Ну ладно, на сегодня хватит. Завтра надо встретиться с одноклассником и поспрашивать об особых случаях.
Виктор выключил настольную лампу и вышел из кабинета. Холодный душ и спать.
Но он так и не уснул.
6
Подвал он нашел быстро. Помещение пропахло плесенью, но ему нравилось. В потолок был вкручен крюк – возможно, когда-то здесь висел боксерский мешок, ну а сейчас сгодится для чего-нибудь другого. Он включил музыкальный центр и вывернул громкость на всю. Басы разорвали тишину. Он развернулся и вышел из подвала. Прикрыл за собой дверь, и звук из комнатки как отрезало. Годится.
Дом был небольшой, одноэтажный, подвал же, наоборот, казался огромным. Спортзал хозяину был важнее, чем уют. Нет, ему определенно нравилось. Дом был скрыт от людей – еще один плюс. Значит, «гости» останутся незамеченными. Он не хотел привязываться к одному месту надолго. Если человек находится долго на одном месте, он невольно приковывает к себе внимание. А среди полсотни старушечьих любопытных глаз может оказаться и пара таких, которые с легкостью распознают в нем человека из ориентировки. Он был уверен, что у них уже есть какие-то описания. Но ощущения, что они идут по следу, пока не было. Правда, сейчас он сомневался, что вообще сможет это почувствовать.
Он закрыл металлическую дверь, защелкнул замок. Осмотрелся во дворе. Две старые яблони и кустарник черноплодной рябины перед домом скрывали двор от посторонних взглядов. Очень хорошо. Теперь дело за малым – найти несчастного, которому он сегодня подарит новую жизнь.
Ему определенно везло. Незнакомец, сидевший на скамейке в парке за станцией Орловская, по всем признакам был гей. Уж он-то их понимать научился.
Он подсел к мужчине и спросил:
– Вы не заметили, электричка давно была?
Тот зачем-то посмотрел по сторонам, потом пожал плечами.
– Вы знаете, не заметил.
«Клиент» не шел на разговор.
– Вы меня извините, это, конечно, не мое дело, но мне кажется, у вас что-то случилось.
Мужчина поднял на него глаза и сказал:
– Да, вы правы.
За этой фразой могла последовать другая, куда более негативная: «Вы правы, это не ваше дело». Но вместо этого незнакомец сказал:
– Вы правы, случилось.
Он предложил мужчине выпить, и тот согласился. На свое счастье.
Не каждому выпадает шанс.
7
На полпути к очищению жертва очнулась. Подвешенный к потолку голый куль с костями, который прежде звался Павел Миронов, не хотел умирать. Все они цепляются за свои никчемные жизни. За свои грехи.
Громко застонав, подвешенный что-то пробормотал. «Шо поиходи?»
Онемевший язык коверкал слова. Но он, конечно, все равно его понял. Как взрослые понимают своих детей. Усмехнувшись, он объяснил:
– Причащение перед реинкарнацией.
Тот, кого прежде звали Павлом Мироновым, знал эти два слова, но не понимал, какое они имеют к нему отношение. Почему он? Это была единственная мысль, которая металась сейчас в его голове. Время от времени вспыхивала, правда, еще одна, совершенно отчаянная, безумная: как сделать так, чтоб ничего этого не было? Чтобы прекратилась боль. Чтобы он не висел здесь, распятый между полом и потолком. Реинкарнация? Переселение души. Подразумевает смерть. Причащение – совсем другое дело. Мясник, стоящий перед умирающим Павлом, не походил ни на гуру, ни на священника, но Павел Миронов готов был сейчас же рассказать ему обо всех своих грехах – лишь бы прекратились его страдания. Да и что он кому сделал? За всю жизнь… Разве что мать на него обижается, да как-то украл в супермаркете бутылку виски…
Мясник между тем снял свою армейскую куртку и штаны и, взяв в руки садовую ножовку, подошел ближе. И стоял перед ним в трусах, берцах и фартуке из клеенки. На Павла Миронова нахлынула волна отчаяния, и он зарыдал.
– Послушайте, – сквозь рыдания пробилось слово. Язык и губы плохо его слушались, но он старался. Старался изо всех сил. – Послушайте, – сказал он, сглатывая кровь во рту, превозмогая боль в разбитых губах. – У моей мамы много денег. Мы можем позвонить ей прямо сейчас и…
– Пофлуфайте! Мы мозем пофзвонить ей прямо фейфас! – передразнил его мясник с ножовкой и, усмехнувшись, отвесил оплеуху. – Уверен, когда ты идешь на грех, ты о маме не думаешь, – сказал он.
Павел неожиданно улыбнулся разбитыми губами.
– Я понял! – радостно выкрикнул он. – Это она тебя прислала! Чтобы запугать…
Новый удар пришелся в скулу. Миронов замолчал.
– Не о том кудахчешь, петушок. – Мясник усмехнулся и подошел вплотную. Павел Миронов почувствовал, как его кожи коснулась холодная клеенка – фартук психа.
То, что перед ним псих, он понял сразу. Не важно, кто его послал – родная мать или провидение свыше. Нормальные люди такого не делают. Вопрос: есть ли на свете хоть что-то, способное остановить его?
– Сколько вы хотите? – тихо спросил Миронов.
– Я очень надеюсь, что ты о деньгах. Иначе я тебя… – Мясник поморщился.
– Конечно, о деньгах! – поспешно ответил Миронов и зажмурился, предвидя новую оплеуху. Но удара не последовало.
– Ну, миллиона я думаю, хватило бы. Долларов, разумеется. – И мясник рассмеялся, довольный собственной шуткой.
Миронов понял, что с ним все еще играют. По-дурацки и жестоко, но играют. Понятно, что таких денег ему не собрать даже и за год, несмотря на все связи матери и ее доходы от продуктовых магазинов в Выхине. Но ведь можно, можно как-то договориться?..
– Неа! Ты дурак. Своими тупыми разговорами о деньгах, – сказал мясник, – ты только оттягиваешь свое перерождение. Ну, ладно, ладно… Допустим, откупишься ты от меня сегодня. И что? Станешь ли ты чище? Станешь человеком? А не п*дором извращенным?
Павел Миронов отчаянно закивал.
– Нет! – сказал мясник нравоучительно. – Тело твое – бремя твое.
Он подошел и схватил свою жертву за обвисшие гениталии. Павел Миронов взвизгнул. А мясник оттянул его член и приставил к нему полотно ножовки.
– Подождите! Подождите! – захлебываясь слезами и кровью, завопил Павел. – Скажите, что я вам такого сделал?!
Мучитель на мгновение замер, озадаченно глядя в испуганное, мокрое лицо.
Потом со вздохом пожал плечами.
– Ничего. Но твоя душа родилась в п*дорском теле.
Зубцы ножовки погрузились в плоть, разбрызгивая кровь. Павел Миронов закричал, но на улице Дачной никто этого не услышал.
8
Виктор Ильин позвонил утром, около девяти. Аня уже не спала. Она сидела на кухне. Перед ней стояла кружка с дымящимся кофе. Маленький телевизор, стоящий на холодильнике, показывал ведущую Малышеву с помощниками – якобы докторами. Аня никогда не доверила бы свое здоровье кривляющимся, словно шуты, людям. Она не любила эту передачу, но, просыпаясь год за годом в одно и то же время, привыкла к рассказам про пуканье во время оргазма и необходимость обрезания крайней плоти. Привыкла, как к утреннему кофе. Ей было наплевать, помогла ли кому-то Малышева своими советами: ей просто нужен был звуковой фон. Ей так лучше думалось. А подумать было о чем. Еще год назад Аня защищала людей, арестованных (по ее мнению) безосновательно. Тогда она видела все, что называется, со своей колокольни, и мнение ее было предвзятым. Сейчас она прекрасно понимала, что без оснований никто никого не арестовывает. Ареста по ошибке не бывает. Бывает – по подозрению, до выяснения и еще куча слов, которыми изобилует юриспруденция.
