«Ты-то зато никому никогда не веришь, за всех сама думаешь и решаешь, кто что про кого говорил!» Александра все явственнее чувствовала, как растет раздражение, которое всегда вызывала в ней эта женщина. И то, что Варвара неизменно была с ней приветлива, ничего не меняло. Александра помнила старое правило, никогда ее не подводившее: «Если кто-то сплетничает с тобой о других, значит, он сплетничает с кем-то и о тебе. Для сплетника нет запретных тем и неприкосновенных людей. А тот, кто никому не верит, – сам лжец!»
– Так мы сейчас обедаем вместе! – не терпящим возражений тоном произнесла Варвара. – Живот подвело уже, а от кофе тошнит. А потом – к Бертельсманну. Познакомлю тебя с одним нужным человеком, он там будет обязательно. Даст заработать, сто процентов! Ты отсюда потом куда? В Европу или в Москву?
– Домой. – Александра вернула пустую кружку и поднялась. У нее голова шла кругом не столько от нескончаемой болтовни собеседницы, сколько от разочарования. – Завтра же утром. И мне еще нужно…
Но хозяйка магазина не желала знать, что нужно Александре. Как всегда, ей было совершенно все равно, какие планы строит собеседник. Она предлагала свою программу действий, а если ей сопротивлялись, устраивала самую настоящую истерику, такую громкую и постыдную, что жертва или сбегала, или в ужасе сдавалась.
– Идем-идем. – Варвара заперла термос и кружку в шкаф, мельком заглянула в зеркало на туалетном столике, скорчила гримасу своему отражению. – Сейчас на секунду заглянем в бюро, я отчитаюсь, что ушла. Вдруг какой-нибудь идиот сюда заглянет, они мне сразу перезвонят. Нет, никого сегодня не будет, я чувствую!
Александра покорно пошла за нею, не чувствуя в себе сил для борьбы. Да и какой смысл бороться? Больше во всем Амстердаме не было ни одного человека, у которого она могла что-нибудь узнать о Надежде. Диана и Юрий даже не подозревали о ее существовании, а Надежда знала о них лишь со слов Александры. Другие, очень немногочисленные и большей частью случайные знакомые, которые были здесь у художницы, также никогда не контактировали с исчезнувшей антикваршей. Приятельницы как-то обсуждали свои деловые контакты в Нидерландах, и выяснилось, что точка пересечения у них всего одна – Барбара ван дер Мекк.
«Но могли быть и другие общие знакомые, которых мы не называли, забыли… Разве всех упомнишь?» Александра вновь миновала отдел кружев, винтажной одежды, украшений, посуды, церковной утвари. Продавец в очках все так же сидел в дальнем углу, сгорбившись над книгой. На этот раз он даже не поднял головы. «Похоже, я сегодня попаду на аукцион к Бертельсманну, хотя при моих скудных финансах это пустая трата времени… Зато встречу кого-нибудь, почти наверняка. Придется спрашивать о Наде всех знакомых подряд. К шести постараюсь оттуда удрать. «Отель «Толедо», номер 103 А»! Значит, Надя считала, что мне зачем-то пригодится эта информация? И я смогу ею воспользоваться в том куцем виде, в каком она ее оставила? Не написала больше ничего! Почему такая краткость? Спешила? Но хоть пару лишних слов успела бы черкнуть… Или… за ней наблюдали и она не хотела писать лишнее?!»
– Погоди минуту, никуда не удирай! – Варвара погрозила пальцем и скрылась в комнате, где располагалось бюро управляющего.
Александра отвернулась к витрине, тянувшейся вдоль узкого коридора, примыкающего к бюро. Здесь также теснились неизбежная бисквитная посуда, голубая, серая и лиловая, начищенная индийская латунь, тускло мерцающий мельхиор, пестрая перегородчатая эмаль – весь ширпотреб, примерно одной ценовой категории…
Александра рассеянно скользила взглядом с предмета на предмет, отмечая цифры на ценниках, внутренне сокрушаясь о том, что не сможет даже окупить расходы на поездку. Женщина уговаривала себя не расстраиваться. «Я сделала все что могла и даже больше, при моем-то нынешнем безденежье! В конце концов, Надя ведь сказала сестре по телефону, что ничего срочного в письме нет, я приехала только потому, что на сердце стало неспокойно… И в самом деле, в письме не только ничего срочного, там вообще ничего нет! И вот это меня пугает. Но что я могу сделать?! Я даже не знаю, нужна ли ей помощь!»
Появилась Варвара, раскрасневшаяся еще больше, недовольная.
– Честное слово, брошу эту лавочку! – заявила она Александре в ответ на вопрос, что случилось. – Мнят о себе слишком много, аренду дерут непомерную, стоит задержать оплату на день, как сразу начинаются разговоры за жизнь… А торговли нет совсем, никакой. Кризис. Муж говорит, что нужно это дело бросать. Мало мы работали, что ли? Пора на покой. Дочери уже сами зарабатывают, а нам с ним на жизнь хватит. Да, я тебя не спросила, как торговля в Москве?
– Примерно так же весело, – ответила Александра, следуя за Варварой к выходу. – Шевелимся кое-как…
– Везде одна и та же песня! – раздраженно бросила Варвара, обернувшись. – Ну, что глазеешь по сторонам? Здесь ничего нет. Все давно перекуплено по десять раз, цены видела? Но я тебя сведу после обеда с золотым человеком, там, на аукционе. Хоть дорогу окупишь! А про Наденьку забудь, это пустой номер и очень плохой партнер! Я слышала о ней такие отзывы…
– От кого, когда? – насторожилась Александра.
– Да я уже не помню. От нескольких людей сразу! – уклончиво ответила Варвара.
То была ее обычная манера – очернить человека, который чем-то ей не угодил, но наотрез отказаться сообщить конкретный источник негативной информации. Александра сталкивалась с этим явлением не раз и была уверена, что все эти выпады основаны только на фантазиях самой Варвары. Как большинство людей, страдающих истерией, ее бывшая соотечественница испытывала страдания, когда хвалили не ее, говорили не о ней, интересовались кем-то другим. Компенсировала она эту инфантильно понятую «несправедливость» также по-детски, выдумывая самые ужасные истории про своих ближних и не очень заботясь об их достоверности.
Заведение, куда привела ее Варвара, находилось через несколько домов от входа на Де Лоир, на набережной грахта. Это была типичная для центра Амстердама пивная: маленький зал с тремя длинными деревянными столами, крутая лестница на второй этаж, еще более крутая, почти отвесная, лестница вниз, в подвал. Бело-голубой кафель на стенах, блестящие пивные краны, скопище старого забавного хлама на полке под самым потолком – там были выставлены детские игрушки, коробки из-под чая, подсвечники с оплывшими свечами, глиняные кружки. Вероятно, в сезон здесь всегда толклись туристы, свернувшие на канал с Мархнихстраат. Сейчас, в начале декабря, в пивной было пусто.
Варвара поздоровалась с барменом за руку, как со старым знакомым. Крепкий краснолицый мужчина с ежиком седых волос над низким лбом приветливо улыбался, показывая прокуренные зубы, выслушивая то, что быстро говорила ему Варвара, делавшая заказ. Александра, едва знавшая по-голландски приветственное hallo
[1]
и благодарственное bedankt,
[2]
гладила толстую черно-белую кошку, тут же подкравшуюся к ней под столом. Кошка сыто жмурилась, закатывая узкие зеленые глаза, на ее ошейнике позвякивал латунный бубенчик.
