С тех пор прошло два года. Эльк регулярно писал, как они и договорились в тот вечер, присылал снимки наиболее интересных экземпляров, которыми пополнялась его коллекция. Порой Александра продавала их и получала комиссионные. Эльк торговал честно, и ни разу не возникла потребность в возврате присланной вещи. Александра обязательно получала от него поздравления на Рождество и на Пасху (по католическому календарю), а также на свой день рождения. Все общение шло в самом обыденном ключе и было полно здравого смысла. Они приносили друг другу пользу, каждый относился к партнеру с уважением и симпатией. И все же Александра не забывала той минуты на набережной, когда взгляд сидевшего напротив мужчины вдруг сделался странным, одновременно непроницаемым и очень красноречивым. Каждый раз, видя в почте письмо от Элька, художница ощущала словно укол булавкой в области сердца. И хотя Александра знала, что в письме содержится очередное деловое предложение или поздравление и ничего иного там быть не может, она каждый раз медлила его открывать.
…И вот Эльк стоял в нескольких шагах от нее, продолжая протирать очки, щурясь и пытаясь рассмотреть лица посетительниц. Александра не выдержала и рассмеялась в голос. Мужчина замер, затем торопливо нацепил очки и вскрикнул:
– Вот так-так!
Они пошли навстречу друг другу, протягивая руки для пожатия, но в последний момент антиквар обнял Александру и крепко расцеловал в обе щеки. Затем отстранился, поправляя на переносице очки:
– Это действительно ты!
– Сама не верю, что я здесь!
Художница смеялась, поражаясь тому, насколько рада видеть этого человека. Все черное, тяжелое и гнетущее, что было у нее на сердце в последнее время, внезапно исчезло. И дело было вовсе не в том, что она строила какие-то далеко идущие планы, связанные с часовщиком с Де Лоир. Александра еще два с половиной года назад, после того памятного вечера, твердо решила, что их отношения будут деловыми, дружескими и больше никакими. Слишком страшный шрам оставил на ее жизни первый роман, еще питерской поры – роман с женатым мужчиной, преподавателем Академии художеств, где она училась. И хотя взгляд Элька, в котором она, с его ведома или без, прочитала так много, не стерся в ее памяти, она хранила его без всякой корыстной цели. Так хранят засушенный цветок, камешки с моря или театральный билет.
Тем временем улыбающийся Эльк взглянул на Варвару, которая с кислым лицом драпировалась в палантин, делая вид, что разглядывает что-то на набережной через стекло витрины. Его улыбка погасла, на губах осталась только ее тень. Эльк поздоровался, любезно и безлично. Варвара едва кивнула, всем видом выражая нетерпение и недовольство.
– Ну, мы должны спешить! – бросила она Александре. – Я бы поехала на велосипеде, но ты… Можно, правда, и на трамвае.
Она демонстративно говорила по-русски, подчеркивая тем самым, что информация приватная и касается только их двоих. Александра так же демонстративно ответила по-английски – на этом языке они общались с Эльком:
– В самом деле, почему бы и не на трамвае? Мы едем на аукцион к Бертельсманну, Эльк! Ты как, не собирался туда?
– Собственно, нет… – Он задумчиво провел кончиками пальцев по отсыревшей пряди русых волос, упавшей на лоб. Откинул волосы назад и вопросительно взглянул на Александру: – Ты надолго приехала?
– Боюсь, совсем ненадолго… Может быть, до завтра. И по правде сказать, я тут случайно.
Эльк расстроился так искренне, что сыграть это было невозможно. Александра вновь ощутила горячий укол в сердце. Она с ужасом поняла, что ей очень приятно видеть, как расстраивается из-за ее быстрого отъезда этот мужчина.
– А вы не будете против, если я пойду с вами? – теперь Эльк обращался одновременно к обеим женщинам. – Я не помешаю?
– Аукцион – общественное место, менеер!
[5]
– отрезала на этот раз по-английски Варвара. Пятнами покрылась не только ее шея, но и все лицо, до границы с волосами.
Она была в бешенстве, которое пока приходилось сдерживать. – Вход, правда, платный.
– Думаю, я справлюсь с этим расходом, мевроу! – с преувеличенной любезностью ответил Эльк, и, услышав металл, звякнувший в его голосе, Александра с удивлением поняла, что он умеет злиться.
Художница впервые видела этих людей вместе. В прошлый приезд, встречаясь с Эльком, она успешно избегала контактов с Варварой, а общаясь с бывшей соотечественницей, не пересекалась с владельцем часового магазина. Лишь легкая мимическая судорога, пробежавшая тогда по лицу Элька при упоминании имени Варвары, позволила сделать вывод, что он ее недолюбливает. Варвара же, узнав о том, что Александра установила на Де Лоир новый деловой контакт, презрительно бросила:
– А, этот хромой… Ничтожество. Не понимаю, как он своими часами торгует, он же слепой практически! Однажды навернется на велике в канал, помяни мое слово!
Впрочем, удивляться такому настрою не приходилось. Антиквары, как давно заметила Александра, дружили крайне редко. Их отношения часто носили характер хорошо замаскированной ревности, как у грибников, собирающих грибы в одной роще.
– Ну хорошо, давайте поторапливаться! – Варвара первая направилась к выходу. – Нас никто ждать не будет. Я предлагаю пойти пешком. Тут всего-то ничего…
– Подожди! – воскликнула Александра, с помощью Элька надевавшая на ходу свою куртку. – Тут же одна минута до автобусной остановки, там сядем на прямой автобус до Центральной станции…
– Я хочу пройтись! – отрезала Варвара и вышла, хлопнув дверью. Колокольчик оскорбленно взвизгнул.
Эльк открыл дверь перед Александрой и, придержав ее, вышел последним. Оказавшись на набережной, они увидели уже только спину Варвары, которая независимо удалялась в сторону центра по Лоирсграхт. Им ничего не оставалось, как двинуться следом.
Погода вновь переменилась. Небо затянула тонкая серая пелена, ветхая, как истлевшая в сундуке кисея. Тут и там в разрывах облаков синело небо. Дул сильный ветер, яростно обрывавший последнюю желтую листву с деревьев на набережной.
Эльк взял было Александру под руку, но тут же отпустил. Спустя минуту художница поняла причину этого неловкого маневра – сегодня Эльк особенно сильно прихрамывал и явно не хотел виснуть у нее на локте. Поняла она также и всю подлость тактического хода, совершенного Варварой. Зная, что ненавидимый ею сосед по рынку хромает и без велосипеда передвигается с трудом, она затеяла прогулку протяженностью километра на полтора. Это была хотя и небольшая, но ощутимая, причем физически, месть.
– Я бы все-таки поехала на автобусе, – заявила Александра.
– Если ты думаешь, что мне трудно идти… – Эльк усмехнулся, обматывая вокруг шеи серый шарф грубой домашней вязки. – Совсем нет. Зимой я всегда сильнее хромаю, не обращай внимания. Знаешь, я постоянно о тебе вспоминал…
– Я тоже! – вырвалось у художницы.
