И вот прошлым вечером Райнхарт ее переступил.
И преподнес это с неким вызовом, от себя лично. Ну а когда все начинается в такой манере, то маловероятно, чтобы человек пошел на попятную. Тем более такой, как он. Не укрылось от Меджа и то, что Райнхарт при расставании вроде как прошелся по нему. Зачем, для чего? Это Гользен все не слезает со своего конька, все прорабатывает тему, чтобы Медж перешел в стан Райнхарта, – прозрачная попытка привязать Меджа к пассионарно-мессианской белиберде насчет Совершенства. Но прошлым вечером они впервые оказались под одними сводами.
Так почему же Райнхарт заговорил с ним напрямую? Как будто у него на это имелись некие привилегии?
Медж не знал. И это ему не нравилось.
Постояв с минуту в задумчивости, он выскользнул из строения через выбитое окно, прошел по крыше и спрыгнул оттуда в окольный проулок.
В заведении на Орчарде Медж ни разу не бывал, но найти его было несложно: примерные ориентиры на слуху, а пешего хода всего с полчаса. По улицам он шел осмотрительно, по возможности стараясь не попадаться на глаза вездесущим друзьям, что вкрадчивыми тенями маячили кто на углу, кто на обочине – невнятно, на расстоянии. А вот, судя по всему, и тот самый спуск в подвал с черной дверью. Затрапезный клуб, уже закрытый на ночь. Дверь, массивная на вид, оказалась не такой уж тяжелой и была не заперта.
Медж вошел в обширное безлюдное помещение. Пустота придавала ему угрюмости. За барной стойкой здесь понуро сидела всего одна фигура. Точнее сказать, фигурка. Медж внезапно понял, кто это.
Та самая девчонка-подросток, попавшаяся им тогда с Дэвидом навстречу, – в серой курточке с капюшоном. Она еще, помнится, позвала Меджа на вечеринку где-то в Мясоразделочном квартале. Надо же, прошли всего сутки, а какая в ней произошла перемена! Была беспечная веселушка-«зажигалка» (именно такой Медж ее помнил по случайным встречам на улицах), а стала… Лицо бледное, осунувшееся, с землистым оттенком. Видно, что плакала: вокруг глаз пятна размазанной косметики.
– Зажигалочка, ты что? – позвал он ее. – С тобой все в порядке?
Девчушка, сейчас больше похожая на снимок пропавшей без вести, ничего не ответила. А когда в тени возле стойки возникло шевеление, для Меджа все встало на свои места.
– Мразотина, – процедил Медж. – Что ты с ней сделал?
– Провел воспитательную беседу, только и всего, – усмехнулся Гользен. – Это мое призвание, думать о людях. Открывать им глаза, наставлять на путь истинный.
– Что он тебе наплел? – обернулся Медж к девчушке.
– Кто я такая, – отводя глаза, тускло ответила она.
– Ну и какая – отпадная? Прикольная?
– Нет. Кто я на самом деле.
– Тогда зачем ты здесь?
– Он сказал, что есть человек, который может мне помочь.
– Он солгал, – сказал Медж. – Райнхарт заставит тебя быть на побегушках. Врать, воровать и изворачиваться. Ты вот подумай, что об этом сказала бы Лиззи. Ты же Лиззи любишь?
– Она просто прелесть.
– Ну вот. А она, между прочим, считает, что Райнхарт – подонок.
– Ну-ка, ну-ка, – послышался голос откуда-то из недр, и в проходе на задах помещения показался Райнхарт. – О, Медж? Рад тебя видеть. Наконец-то заглянул в гнездышко!
– Оставь в покое Джефферса, – глядя перед собой, сказал Медж.
Райнхарт с гримасой скорби развел руками. Лицедей.
– Так ты здесь за этим? – поинтересовался он.
– Он помогает людям. А ты нет.
– Ай, как ты ошибаешься, друг мой! Да я только об этом и радею! Потому и на Гользена наседаю, чтобы он свел нас с тобой на разговор. Что он и сделал, за что ему большое спасибо.
– Славный пес, да?
– В этом мире, Медж, всегда есть место людям, которые делают то, что им велят. А за это на них нисходит благодать. Да еще и с довеском в виде материальных благ.
– Ты о подачках? Вот уж с чем нам пора покончить!
– О! Согласен, всецело согласен. Хватит с нас подачек, подаяний и прочей дармовщины. Этого больше не будет. И я могу с этим помочь, Медж. Помочь всем вам. Старая школа себя изжила. Пора сделать шаг вперед и вверх, насладиться новым укладом и всем, что он дает. Я могу тебе это обеспечить.
Тем временем Зажигалка соскользнула с круглого стульчика и по дуге, как кошка, приблизилась к вновь прибывшему, не сводя с него пытливых глаз:
– Это ты Райнхарт?
– А ты кто? – только теперь ее заметив, нахмурился тот.
– Я тебе понравлюсь? – поинтересовалась девушка.
– Пшла вон, шлюшка! – бросил Райнхарт. – Что за хрень ты ко мне притащил? – обернулся он к Гользену.
– Незнайка, – с ноткой гордости пояснил тот. – Ученичка из новоиспеченных. Только что привел. Душонка распахнута, балбеска неимоверная. Можно ее поставить на пин-коды, пускай подглядывает. Или на что там еще ее умишки хватит. Короче, была пташка ихняя – станет наша.
Зажигалка с детской пристальностью смотрела Райнхарту в лицо:
– Ты будешь моим другом?
– Другом? – Голос мужчины налился смехом. – Будь ты всамделишной, я б прямо сейчас тебя в койку, привязал бы к ней за ручонки и жахал во все дыры, пока не посинеешь. А пока ты мне годишься лишь для одного, но к этому вернемся позже. А сейчас я занят, так что брысь.
– Не поняла.
Райнхарт отмашкой слева вмазал ей по лицу. Удар прошел Зажигалке сквозь голову, но она все равно, сжавшись, упала на пол.
– Гм. – Задумчиво глядя на нее сверху, Райнхарт повернулся к Гользену. – Что-то в ней есть. Подучи кой-чему, пускай щиплет на побегушках. Пометь себе.
Девчушка, приложив к щеке ладонь, медленно поднялась.
– А знаешь, – сказала она Меджу, – наверное, ты прав. Человек он не из приятных.
– Вот и я о том, – кивнул Медж. – Ступай-ка ты к Лиззи. Поговори с ней. Она поможет. И я могу тебе помочь.
– Может быть, – замялась Зажигалка. – Только… Я ведь тебя тоже толком не знаю. Да и Лиззи. И вообще никого.
Она отвернулась от него – и вообще от всех – и побрела куда-то в непроглядную темень большого пустого подвала. Судя по горестно поникшим плечикам, девушка опять плакала. Райнхарт какое-то время провожал ее взглядом, в котором поигрывал смешливый интерес. Или… да кто его знает!
– Ты – воплощение того, что мы не приемлем, – сказал ему Медж. – Добром прошу: не суйся в наш мир.
И он, не оглядываясь, вышел.
Гользен посмотрел на Райнхарта с видимым удовлетворением: ну вот, свершилось! Однако тот, обернувшись, сердито блеснул глазами.
– Что-то я не вижу твоих дружков, – с неожиданной желчностью сказал он. – Я о чем тебе говорил? Чтобы они с него глаз не спускали. «Как клей!» – помнишь мои слова? А клея я что-то не вижу. Да и та твоя троица куда-то запропастилась. Где они? Они за ним сюда шли или нет? Скажи, шли? Молчи, отвечу сам: ни хрена.
