Если вы считаете, что жизнь стоит того, чтобы жить, значит, так оно и есть. Если вы считаете себя толстым, то вы действительно таковы. Ну а если вы достаточно долго и крепко верите в реальность кого-то умозрительного, то в это поверит и он…
Крис терпеливо ждала моего ответа, но в конце концов не выдержала и пихнула меня в ребра:
– Ну?
– Ай!
– Извини. Но… что? Не сиди как пень. Скажи хоть что-нибудь!
Я подался вперед и приоткрыл окошечко в кабину водителя:
– Сколько там у нас еще осталось?
Таксист поглядел на счетчик:
– Примерно пять баксов.
– Гони в Челси, – сказал я.
Вскоре я уже держался за перильца возле ступенек, в то время как Кристина в нерешительности стояла возле двери:
– Джон, а ведь два часа ночи.
– Жми давай!
Она коротким движением надавила на кнопку звонка в надежде, что его услышат те, кто бодрствует, но не услышат те, кто спит.
Поначалу ничего не происходило. Но вот стало слышно, как кто-то медленно спускается по подъездной лестнице. Затем пауза, а после нее звук снимаемой цепочки и отодвигаемого засова. Дверь отворилась.
На пороге в нимбе желтоватого света предстал отец Джефферс. Он неторопливо оглядел меня сверху вниз:
– Господи, что с вами?
– Не что, – уточнил я, – а кто.
Глава 48
За следующий час произошли три вещи. Во-первых, в меня влили три чашки крепкого кофе, что пошло мне на пользу. Во-вторых, я оглядел себя в зеркале, что на пользу мне не пошло. Мне почему-то казалось, что Кристина и Джефферс в своих тревожных оценках склонны к преувеличению, но уже беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы определить: я побывал в потасовке, которая закончилась явно не в мою пользу. Несколько швов от пореза под левой скулой, остальное – синяки и ссадины. На должности, связанные с пиаром, а также в детские учреждения меня в таком виде точно бы не взяли, ну а так в целом я видел случаи и похуже, так что жить можно. А кофе и горсть болеутолителей из аптечки священника сделали мое существование более-менее сносным.
В-третьих, Кристина рассказала священнику то, что рассказала мне, а я пририсовал сюда другие события истекшей недели. Роберт слушал безучастно, как если бы, наверное, выслушивал унылое перечисление каким-нибудь прихожанином своих прегрешений – тягу к спиртному, постыдные мысли о заднице своего соседа, – за чем у пастора обычно следует незлобивое порицание и епитимья за отступление от общепринятых моральных норм. Лишь в какой-то момент он насторожился, когда Крис подтвердила, что нашим первым контактом была Лиззи.
– Вы точно уверены, что это именно она заинтересовалась вашей подругой? – спросил он у нее.
– Да, – ответил я. – Я уже приводил вам этот эпизод, когда нечаянно прервал ваши музыкальные экзерсисы. Но у него была еще и предыстория.
– Что за предыстория? Сколько она длилась?
– Точно не помню, – сказал я. – Но счет идет, во всяком случае, на недели. Как раз это и выбивало Кэтрин из колеи. Так что она, судя по всему, тоже считает, что начало у всего этого довольно давнее.
Удивления у Джефферса это не вызвало. Мы сейчас сидели в его кабинете, мутновато освещенном двумя лампами. По общему настоянию я занял удобное кресло, а отец Роберт и Кристина ютились на двух деревянных стульях.
– Слышать ваши слова мне довольно грустно, – вздохнул наконец священник. – То, что Лиззи снова начала ходить по пятам, – это шаг назад. Надо будет составить с ней на эту тему разговор.
Крис смотрела на него, как будто начиная делать какие-то выводы.
– Ладно, – кивнула она. – Но Лиззи не одна. Есть ведь и другие – Клаксон, например. И вообще все те, кто именует себя Ангелами. В том числе и Медж, друг Лиззи. А еще она упоминала какого-то Гользена.
– Да, я о нем наслышан, – натянуто усмехнулся Джефферс.
– А сколько там вообще всех этих людей? – спросила моя подруга.
– Я за последние три года повстречал с полсотни, ну а в целом их может быть и больше. Причем, подозреваю, намного больше. Кое с кем из них я пробовал работать.
– Каким, интересно, образом?
– Разрабатывал программу адаптации. Чтобы помочь им из их текущего состояния перейти во что-то более позитивное.
– Но кто они в принципе? – задал я новый вопрос. – Просто люди, что угнездились между щелей, – так, что ли?
– Нет, не так, – ответил он. – Это… сложнее, чем кажется. Вы можете просто не поверить.
– А вот вы нас проверьте, – подначила его Крис.
– Вы в самом деле хотите знать?
– Очень.
– Они мертвые.
Мы оба молча вперились в Роберта.
– Ну вот, я же говорил, – вздохнул он удрученно. – Одна из главных трудностей моей работы в том, что слово «мертвый» действует на людей пугающе.
– Очень уж это слово масштабное, – заметил я.
– Ну а вы как думали? Потому что сегодня оно означает глобальное изменение, произошедшее в мире. Раньше все обстояло по-иному. С теми, кто покинул этот мир, у людей была связь. Есть мнение, что человечество как вид сменило кочевой образ жизни на оседлый как раз потому, что мы начали предавать усопших земле: строить им жилища даже прежде, чем себе самим. Ну а если у вас с мертвыми поддерживается стойкий диалог, то вы не желаете от них отрешаться. И для обхода этой деликатной темы существовало понятие Царствия Небесного – некой бескрайней вечной обители там, наверху, откуда умершие могут сверху вниз милостиво на вас взирать везде, где б вы ни находились и куда бы ни держали путь. Тысячелетиями религии поддерживали в людях веру, что мертвые не уходят и остаются на связи. Но теперь наука громогласно заявляет, что, умирая, человек остается единственно в памяти, а сама память – это не более чем электрические импульсы в студенистом, уязвимом комке плоти весом два кило с небольшим. Так смерть, перестав быть связующим звеном, стала грандиозным разрывом. И чем глубже, чем больше эта расселина, тем ужасней она нам видится.
– Но какое отношение это имеет к Лиззи и ее друзьям?
– Они призраки, – просто ответил священник. – Люди, что умерли в городе, но никуда не ушли.
– Какой же Лиззи призрак, – вступилась за новую подругу Кристина, – если она вот она, здесь! И ее друзья тоже. Да мы с ними нынче два часа тырили по барам выпивку – и хоть бы что! А вы говорите…
– Никто не утверждает, что призраки не могут взаимодействовать с физическим миром, – заметил Джефферс. – Баек о том, как они проходят сквозь стены и самопроизвольно исчезают, не счесть, только вот сама способность исчезать связана с тем, замечают вас или нет. Это могут проделывать и вполне обычные люди. А кроме этих баек, есть еще истории с полтергейстами – духами, способными, пусть и неуклюже, манипулировать предметами, – а также про домовых и эльфов, что вытворяют в домах всякие шалости, и просто про привидения, что ледяными пальцами проводят вам сзади по шее.
