– Сорок третий. Я так мучаюсь, так мучаюсь. Хочется обуть что-нибудь элегантное…
– Ладно, – перебил его Леонов. – Иван Федотов, он же Жан. Боюсь, тебе придется проехать со мной.
– Ой, космонавтик, – Жан протянул к Леонову руки, – ты меня арестуешь?
– Пока нет, – серьезно ответил Михаил. – Но думаю, что у нас для тебя есть весточка. От Жоржа.
«Жан» Федотов опустил руки. Улыбка все еще не сошла с губ.
– За что ж вы его? Кого это мурло еще ограбило?
Леонов молча направился к двери.
– Я жду тебя во дворе!
– Какая харизма, – просиял Жан, глядя вслед Леонову. – Космонавтик, ты меня заинтриговал!
Глава 4
1
Николай Погорельцев сидел за столом, обдумывая сегодняшний вечер. Желание кого-нибудь исправить за день не появилось ни разу. Может быть, потому что он все время провел с Анатоличем. Сварщик с двадцатилетним стажем, что называется – старой закалки, – мужик этот мыслил здраво и где-то даже разделял мнение Погорельцева о геях и шлюхах. Хотя не только нелюбовь к пидорам и проституткам сближала Николая с Анатоличем. Старик относился к Николаю если не по-отцовски, то, во всяком случае, с уважением. Как старший товарищ. Где подскажет, где поправит. И ни разу не обзовет Громозекой. А этой кличкой звали его все, даже Светка-кладовщица.
Погорельцев открыл тетрадь и вдохнул запах чернил. Его шариковая ручка потекла, поэтому приходилось часто промокать кончик стержня о поля. Николай глянул на изуродованные края страниц и глубоко вздохнул.
Помарки давно высохли, но он все равно чувствовал этот маслянистый запах. Он ему нравился. Хотя от красной пасты запах был гуще, ароматней.
Погорельский вернулся к обложке. Вся суть его миссии была там. Внутри, на полосатой бумаге, была вода – мысли, порой даже умные. На обложке же красной ручкой под черепом и перекрещенными костями были выведены слова: «Не влезай – убьет». Ниже он собирался отмечать исправившихся, но так руки и не дошли. Он взял ручку, поднес кончиком стержня к носу и вздохнул. Потом опустил к зеленой обложке и вывел четырехугольник, похожий на гроб. Взял ручку с синей пастой, понюхал и снова опустил, чтобы заштриховать фигуру.
Нет, настроение сегодня замечательное. Он открыл тетрадь и начал рисовать. Бабушка всегда говорила, что у него талант. Возможно, здесь она его не обманывала. Потому что собственные рисунки ему нравились. Хотя в отношении всего остального он был достаточно самокритичен. Особенно если дело касалось девушки его мечты. Ему всегда казалось, что он не достоин ее. Он не достоин кого бы то ни было, но ее больше всего.
Странная, заниженная самооценка для человека, вершащего праведные дела, дающего чертов шанс всяким мразям. В конце концов Николай решил все выяснить раз и навсегда. Но не сегодня. Потом. Когда у него будет больше свободного времени.
Он очень надеялся, что время это у него будет. В конце концов, когда-то же мир станет чище. В это Погорельцев верил даже больше, чем во второе пришествие.
И чтобы приблизить этот момент, нужно заниматься своим делом. Даже если не хочется. Коля снова закрыл тетрадь, посмотрел на три гробика – два синих и один красный, нарисовал еще один – просто контур. Разукрасит его, когда закончит. Он еще не знает, кто это будет – гей или проститутка. Но кто-то будет наверняка. Коля открыл тетрадь и написал на чистом листе: «Глава 4».
2
Она была пьяна. Он чувствовал запах солода и пота. Отвратительный запах, нечеловеческий.
– Мужчина, – услышал он голос. Гнусавый, с хрипотцой. Будто она до этого громко кричала и плакала.
Он обернулся к ней, сжимая в руке кусок арматуры.
– Мужчина, вы не проводите даму?
Он хотел ударить сразу, как только она приблизилась, но вдруг передумал. Она напомнила ему маму. Внутренняя борьба – мама не пьет, перед тобой проститутка, – сводила с ума. Он сжал покрепче ребристый прут влажной от пота ладонью и завел руку за спину. Не время, решил он.
– Слушай, а у тебя выпить нет?
Она точно проститутка.
– Пойдем, – сказал он и подтолкнул девушку свободной рукой к девятиэтажке.
Девушка вытаращила глаза. Но не испугалась. Ему даже захотелось ее ударить. Она все еще заигрывала с ним, не понимая, что она уже в его игре. И правила в ней известны только ему.
– Там выпивка, – подзадорил он.
Хотя знал, что выпивка ей не нужна. Ей нужен секс. Получается, что он ее и не обманул вовсе.
– Далеко еще? – спросила девица, когда они подошли к лестнице, ведущей в подвал.
– Уже пришли.
Он толкнул ее к ступенькам. Она рухнула на колени и вскрикнула, совсем слабо – даже местную живность не распугать. А ее здесь предостаточно.
Девица попыталась встать, но он был начеку. В два шага спустился к ней и ударил арматурой по голове. Нагнулся, подсунул два пальца под голову и нащупал артерию. Пульс был. Он не хотел убивать ее сейчас. Ему хотелось поиграть. Он выпрямился и выглянул через парапет лестницы. Улица была пуста.
Огромные пальцы ощупали края двери и наткнулись на проушины. Совершенно пустые проушины. Шансы на то, что дверь была не заперта, и на то, что закрыта на внутренний, ригельный замок, были равными. Он дернул дверь за металлическую скобу-ручку. Она подалась совсем чуть-чуть. Он просунул в щель арматуру и надавил.
Потом затащил девушку в пропахший сыростью подвал. Он едва различал предметы, но хорошо слышал и ориентировался. Его предположение, что живность разбежится при первом появлении человека, не оправдалось. Крысы не боялись людей совершенно. Они сновали из угла в угол и беседовали между собой на своем крысином языке. Присев, он выбросил вперед руку, схватил… И тут же почувствовал острую боль. Но руку не разжал. Улов был что надо. Толстая крыса верещала и пыталась вырваться, била хвостом по предплечью с такой силой, будто у нее из задницы росла змея.
Не раздумывая, он поднес крысу к лицу, взял извивающийся лысый хвост в рот и сжал зубы. Рот наполнился кровью. Он выплюнул ее вместе с обрубком хвоста. Слушая визг зверька, подумал, теряют ли сознание грызуны. Если да, то лучше бы этой твари его потерять. Иначе ее визг соберет здесь если не людей, то кошек точно. А он их не уважал.
Кошки – это проститутки животного мира. Они ластятся, они всем рады, а получив свое, убираются восвояси. Шлюхи.
Шлюха у его ног зашевелилась. Он вгляделся в черный силуэт. Нет, лежит неподвижно. Возможно, ему показалось. А может, она хочет его обмануть. Ложь – это ее жизнь; пока она жива, она будет лгать, изворачиваться. Но у него в руках был неплохой «детектор лжи». Визжащий от боли, разъяренный «детектор лжи».
Он опустился на колено перед девушкой, оттянул пояс ее джинсов и сунул туда руку с беснующейся тварью. Отпустил и придавил рукой. Он почувствовал, как тварь набросилась на нежную кожу девушки. О чем она ему тут же и сообщила. Девица завизжала и попыталась сбросить с себя и его руку, и тварь, впившуюся ей в промежность.
