуждения относительно Кавказа. Я много общался и с сирийскими мусульманами. Они благодарили нас, русских, за то, что мы их освободили.
Впрочем, сейчас речь о другом. Уж простите. Это у меня нервное.
Улица идет чуть вниз. Какие-то парни разгружают с мотороллера дрова и заносят их в кафе, в котором торгуют хот-догами и самсой.
Мне нужно чуть дальше. Магазин называется «Эмиль», там торгуют одеждой. Заведение так назвал отец в честь сына, убитого боевиками имарата «Кавказ» при обстоятельствах, не подлежащих разглашению.
Я осматриваюсь. В такой толчее трудно заметить слежку, но меня пока и искать-то не за что. Я еще ничего не сделал. На двери висит условный знак. Дескать, можно. Это просто плакатик. На нем написано по-русски: «У нас нет камер наблюдения, но воистину, Аллах видит все то, что вы совершаете». Это сигнал, что все в порядке, точка не провалена.
На самодельной витрине висят турецкие кожаные куртки, всякая прочая одежка.
Захожу. Хозяин пожилой, где-то лет шестидесяти, коротконогий, массивный, похожий на борца, лысый, раскладывает товар. На стене коврик. На нем арабской каллиграфией выведен символ веры: «Нет Бога кроме Аллаха». Несмотря на день, в помещении горит сорокаваттная лампочка в патроне без абажура.
– Ас саламу алейкум, Абу Эмиль. – Я использую условную фразу, называю хозяина не по имени, а так, как принято на Востоке. Абу Эмиль – отец Эмиля.
– Ва алейкум салам, уважаемый. Долгим ли был твой путь?
– Дорога возникает под шагами идущего, Абу Эмиль.
Хозяин торговой точки, переваливаясь, заходит за прилавок и достает тяжелую черную сумку, какую можно использовать и как рюкзак. Поколебавшись, внимательно на меня посмотрев, он снимает с рядов коричневую кожанку.
– На, примерь.
Примерочная – просто кусок помещения, отделенный занавеской. Там есть стул и зеркало, прислоненное к стене. Я сбрасываю на пол свою ветровку, ставлю на стул сумку и отдергиваю молнию.
В сумке меня ждет «Вепрь» калибра 6,5 с коротким стволом, переделанный на автоматический огонь. Там же предельно облегченный плейт-керриер. В него вставлена плита от нашего «Гранита» класса защиты 6А.
Еще я вижу шесть снаряженных магазинов. Один из них вставляю в автомат, три можно засунуть в плейт. Неудобно доставать, но ничего, приноровлюсь как-нибудь. Еще два распихиваю по карманам брюк – быстрый доступ.
Потом я пристраиваю на себя плейт, застегиваю куртку, смотрю в зеркало. Ничего не видно. Разве что жарковато в такой упаковке, но кому сейчас легко?
Включаю прицел – Holosun, дешевый, зато аж пятьдесят тысяч часов на одной батарейке работает, можно годами не выключать. Досылаю патрон в патронник и кладу винтовку прямо с разложенным прикладом обратно в сумку. Места там достаточно.
Сумку я вскидываю на спину. Да, ее можно и как рюкзак носить. Потом я отдергиваю занавеску.
Хозяин кивает, а я спрашиваю:
– Сколько, Абу Эмиль?
– Тебе – бесплатно. Такие у нас обычаи.
Я отрицательно качаю головой, достаю бумажник.
– Любая хорошая вещь чего-то стоит. Такие у нас обычаи.
Небольшая площадь, не знаю название. Слева красуется новодельная мечеть, через дорогу идет торговля «импортной мебелью из Чехии и Румынии».
У тротуара небольшая стоянка. Она забита огромными разноцветными аквариумами-автобусами. Рейсы на Ростов, Волгоград, даже есть прямой на Москву.
В числе тех, кто отправляется в столицу, – девушка. Ее провожает женщина средних лет в цветастом, почти павловском платке и кожаной куртке, как у меня. Девушка явно русская, блондинка. Они стоят чуть в стороне от торговцев, суетливо кантующих свои огромные сумки и коробки, оклеенные скотчем.
Женщина что-то успокаивающе говорит девушке. Похоже, что мать отправляет дочь на учебу в далекую и такую опасную Москву.
На самом деле она посылает ее вовсе не на учебу, а на смерть. Девчонка – смертница. Зовут ее Ирина, мусульманское имя – Мариам. У нее в Иванове есть ребенок, которого она бросила на родителей. Мать-одиночка.
В «Одноклассниках» она познакомилась с прекрасным принцем с Кавказа, попала под его влияние, приняла ислам и приехала сюда. Ее возлюбленный встал на джихад, отправился на Ближний Восток, там присоединился к «Исламскому государству» и стал шахидом на пути Аллаха. Его родные, живущие здесь, продали ее ваххабитам. Те уговорили девушку совершить истишхадию, то есть самоподрыв.
Эту дрянь возьмут позже, в России. Женщина тоже далеко не уйдет.
Сейчас меня интересует другое. Вон тот тип с камерой. Он стоит и снимает. Если меня не подводит чутье – а оно никогда так не поступает – это оператор. Единственный тип, неизвестный нам на сегодня во всем раскладе элемент. Мы знаем, кто он, но не в курсе, на кого работает, куда дальше идут отснятые ролики.
Оператор обязательно нужен, чтобы зафиксировать отъезд смертницы в Москву, где ее должны встретить братья из тамошнего джамаата. Он отошлет видео нужным людям, те выделят деньги на новые теракты. Взять живым опытного оператора – это джекпот. Он может знать даже больше, чем амир.
