Между тем ноги сами понесли его в лес. Глаза мгновенно подмечали малейшие приметы, которые тогда зафиксировал мозг, и Виктор не сомневался, что движется в правильном направлении. Вон справа две толстенные березы, расположенные так близко друг к другу, словно собираются обняться. По левой стороне заросли смородины…
В горле появился ком, когда он увидел впереди холмистую возвышенность, покрытую валежником. На негнущися ногах он поднялся на холм, оглядевшись. Чуть левее вповалку чернели трухлявые стволы деревьев. Осторожно пробираясь среди бурелома, Виктор наконец остановился у небольшого углубления, забросанного сухими еловыми ветками и рваными клочьями мха. Сердце охотника бешено заколотилось, во рту появилась неприятная сухость.
Он присел на корточки, не веря своим глазам. Боже, неужели это то самое место?!
– Ты куда это забрался, сержант? – раздался за спиной простуженный голос Олега, и Смолин от неожиданности вздрогнул. Он выпрямился, повернувшись лицом к Шибаеву, при этом неприятно поразившись – пожилого егеря буквально трясло от негодования.
– Я что тебе говорил? Никакого самоуправства! Тут старожилов медведь рвет, как тряпку, а ты? Выпустит кишки и лапником прикроет! Смотри сюда!
С этими словами егерь ткнул пальцем в ольху, с которой была содрана кора.
– Оглянись! – продолжал кипятиться егерь. – Тут повсюду медвежьи метки! Что, на охоту невтерпеж?! Героем себя возомнил?
Он шагнул к Виктору, и его взор уперся в закиданное ветками углубление.
– Ты знал об этом? – вдруг спокойно спросил он. – Знал про берлогу?
– Я был здесь, – с усилием выдавил Смолин. Задев плечом егеря, он направился к реке, однако на мгновение остановился, негромко произнеся: – На своих детей ори. Или на жену.
Егерь, помедлив, зашагал следом.
– Подожди.
Виктор резко развернулся, и Шибаев чуть не налетел на мужчину.
– Чего тебе? – с мрачным выражением лица спросил Смолин.
– Ты что-то недоговариваешь, сержант, – насупившись, сказал егерь. – Мне не нравится это. Я с тобой не в домино сел играть.
– Я был в этом месте, – повторил Виктор. – Не совсем удачно… хм. В общем, охоты не вышло. Я дал себе слово, что добуду медведя. Именно здесь. И ты прав. Я запомнил эту берлогу.
– Дал слово? – с усмешкой переспросил Олег. – Ты кого обмануть-то хочешь?
– Я никого не обманываю. Я приехал на охоту. Ясно? Чего тебе еще?
Глаза Виктора сверкнули, и Олег, намеревавшийся что-то сказать, промолчал.
Некоторое время они шли, думая каждый о своем. Вороний мыс постепенно окутывали сумерки. Лишь изредка тишина прерывалась всплеском рыбы на реке да уханьем совы в чащобе.
На лоб Смолина присел комар, и тот мгновенным хлопком ладони раздавил насекомое.
– Что, комарики? – с деланым участием полюбопытствовал Олег. – Прилетели на воздушном шарике? Да, гнус тут знатный. Мокрец, мошка… Особо мошка злющая – она не кусает, как комар, а как бы выгрызает ранку. Только березовый деготь и спасает! Имей в виду, когда будешь в засидке торчать, комарья там – будь здоров! Всю рожу облепит. Только вот хлопать там по морде нельзя будет. Тем более всякой херней брызгать против мошек. Запах спугнет медведя, и он не придет на приваду. Он сломанный сучок за сто метров слышит.
– Послушай, Олег, – подал голос Виктор, решив сменить тему.
– Ну?
– А почему ты отговаривал меня сюда ехать? Ведь я видел, что дело не в расстоянии. И про буреломы со зверьми ты плел… Они, конечно, есть, но передвигаться по лесу можно. В чем дело-то? Или ты чего-то боишься?
– Странный ты, – после небольшой паузы хмыкнул Шибаев. – Сам темнишь что-то, а ко мне в душу лезешь.
– Я знаю, что народ не особо рвется сюда ехать. Верно?
Олег задрал голову, словно не слыша вопроса.
– Смотри, сержант. Видишь? Ветер гонит кучевые облака к северо-западу. Значит, в ближайшие дни будет хорошая погода.
– Ты не ответил, – наседал на егеря Смолин, и тот качнул головой.
– Видишь ли… Постараюсь объяснить на пальцах. Каждый организм имеет свои органы. Зрение, слух, обоняние… чуешь? Легкие. Мускулы. Сердце. Душу, в конце концов. Вороний мыс издавна считался душой тайги. Зверь, конечно, тут есть. И зверь, и птица, и рыба. Все есть. Вот только бить его нужно осторожно. Такой уж негласный обычай здешнего края. Каждый местный охотник это знает. Он никогда не сунется сюда без крайней нужды. Одно дело – тебе жрать нечего, детей кормить надо. Весь добытый трофей у тебя идет на дело – мясо, жир, шкура, рога и прочее. То же самое, когда зверь сам на тебя напал и ты оборонялся. Убить его тогда не грех. Ты бьешь животину не ради развлечения, а по необходимости.
Он пнул ногой шишку. Вынул из куртки очередную ириску, развернул, бросил кофейного цвета кирпичик в рот.
– И совсем другое дело – фраеры вроде тебя. Городские понтовщики со стволами, которые дороже иной машины стоят. Которые едут сюда погужбанить, расслабиться. Побухать, пострелять, костры пожечь. И по ходу дела шкуру с рогами заиметь, а то и целое чучело. Они едут к нам не как в гости, а как в курилку, прости господи. Знаешь, как бывает? Подымил, по матери выругался, захаркал все вокруг, да еще бычок мимо урны кинул. Хорошо еще, что ума хватило не обоссать все вокруг напоследок. Теперь чуешь разницу?
После этих слов черты лица Виктора закаменели, и егерь это заметил.
– Ты морду не вороти, сержант. Может, ты и не такой. Но поверь, я редко ошибаюсь. Почти все, кто из центра к нам ездит, как раз именно такие, как я и сказал. К чему все я это. Ходит поверье, что кто убьет зверя в местах тутошних ради потехи, то беда с ним будет. Чуешь? – Он хлопнул по спине Смолина. – Без души сердце все равно как неживое. Холодное, почти как мертвое. Поэтому на Вороний мыс редко кто охотиться ездит. Берегут, значит, душу таежную. Потому как без души от тела проку никакого. Без души тело все равно как бревно.
– Но ты согласился, – напомнил Виктор. – Ты привез меня сюда. Значит, для тебя деньги важнее принципа? Важнее традиции?
– Молодец, знаешь, за какие ниточки тянуть, – засмеялся егерь. – Все мы грешны, сержант. И я в том числе. Хочешь правду? Пожалте. Жена моя, Дарья, болеет давно. Гадость у нее какая-то в голове выросла, прямо посреди мозга. Опухоль, значит. Куда только не возил ее, какие только анализы она не сдавала. Мучается, бедняжка.
Виктор внимательно слушал Шибаева, не перебивая.
– И вырезать эту гниль поганую никакой возможности нет, не рискуют врачи, – посетовал егерь. В его голосе засквозила тоска. – Умереть она может. А на днях вообще сказали… Год, от силы два ей осталось. Чуешь?
– Чую, – инстинктивно ответил Смолин.
– И ведь самое главное – внешне все нормально. А внутри… зараза смертельная растет. И с каждым днем все больше и больше.
