Она мысленно составляет из всех своих обидчиков гигантского борца сумо и снова и снова бьет его в большой отвислый живот.
– Ха! – кричит Вероника вместе со всей группой и в прыжке ударяет его ногой, а потом остервенело бьет по шее ребром ладони.
Борец сумо вздрагивает, но не падает.
По пути домой, продолжая отдуваться после интенсивных физических упражнений, Вероника слушает по радио интервью с психологом-криминалистом, который разъясняет разницу между серийными убийцами – мужчинами и женщинами.
Вероника прибавляет громкость. Ее интересуют убийства.
«Мужчины выслеживают, а женщины завлекают», – говорит психолог.
«Значит, мы завлекаем жертву своими неотразимыми уловками?» – игриво спрашивает женщина-интервьюер.
«Можно выразиться и так, – говорит психолог, очевидно довольный тем, что эта дура с ним кокетничает. – Теперь еще одна особенность: женщины, как правило, выбирают в качестве жертвы хорошо знакомого им человека».
«Ага! Будьте бдительны, дорогие радиослушатели! – вставляет журналистка. – Присмотритесь повнимательнее к своим женам и подругам!»
Вероника орет на нее:
– Заткнись, тупая овца! Дай послушать умного человека!
«Наиболее распространенный, чисто женский способ убийства – отравление», – продолжает психолог.
«Ах, я приготовила тебе чудесный ужин, дорогой!» – сдерживая смех, говорит журналистка.
Вероника наносит приемнику хук слева и сильно ударяет руку. Вот черт!
Она выключает радио и, скрежеща тормозами, подъезжает к светофору, на котором зажегся красный свет. Вероника ненавидит этот перекресток. Светофор явно неисправен. Только посмотрите, какая вопиющая несправедливость! Пока она здесь торчит, придуркам, поворачивающим направо, на Кондамин-стрит, уже дважды давали зеленый свет! Она, между прочим, писала об этом в местный совет. Наверное, надо самой сходить туда и лично разобраться с бюрократами, которые там сидят.
Впоследствии Вероника была поражена тем, насколько причудливо работает человеческий мозг. В то время как она сосредоточенно размышляла над проблемой неисправного светофора, ее подсознание, оказывается, обдумывало, с учетом только что полученной по радио информации, тему убийства. А потом – раз и подкинуло ей ясную, точную, четко сформулированную мысль. Можно, конечно, назвать это внезапной вспышкой озарения, хотя сейчас Вероника склоняется к тому, что всегда знала это, где-то на подсознательном уровне. Она интуитивно догадывалась, как все было на самом деле, еще будучи ребенком, когда впервые услышала (ЯВНО ВЫДУМАННУЮ!) историю про Элис и Джека.
Почти наверняка тетя Конни была убийцей.
Ну разумеется: Элис и Джек не просто исчезли. Их убили. Возможно, отравили ядом, коварно сбрызнув им тосты с корицей!
Вероника улыбается, не замечая того, что на светофоре зажегся зеленый свет и водитель сзади настойчиво сигналит.
Глава 27
Хочу, чтобы ровно в полночь Роза и Энигма развеяли мой прах со смотровой площадки Кингфишер. И вовсе не обязательно, чтобы их сопровождал кто-нибудь из молодых: уверена, что они прекрасно справятся и сами. Потом они должны выпить хорошего шампанского (можно взять то, которое я выиграла в лотерею, когда мы ходили в «Наследие») и закусить моими пирожками с корицей и грушей. Пирожки в морозильнике. Их надо разморозить и на 20 минут поставить в духовку. Когда Роза с Энигмой поднимутся на вершину, пирожки еще будут теплыми.
P. S. Девочки, когда будете развеивать мой прах, не подходите слишком близко к краю, а не то соединитесь со мной раньше времени.
– Это будет ее последнее полуночное пиршество на Кингфишер, – говорит Роза. – Помню, как мы ходили туда в первый раз. Мне тогда только-только исполнилось тринадцать.
– Для вас, ночных сов, это вполне подходит, – отвечает Энигма. – Лично я в полночь предпочитаю спать. Помню, как вы затащили меня туда, когда мне исполнилось тринадцать. Я просто засыпала на ходу.
– Чепуха. Тебе там очень понравилось, – возражает Роза.
– Ну конечно понравилось. Господи ты боже мой, что взять с неразумного ребенка, – вздыхает Энигма. – Но теперь я слишком стара для полуночных прогулок. Долго ты еще будешь ковыряться?
Роза почти закончила: она рисует на щеках Энигмы серебряную луну и звезды. Идентичный рисунок красуется и на ее собственном лице. Это была любимая картинка Конни. Она выбрала ее для своего пятидесятилетия и надела в тон ей синее платье с серебряной отделкой. Роза тогда также разрисовала лоб Джимми, изобразив там красочный восход. Она помнит, как Конни сидела на коленях у мужа, прижимаясь щекой к его щеке: «Противоположности по-прежнему сходятся! Даже сейчас, когда мы похожи на ископаемых!» На самом деле они были необыкновенно молоды, с удивлением понимает Роза, которая в то время считала их всех ужасно старыми.
– Раньше ты была более проворной, – проворчала Энигма.
– Раньше ты была более терпеливой.
Обмакнув кисточку в темно-синюю краску, Роза замечает, как дрожит у нее рука. Каждый день Розу неизменно расстраивает то, что тело перестает ее слушаться.
– Даже если и не получится идеально, то ничего страшного, – недовольно замечает Энигма. Она сидит напротив Розы, слегка запрокинув лицо и зажав в пальцах очки. – Все равно нас никто нас не увидит!
– Сиди спокойно и не испытывай мое терпение! – Роза говорит тем же строгим тоном, каким они с Конни разговаривали с Энигмой в детстве, когда та озорничала. Они подражали ворчливому тону собственной матери.
Энигма опускает голову и слегка выпячивает нижнюю губу. Роза поворачивается, чтобы обменяться глубокомысленным взглядом с Конни, и снова, в который уже раз, вспоминает, что сестры больше нет. Она никогда к этому не привыкнет. Каждый день она будет забывать и вспоминать, забывать и вспоминать.
Роза легкими мазками наносит серебряную краску в глубокие борозды морщин на щеках Энигмы. Когда она была маленькой девочкой, у нее была такая упругая и бархатистая кожа, что ее хотелось поцеловать.
– Давно ли ты была малышкой. Мы с Конни, бывало, всегда целовали тебя в затылок, – говорит она Энигме. – Мы осыпали тебя поцелуями. Ты помнишь это?
В ответ Энигма бубнит что-то невразумительное, но Роза чувствует, что ее лицо под кисточкой смягчается.
Когда Роза наконец заканчивает и они готовы идти, оказывается, что прах Конни исчез. Женщины злятся и ругают друг друга, но тут Энигма вспоминает, что поставила контейнер в холодильник.
– В холодильник? – переспрашивает Роза. – Ты думаешь, прах прокиснет?
– Понимаю, это звучит глупо, – оправдывается Энигма. Луна и звезды на лице придают ей проказливый вид. – Но я всегда на всякий случай убираю все в холодильник!
– Представляю, что сказала бы Конни!
