– Я сделала ошибку, большую ошибку, что побежала к Елене Ниловне. – Надя в несколько глотков осушила бокал. Она говорила теперь заметно быстрее. – Я испугалась и сказала ей, что хочу прекратить сотрудничество с Дирком. И…
Она бросила взгляд на дверь, Александра перехватила его:
– И с Эльком, так? Я никому ничего не скажу, можешь быть уверена.
– Ах, я уверена в тебе, но знаешь, люди так ужасно меняются… – Надя схватила ее руку и какоето время не отпускала. – Да, меня напугали, сильно напугали. До тех пор, пока я не задавала вопросов, все шло хорошо, мне позволяли зарабатывать, все было на доверии. А тут… Я просто не придумала ничего другого, как обратиться к Стоговски. Потеряла голову. А уж она наложила на меня лапу… Все, что она разрешила мне в тот день, – сделать один звонок домой, сестре, причем сидела рядом в своей коляске и слушала каждое слово. И еще разрешила написать тебе письмо. Относила его в отель уже не я. Старуха отдала письмо горничной, той, здоровенной, смуглой…
– Рите, – машинально уточнила Александра. – Стоговски прочитала твою записку?
– Да, но было видно, что старая ведьма ничего не поняла! – злорадно, с ненавистью произнесла Надя. – Она вся скривилась, будто лимон съела. Я сказала ей, что ты просила рекомендовать тебе дешевый отель, чтобы жить какое-то время, может быть, длительное. Я даже не знала, отнесли ли мое письмо в отель. Не могла это проверить, только надеялась. Не знаю, поняла ли она, что такого отеля нет в Амстердаме. Но я рассчитывала, что если они заманят и тебя, ты догадаешься, как попалась я. И ты ведь догадалась!
– Да! – Александра, как наяву, видела перед собой надпись на серой стене дома. – Я чуть с ума не сошла, когда это увидела. А им было невдомек, они даже не замечали надпись. Это разница во взглядах – туриста и местного жителя.
– Я надеялась, что не зря пропала, что хоть тебя спасу! Эльк говорил о тебе с Дирком, я как-то слышала. Им нужен был русский эксперт с хорошей репутацией. Если бы избавились от меня, взялись бы за тебя! Ты бы тоже получила очень заманчивое предложение о работе. И ты ведь согласилась бы?
– Разумеется, – с убеждением ответила художница. – Разве я стала бы во все заранее вникать? Времена тяжелые. Соблазн велик… А потом оказалась бы перед фактом…
– И я согласилась! – пробормотала Надя. Язык у нее начинал заплетаться. – Я в тот день думала о смерти… Я видела ее наяву, близко! Очень близко!
Надя сжала пальцы на запястье подруги, сильно, неосознанно. «Останутся синяки!» – мельком подумала художница.
– Так отчего же умер Петер Моол? – спросила она.
– Яд, – просто ответила Надя. – Я бы не узнала, ведь никто так и не узнал, но его внучка проговорилась. Довольно эксцентричная девица. Она напилась в день смерти деда и выболтала при мне все. Я как раз была у Моолов… Девчонку после этого сразу отвезли очухаться в психушку, а мне пообещали кое-что такое, после чего я удрала к Стоговски. Ну а та повела свою игру. Я была тогда вне себя. Рассказала ей все, про аукцион, про «Детей садовника», про остальные серии…
– Ты сумасшедшая, – с глубокой убежденностью заметила Александра.
– Да-да! – Надя уже была изрядно пьяна. Ее взгляд остекленел. – Знаю твои принципы на этот счет! Интересы клиента, тайна вклада, несмотря ни на что, и все такое. Ты не хуже меня знаешь, что эта благородная песня насчет честной торговли – только песня. Я же сама всегда говорила, что не грех обманывать богатого коллекционера, который желает быть обманутым. Это просто отток лишних денег. Пусть покупают своих фальшивых Рембрандтов… помоечных Рубенсов… И Франсов Хальсов тоже…
Она потянулась за наполовину опустевшей бутылкой, но Александра поторопилась ее отодвинуть:
– Не пей больше. Что было после того, как ты написала письмо?
– Стоговски меня спрятала, – с безнадежным видом проводив взглядом бутылку, ответила та. – Отправила к своим родственникам в Хаарлем. У нее родня повсюду, и все боятся этой мумии хуже самой смерти. Я сама чуть не стала мумией, не жила и не умирала, можно сказать. Копошилась в какой-то крошечной древней лавчонке, куда никогда никто не заходил. За мной все время следили. Да я и сама ничего не предпринимала – после того как я запачкалась в этих экспертизах, закон в любом случае был бы не на моей стороне. И вот – аукцион у Бертельсманна. Меня внезапно вызвали в Амстердам. Привезли к Стоговски. Она ждала гостей. Рита засунула меня на чердак. Я ждала там, сама не знала чего. Мне казалось, что меня могут убить. Откуда-то появилось четкое сознание, что это мой последний вечер! Что так я и умру среди этих корзинок и коробок, как… моль!
Она истерично рассмеялась, и тут же ее лицо стало серьезным:
– Когда гости разошлись, меня проводили вниз. Кроме Стоговски, я увидела Элька и Дирка. С ними был и Тидеман.
– Так… – словно во сне проговорила Александра. – Чего они хотели от тебя?
– Дирк и Тидеман хотели бы, конечно, чтобы я исчезла навсегда. Свою задачу я уже выполнила. А вот Стоговски хотела, чтобы ей выплатили долю со сделки, раз уж у нее все карты на руках. Или грозилась заложить их. Грубый шантаж, но она не гнушается ничем! Ведь уже такая древняя, а по-прежнему обожает деньги… Потому и умереть никак не может!
Надя закивала, словно чрезвычайно вдохновленная своей догадкой:
– Да, такие живут вечно, потому что завидуют и хапают чужое! Никто, никто не ожидал такого ошеломляющего успеха «Детей садовника». Чего ты хочешь, ведь там стояло и мое заключение тоже, а я… Я всегда лучше всех разбиралась в фарфоре!
– Оставь шутки на потом! – в сердцах попросила Александра. – И пить я тебе больше не дам!
Обернувшись к стойке, она громко попросила кофе, подняв два пальца. Заскучавшая хозяйка встрепенулась, кивнула и принялась молоть зерна ручной скрипучей мельничкой, прижав ее к высокой груди, обтянутой вязаной кофтой.
– Как приятно снова посмотреть на тебя, – вздохнула Надя. – Хотя ты мной и командуешь. Не сердись, что я много выпила, пойми, мне нужна разрядка… Я пережила страшный стресс. Стоговски предъявила меня этим троим и заявила, что если ей не заплатят, я все расскажу в полиции. Представляешь… Она же практически меня убила! В этот миг я ощущала себя покойницей… Если бы ты видела, как смотрел на меня Моол… А Тидеман! Старик рвал и метал. Он визжал, что ничего ей платить не будет, что его доля и так меньше всех, и даже сказал, что сам заявит в полицию, только бы испортить ей всю игру.
– Он так и сказал?
– Так и сказал, и причем не только это… Но я не все поняла, что они говорили друг другу, у меня ведь по-голландски несколько слов… – Надя потерла лоб, морщась, словно от головной боли. – Не смотри на меня так, Саша, не смотри. Знаю, ты будешь меня осуждать, но другой работы на тот миг не было… И потом, есть такая ужасная вещь, как личные отношения.
– Личные отношения?
– Ну да. Увлекаешься человеком, легче соглашаешься на все, что он тебе предлагает… Сперва говоришь «да», потом думаешь, чем все обойдется. А если у него еще и семья, то прибавляется чувство вины. Тут сложная тема… Не надо в это вникать.
