С Лидией происходило что-то иное. Она попросту выглядела старой и потерянной. Ей как будто до смерти надоело соблюдать и следовать тем многочисленным мелочам, из которых состоял ее уклад.
– Да ниче, – пожала она в ответ острыми плечами.
– Точно?
– Ну а че? – Она, закусив губу, поглядела через улицу. – Одно только скажу: я его не вижу.
– Кого?
– Да Фрэнки, кого еще?
– И давно?
– Пару дней. С той поры, как мы тогда с тобой ночью виделись.
– Может, просто полоса такая? – предположил я.
Бездомная с сомнением покачала головой:
– Да я и так его не каждый день видела. Не такой он был человек. Даже в то время, когда он… ближе ко мне держался. А сейчас чего-то надолго исчез.
– А отчего, как ты думаешь?
Лидия повела плечами, как птица крыльями. Я лишний раз отметил, какие они у нее костлявые. Фигура ее под наносом мусорного тряпья и так-то была похожа на птичью, а теперь она, похоже, убыла в весе даже в сравнении с этим.
– Может, я его наконец-таки отпугнула – добавила эта старая женщина.
Я подождал, давая ей возможность продолжить, но она этого делать не стала. От меня не укрылась ссылка на времена, когда Фрэнки якобы «держался к ней ближе». Прежде я никогда не слышал от нее намеков на то, что раньше отношения ее возлюбленного с подлунным миром сильно отличались от теперешнего.
– Ну а ты что-нибудь можешь с этим сделать? – спросил я.
– Как понять «сделать»?
– Ну, как-то его завлечь, чтобы он почаще появлялся.
Бездомная посмотрела на меня, как на распоследнего из идиотов, с какими ей только выпадало несчастье общаться.
– Ну а я, по-твоему, всю свою жизнь разве не на это положила?
– Да, и вправду… – рассмеялся я. – Извини.
– Он ведь все равно живой. Я знаю, тут все думают, что я чокнутая. Что его убили в том баре. Но этого не было. Да, понятно, были там парни, которые висели у него над душой. Он им был не по нутру. Потому и исчез. Н-да. Но он не умер. Ты хоть этому-то веришь?
– Лидия, ну раз ты мне это говоришь, значит, так оно и есть.
– Хм… Я тебе и еще кое-что скажу. Он был последним мужиком, с которым я делала это самое. А мне ох, нравилось этим заниматься! Я это дело и любила, и ох как умела! Ну а этому ты веришь?
Я изо всех сил сделал вид, что верю, а также, что это не самый пикантный вопрос, заданный мне из ее уст.
– Ты думаешь, я бы ждала, кабы он не был жив?
– Нет, конечно, – ответил я. – Тут и гадать нечего.
Старушка размашисто кивнула, и я увидел, что она плачет.
– Верно, язви тебя, – пробормотала она.
Я полез в карман и достал клочок бумаги. На одной стороне я черкнул пару строк, на другой – адрес:
– Лид, а ты в церковь хоть иногда захаживаешь?
– Я, в церковь? Да я и срать там рядом не сажусь! – отмахнулась она. – Бог – мудак.
– Понял. Только я там недавно повстречал одного парня. Он священник, но человек вроде как хороший.
– И че?
– Знаешь, иногда хорошо, когда есть с кем поговорить. С человеком, который не гонит тебя с ходу в ночлежку, не допытывается, когда ты последний раз мылась и принимала лекарства. Всякую такую фигню.
Лидия сощурилась на бумажку:
– Челси? Я там жила, когда-то давно. Влезла в квартиру к одному парню. В том краю тогда намного веселее было, это я тебе на чистом глазу говорю. Такое можно было увидеть! А сейчас все поменялось.
– Ну вот, ты уже раз шла по той дороге. Может, пройдешься еще раз.
– А он не будет меня шпынять, чтобы я на коленки падала и распиналась перед этим самым богом?
– Всяко может обернуться. Только думается мне, вы с ним друг друга стоите.
Моя собеседница осклабилась:
– А чего это ты тут со мной раскудахтался? У тебя че, больше дел никаких нет?
Перед тем как войти в ресторан, я оглянулся. Лидия как раз запихивала бумажонку в один из своих карманов. Месяца три назад я дал ей номер своего сотового, и она, помнится, запихала его в карман в такой же манере. Звонить она, понятное дело, не звонила, а бумажка, которой я ее сейчас снабдил, наверняка пролежит у нее еще и два, и пять, и десять лет, вплоть до того дня или ночи, пока его не извлечет на свет какой-нибудь ассенизатор, в печальные обязанности которого входит обшаривать одежду почивших в городских джунглях.
Но вышло все по-другому.
Переодевшись у себя в подсобке (белый верх – черный низ, по настоянию Марио), я вышел прямиком на «танцпол». Ресторан был уже полон – как и у бездомных, расписание будней и шатаний у туристов и оголодавших аборигенов довольно хаотичное, так что невозможно предугадать, насколько хлопотливой выдастся та или иная ночка – что, впрочем, не отвращает Марию от попыток это сделать (она считает, что наделена задатками ясновидения). Действует наша начальница на глазок – предсказания делает исключительно в полдень, изо дня в день, а затем на исходе ночи подбивает бабки. Этим она бессменно занимается уже пятнадцать лет – срок, согласитесь, немалый, но все равно недостаточный для досконального просмотра всех ее дотошных записей (хотя я бы на ее месте просто расспросил кота, что ошивается у мусорных баков на задворках ресторана: толку было бы наверняка больше).
К половине девятого Мария всплеснула руками и признала (как обычно), что неверно истолковала знаки. Народу в этот вечер набилось столько, что рабочая зона охватывала весь тротуар. У Кристины сегодня был кружок, так что я смело предполагал двухчасовое опоздание, а там как-то и вовсе думать о ней забыл, поскольку сегодня – о силы небесные! – Марио вдруг решил опробовать на танцполе своего Пауло.
Дело, надо сказать, не спорилось. Из-за расположения печи для пиццы, а также из-за нахождения разом в двух зданиях (так уж вышло исторически) у нашего ресторана довольно странная внутренняя форма. Есть большая центральная зона, которую охватывают две официантки, а также два крыла. Одно – вдоль окна справа: здесь управляюсь я, а рядом со мной Джимми, хват под шестьдесят, на своей должности состоящий чуть ли не с рождения, а может, еще и до него. Такого, как он, на официантском поприще не переплюнет ни один из ныне живущих. Второе крыло – слева, в тылу. Оно слывет в нашем «Адриатико» чем-то вроде пресловутой Камчатки и наполняется последним. Вот сюда-то и отрядили крутиться Пауло. Однако, когда его зона начала мало-помалу заполняться, стало ясно, что один он не справляется. Надо было что-то делать, причем незамедлительно.
Заручившись кивком Марио, я уступил передний край (с его более наваристыми чаевыми) Джимми, который один мог с лихвой справляться за двоих. Нерасторопного Пауло я перехватил у раздачи и известил, что его участком теперь заведую я. Облегчение бедолаги было таким осязаемым, что его можно было отдельно усадить в кресло и дать бокал вина. От Пауло я разузнал, какие из столиков нуждаются в скорейшем присмотре, и взялся умиротворять ждущую там публику криками на кухню: мол, а ну пошевеливайтесь, у вас тут клиенты чахнут от голода (ничего похожего, понятно, не происходило, просто клиентура иной раз начинает проявлять сволочизм, особенно если чует в официанте слабину). С четверть часа я был так всем этим заморочен, что совершенно не обращал внимания на столик в дальнем углу, где все вроде как обстояло должным образом, а значит, оттуда не поступало и тревожных сигналов.
