Антиквар с Де Лоир также взглянул на права, замер на миг и быстро заговорил по-голландски, то кивая на Александру, то указывая в сторону Эммаплейн. Инспектор с напарником слушали его, не перебивая. Оборвав речь на полуслове, Эльк обернулся к женщине:
– Плохо! Теперь тебе придется задержаться до завтра… Они настаивают.
– Что с ней случилось? – Александра не сводила взгляда с запертых дверец черного фургончика, за которыми, как она подозревала, находились носилки с телом. Ее била крупная дрожь, руки и ноги заледенели, больше всего на свете хотелось погрузиться в горячую ванну. – Как она оказалась в парке? Она ведь тоже шла на вечер к Стоговски!
– Потом, потом, – бормотал Эльк, мягко, но настойчиво увлекая ее в сторону. Отведя женщину на такое расстояние от полицейских, что слышать их те уже не могли, он тихо заговорил. Александра была так ошеломлена, что до нее не сразу дошел смысл его слов. Поняв наконец, она нахмурилась:
– Я ничего не должна говорить о Барбаре? Но почему?
– Да потому что они тебя задержат! Неизвестно насколько! – У Элька от волнения побелели губы, он нервно морщился, поглядывая в сторону полицейской машины. – И что ты им хочешь рассказать? Что она шла к Стоговски? Я сам скажу. Что еще? Всю историю вашего знакомства? Ты представляешь вообще, к чему это может привести?
– Боже мой, – прошептала женщина. – В это невозможно поверить. Зачем она свернула в парк? Что с ней случилось?! Как она оказалась в канале?
– Вечером в парке с одинокой женщиной может случиться что угодно. – Эльк снова бросил быстрый взгляд в сторону полицейских. Те вполголоса совещались, также поглядывая в их сторону. Лиз де Бак, не примыкая ни к той, ни к другой группе, стояла чуть в стороне неподвижно, зябко стянув на груди полы расстегнутого пальто. – Да, это безопасный район. На моей памяти ничего здесь не случалось. Но видно, времена изменились…
Александра приложила ладонь ко лбу:
– Ужасно кружится голова. Значит, я никуда этим вечером не лечу…
– Боюсь, ты останешься в городе до завтра как минимум. – Эльк с тревогой вглядывался ей в лицо. – Видела бы ты себя… Надо что-то принять, не знаю, аспирин, может быть… И лечь в постель.
– Какой аспирин! – устало бросила Александра. – И какой смысл ложиться, все равно не усну. Мы обязательно должны тут стоять, пока они разговаривают?
Она указала взглядом на полицейских. Эльк покачал головой:
– Да нет, конечно. Мы же не задержаны. Потом с нами свяжутся. Я сейчас скажу им пару слов. Все будет нормально!
Последнее заявление так резануло слух Александры, что у нее даже прекратилась головная боль. Она вопросительно взглянула на мужчину:
– Нормально? Я завидую твоему чувству юмора!
Эльк не преувеличивал: ему и в самом деле пришлось обменяться с полицейскими всего парой фраз. Он предъявил свои документы, что-то записал в телефоне, кивнул, довольно небрежно, не глядя, салютовал инспектору резко поднятой рукой и вернулся к Александре:
– Можем идти. Завтра утром, в десять, надо явиться в управление, но это формальность. Я за тобой заеду. Предлагаю закончить вечер как-то позитивно. Сходим куда-нибудь? Или на катере покатаемся?
– О чем ты, Эльк… – еле смогла выговорить Александра.
Тем временем служебные машины одна за другой отъехали от ворот парка. Теперь ничто не нарушало обычного сонного покоя Конингслаан. Сонно сияли жемчужные фонари, неторопливо стрекотали велосипеды, иногда медленно проезжала дорогая машина. Над домом британского консула слабо покачивался вывешенный на флагштоке «Юнион Джек», что означало – консул сейчас в городе. Подошла наконец Лиз де Бак, которой на прощание также пришлось обменяться несколькими словами с инспектором.
– Кошмар! – резюмировала женщина, поднимая широкий, мужской подбородок. Ее голубые глаза при этом смотрели спокойно, нельзя было прочесть никаких особенных эмоций и во взгляде Элька. – Предлагаю пойти ко мне, пропустить по рюмочке вишневки. Впервые в нашем районе такое происшествие! Времена меняются к худшему.
– Я только что говорил то же самое, – любезно заметил Эльк. – Ну что, Саша?
– Я не могу сейчас ничего пить, – не слишком вежливо ответила Александра. – Я себя ужасно чувствую. Пожалуй, мне надо пройтись…
– Как хотите! – после краткой запинки ответила Лиз. По всей видимости, она немного обиделась, хотя взгляд ее остался открытым, дружелюбным, а в голосе звучало сочувствие. – Я поняла, что вы ее знали? Ужасно. Я, к счастью, нет…
– Мы прогуляемся. – Эльк, не спрашивая согласия Александры, потянул ее в сторону Эммаплейн, прочь от ворот парка. – Спасибо, мевроу… Надеюсь, встретимся при более приятных обстоятельствах!
Лиз благожелательно кивнула и направилась к своему особняку, окна которого уютно светились в сумерках. Темными оставались только окна верхних этажей. Александра взглянула на них, обернувшись, и поняла, что ей вовсе не хочется возвращаться под гостеприимный кров Лиз де Бак. Ей так безмятежно спалось этой ночью, так тихо было в парке за окном, калориферы источали дремотное тепло, и даже часы тикали осторожно, словно боялись ее потревожить… «А под самыми моими окнами, в канале, лежал труп Вари!»
Александра испытывала острое чувство вины перед покойной, хотя не причинила ей никакого вреда за всю историю знакомства. Теперь она винила себя за то, что плохо думала о Варваре, критиковала ее манеры и вкусы, беспощадно высмеивала ее недостатки. «Пусть только про себя, но все же…»
– Это убийство? – обратилась она к Эльку.
Он, продолжая поддерживать свою спутницу под локоть, мягко, но настойчиво вел ее в сторону площади. Вдали промелькнул сине-белый трамвай, идущий в центр с окраины. Из глубины квартала донесся колокольный звон – в церкви начиналась вечерняя служба. Из булочной на углу вышла пожилая женщина, осторожно прижимавшая к груди бумажный пакет с покупками. За ней из распахнутой двери вырвалась дурманящая горячая волна сладких ароматов кофе и ванили. Женщина пошла навстречу Эльку и Александре, тихонько напевая себе под нос. Поравнявшись с ними, она неожиданно заговорщицки улыбнулась – тепло и обезоруживающе, как умеют улыбаться только амстердамцы, неизвестно почему вообразившие, что они проникли в вашу сердечную тайну. Александра с изумлением почувствовала ответную улыбку на своих губах. Только что она говорила о смерти, и казалось, еще долго не сможет улыбаться, но вот – случайный привет незнакомого человека вернул ей эту способность. Художница в очередной раз поразилась тому, как странно все переплетено в этом городе, полностью подчиняющем людей своей двусмысленной магией. Женщина с пакетом прошла мимо, дверь булочной, звякнув колокольчиком, медленно закрылась. Внезапно налетевший порыв ветра грубо смял заледеневшие желтые нарциссы, стынущие на перекрестке в деревянном ящике с землей. Эльк шумно вздохнул.
– Это убийство? – повторила Александра. – Что тебе сказали?
– Ничего. Завтра, надеюсь, узнаем больше, – ответил мужчина, сохраняя фаталистическое спокойствие. – Хотя я не горю желанием услышать подробности. Она, наверное, пошла к Стоговски после аукциона пешком, выбрала дорогу через парк. Решила подышать воздухом…
