Хотя итальянские линкоры были заметно быстроходнее советских, они начали постепенно отставать. Выводы из этого следовали достаточно простые – драться итальянцы не жаждут совершенно, и планируют сохранить свои корабли и свалить, как только станет жарко. Такое поведение достаточно четко согласовывалось с мнением Нимица об итальянцах вообще и об их флоте в частности. И подтверждало его изначальные предположения о том, как будет развиваться бой.
Позади американского адмирала раздалось насмешливое фырканье – очевидно, кто-то еще из находившихся в боевой рубке офицеров пришел к такому же выводу. А обернувшись, он даже понял, кто. Капитан второго ранга Кавалли, высокий, худой, с полностью соответствующим фамилии вытянутым лицом
[4]
. Ну да, все понятно, Кавалли сам внук итальянского эмигранта. Только вот, в отличие от бывших соотечественников, истинный американец, решительный и предприимчивый. И не трус. В молодости, будучи сопливым юнцом, подвизался в какой-то уличной банде, ну да ничего удивительного. Жить в итальянском квартале, быть этническим итальянцем и не иметь хоть какой-то связи с мафией практически невозможно. Однако же оказался достаточно умен, чтобы вовремя соскочить с неправедной дорожки и превратиться, в конечном итоге, в пускай ничем особо не выдающегося, но вполне годного и храброго морского офицера. Главный недостаток, пожалуй, это неосознанное копирование поведения британского джентльмена, отчего при первой встрече Кавалли кажется излишне чопорным. Однако при более близком рассмотрении это ощущение быстро рассеивалось, и итальянец воспринимался таким, какой есть – не только храбрым, но и грамотным, и вполне компанейским. Неудивительно, что к итальянским морякам, позорящим гордых римлян, он относится пренебрежительно-брезгливо.
Нимиц вернулся к наблюдению за русскими. Головной линкор, как и его собственный флагман, «Миссури», начал пристрелку, но, судя по едва различимым в свете дня вспышкам, снаряды русские экономили. Во всяком случае, интенсивность обстрела у них была почти вдвое меньшей, чем у американцев. Но стреляли они, надо сказать, неплохо – пару раз брызги от падения снарядов уже долетали до американского корабля, и даже осколки по борту звякали, сбивая с брони свеженькую, только с верфей, краску. Однако говорить о каком-то накале боя пока что было рано – так, вялотекущая перестрелка. Результатов пока особо не наблюдалось, а вести бой, ориентируясь в основном на показания артиллерийских радаров, сложно. Американцы, правда, попытались задействовать самолеты-корректировщики, но поддержки от уцелевших авианосцев, практически лишившихся авиагрупп, ждать пока не приходилось, а пара летающих лодок продержалась над советскими кораблями буквально несколько минут, после чего была сбита плотным огнем зенитной артиллерии. Пришлось вернуться к классическому варианту и рассчитывать, если повезет, на один– два процента попаданий. Нимицу такие расклады не слишком нравились, но выбора у него сейчас, по большому счету, и не было.
А еще Нимиц не совсем понимал, почему Кузнецов (кто ему противостоит, американец знал прекрасно) не поставил в основную линию свои первоклассно вооруженные линейные крейсера. Конечно, это риск, но в условиях явной нехватки кораблей вполне допустимый. Тем более, что сам он предпочел усилить свою линию даже относительно слабым «Гуамом», правда, поставив его в самом хвосте колонны. Советские же линейные крейсера (об этом успели сообщить, прежде чем их сбили, незадачливые корректировщики) болтались далеко за линией ударных кораблей в компании своих более легких собратьев и лезть в драку, похоже, не собирались.
Первыми добились попадания все же артиллеристы «Советского Союза». Надо признать, школа у них была лучше, чем у американцев – флот, который имеет традиции длиной в сотни лет и осваивал свое вооружение поэтапно, поколение за поколением, всегда имеет некоторое преимущество перед теми, кто вышел в океан сравнительно недавно. К тому же, те, кто шел на советских кораблях, были набраны заранее, натаскивались качественно, принимали в ходе строительства корабля участие в ряде работ и знали вверенные им механизмы, как свои пять пальцев. Ну и плюс системы управления огнем, впитавшие в себя опыт и технологии всех морских держав Европы, оказались несколько эффективнее американских. Поэтому результат оказался соответствующим – советские моряки пристрелялись быстрее и с меньшим расходом снарядов.
Снаряд ударил в верхнюю треть борта «Миссури», аккурат напротив второй трубы, под небольшим углом. Триста тридцать миллиметров отличной стали не смогли его остановить, но и не дали проникнуть глубоко, поэтому результат оказался довольно скромным. Пробоина, ничему, в принципе, не угрожающая и не слишком даже большая, но звонок о том, что дело принимает серьезный оборот, достаточно ясный. Корабль от удара вздрогнул и на миг зазвенел, словно натянутая струна. От резкой, неожиданной вибрации палубы заработал перелом лодыжки оказавшийся поблизости от места взрыва матрос. В общем, затраты на свое производство снаряд явно не окупил, но продемонстрировал всем заинтересованным лицам, что игра пошла по– взрослому.
Русские тоже зафиксировали попадание и немедленно открыли огонь всем бортом, а спустя минуту, к ним присоединились и остальные корабли эскадры. «Советский Союз» и «Советская Россия» били по «Миссури», «Советская Украина» и «Советская Белоруссия» взяли под прицел «Висконсин». И американцы сразу почувствовали разницу между пристрелкой и ситуацией, когда по тебе лупят почти четыре десятка орудий. А позади вяло громыхали орудия итальянцев, по мере сил добавляя веселья…
Бить вдвоем по одной цели довольно сложно, однако в советском флоте этому учили. Там вообще боевая подготовка была поставлена весьма прилично. Неудивительно, что оба угодивших под обстрел корабля очень быстро получили по нескольку «гостинцев», «Миссури» три, а «Висконсин» два. Не то чтобы повреждения от них носили запредельный характер (хотя развороченная труба «Висконсина» и вдребезги разбитый радар на его систершипе мелочами тоже не назовешь), однако главное, была серьезно затруднена пристрелка. В результате каждому кораблю пришлось начинать бой самостоятельно, пристреливаясь с нуля, что не способствовало эффективности их действий.
Адмирал Нимиц тихонько выругался под нос. Несмотря на серьезный количественный и качественный перевес американцев, ситуация выходила из-под контроля. Доказательством тому был, к примеру, небольшой, но весьма бойкий пожар в носовой части его корабля, из-за которого уже сейчас было плохо видно, что происходит в каких– то паре сотен футов от «Миссури», не говоря уже о линкорах противника. Вокруг них море буквально кипело, но пока еще ни одного попадания зафиксировать не удалось. Хотя, если верить радарам, дистанция между эскадрами все же понемногу сокращалась, и скоро это наверняка скажется на точности стрельбы. И радовало, что итальянцы все больше отстают. Если так пойдет дальше, то скоро русские останутся совсем одни. Впрочем, макаронники и сейчас практически не стреляют, поэтому Кузнецов, скорее всего, этого даже не заметит.
Свою ошибку Нимиц осознал только через полчаса. К тому времени ситуация не то чтобы поменялась, но как-то перестала выглядеть игрой в одни ворота. Дистанция постепенно сократилась до пяти миль, и огонь вело все, что могло стрелять. «Миссури» горел уже весь, от носа до кормы, получив еще пять шестнадцатидюймовых снарядов и пару калибром сто пятьдесят два миллиметра в довесок. Кроме того, в него угодило несколько эрэсов – с авианосцев подняли около двадцати мессершмиттов, которые попытались нанести еще один удар по американским плавучим аэродромам. Попытаться-то попытались, но не смогли пробиться сквозь плотный зенитный огонь и выпустили реактивные снаряды по не ожидающим такой наглости линкорам. Не то чтобы реактивные снаряды относительно небольшого калибра могли причинить заметный вред броненосным исполинам, но пожаров добавилось, жертв тоже, пару зенитных установок вышибло взрывами за борт, да и вообще атака самолетов подействовала на американцев деморализующе.