– Ладно, я разберусь сам, – сказал Миша и двинулся в сторону колонки.
– Не сомневаюсь, – вякнул толстяк вслед. – Будешь смотреть дом, к Ваньке спиной не поворачивайся!
Миша едва сдержался, чтобы не вернуться к собеседнику и не поставить хорошую крепкую точку в их беседе.
Калитка из зеленого профлиста нужного ему дома была приоткрыта. Миша постучал по металлу и крикнул:
– Есть кто дома? Хозяин?
Судя по всему, собак хозяин не держал. Миша открыл калитку, прошел по бетонной дорожке вдоль бревенчатой стены дома.
– Иван! Федотов!
Он обогнул дом. Перед крыльцом расстелилась небольшая лужайка с круглым столом в центре. Стриженая газонная трава в лучах обеденного солнца отливала изумрудным сиянием. Кое-где предательски, словно седина в черных кудрях не желающего стареть мачо, проглядывалась рыжина. Осень, как и старость, беспощадна.
– Ива-ан! – позвал Миша, все еще глядя на искусственный цвет газонной травы.
– Можно просто Жан, – раздалось позади.
Мать моя женщина! Миша, еще не видя хозяина дома и его по-дамски протянутой гостю руки, тут же смекнул, что значит – «из этих», почему не стоило поворачиваться к Ваньке спиной и как так вышло, что семидесятилетняя старушка сумела вытащить этого Ваньку за волосы из магазина.
Миша обернулся. Перед ним стоял худощавый мужчина в халате и шлепанцах с загнутыми носами. Проигнорировав протянутую руку, Михаил достал удостоверение и предъявил его в открытом виде Федотову.
– Капитан Леонов, серийный отдел.
– Ой-ей, как грозно. Вы случайно не космонавта родственник?
– Нет, – ответил Михаил, отметив про себя, что о родстве с космонавтом у него спрашивают впервые. Чаще всех беспокоит его родство с актером.
– Капитан Леонов, – проговорил Иван, словно пробуя слова на вкус. – Вы просто герой книжки про шпионов.
– Иван…
– Капитан Леонов, я же сказал: можно просто Жан.
Миша понимал, что напусти он сейчас официальности, мало что узнает у этого манерного дрища. Мог ли этот сморчок убить? Если бы Миша был стажером, то поставил бы пару кусков американских денег, что этот представитель секс-меньшинств вполне безобиден. Но сейчас у него не было ни двух кусков, ни уверенности, что «просто Жан» – белый и пушистый. Миша Леонов навидался слабых и хнычущих, но от этого обозленных настолько, что из них легко получились бы Чикатило или Фишер.
– Жан, – Миша выговорил это имя почти спокойно, хотя скулы ему свело, как будто он только что съел лимон, – у меня к вам несколько вопросов.
– Капитан, а давайте на «ты»? Можем даже выпить на брудершафт.
Миша откашлялся и, все еще надеясь на доверительную беседу без официоза, сказал:
– С удовольствием, но я на службе. А на «ты» можем перейти и так.
– Нет-нет. Возражения не принимаются. Пойдем хотя бы зеленого чая выпьем!
Миша согласился на чай. Проходя в дом, он вспомнил о предостережении толстяка. А Жан щебетал, не умолкая, о том, как он будет хвастаться, что пил чай с капитаном Леоновым, героем шпионских романов и почти космонавтом.
9
Майор Ильин все-таки заехал домой. Прошелся по квартире, уже ощущая ее заброшенность, посидел на Настиной кроватке в ее комнате.
Виктор Ильин очень хотел все исправить. Очень. Но не знал как.
Хотя решение было простым. Простейшим. Оно плавало, как кусок говна, на поверхности. Брось работу. Брось то, чем ты занимаешься уже пятнадцать лет. Брось! И все будет хорошо.
Беда в том, что он не был уверен, что будет хорошо.
Витя подошел к полке над ТВ-панелью и снял портрет в рамке, стоящий там. Снимок они сделали год назад. Насте здесь четыре. Казалось бы – один-единственный миг, выхваченный из жизни, а сколько в нем счастья. Больше, чем во всей их совместной жизни.
Надо что-то решать. Но у него было такое чувство, что это будет не его решение – что бы он ни решил.
Это будет решение Жанны. Жанны, которой наплевать на то, что у него там, на работе. Как будто там у него не его жизнь, а чья-то другая, и ее она не волнует.
Ильин приехал в отдел в час тридцать. В кабинете была Аня Рыжова. Она сидела за компьютером. Аня взглянула на Ильина, кивнула и продолжила чтение.
– Смотрю, кто убивал таким же образом…
– Правильно. Только это ничего тебе не даст. Если только он не сбежал… – Виктор прошел к кулеру, набрал воды и отпил. – У нас есть отвертка. – Он еще глотнул. – Она специфическая. – Снова глоток. – С изолированным жалом. Такие используют электрики.
Он выбросил пустой стаканчик и пошел к своему столу. Сел в кресло и включил компьютер.
– На изоляции небольшой скол. Краешек чуть отколот, да и шлиц немного слизан. Отвертку использовали по назначению. Предполагаю, что убийца связан с электричеством. Он купил ее не для убийств. Скорее всего она оказалась у него в кармане случайно. Окажись там перочинный нож…
– Я поняла, – остановила Ильина Аня, оберегая себя от неприятных подробностей.
– Что там по родне, знакомым? – спросил майор.
– Отрицательный персонаж наш убиенный. Мне даже стало казаться, что каждый из опрошенных мог убить паршивца. Но толком ничего выяснить не удалось. Последние, кто его видел, говорят, что он пошел домой через парк.
– Отношения в семье?
– Мать одна его воспитывала. Души в нем не чаяла, на работе с утра до вечера, чтоб желания чада своего исполнять. А он ей истерики закатывал.
– Соседи поведали? – усмехнулся Ильин.
– Они, – кивнула Рыжова. – Всё знают, всё видят…
– Послушай, Ань, – Ильин подкатился к столу и, сложив на него руки, посмотрел на Рыжову. – Помнишь, год назад ты решила бросить адвокатуру? Мне показалось тогда, что ты это сделаешь прямо в тот же день, в зале суда. Скажи, в чем причина? Мне интересно, что может заставить человека свернуть с протоптанной дорожки? Вот дожил до сорока и ни черта не понимаю.
– Были причины, – сказала Аня и отвернулась к компьютеру.
– Не хочешь об этом говорить?
Аня обернулась.
– Да нет. Можно и поговорить. Просто навалилось все тогда как-то сразу. Работа перестала радовать…
– А может, дело в семье? – попытался подсказать Виктор.
Аня улыбнулась, но веселья в улыбке не было совсем.
– Разногласия с молодым человеком? – Майору очень хотелось найти родственную душу.
Аня кивнула и вздохнула. Ильину даже показалось – с облегчением. Она собиралась вернуться к компьютеру, но вдруг передумала и сказала:
– Не совсем. Да, я тогда рассталась с Кириллом, но это только одна из причин. Я разочаровалась в работе после одного дела. Ты его помнишь, наверное – семь изнасилованных и убитых женщин от восемнадцати до сорока пяти. Вешали все на таксиста. Пожилой человек, до пенсии работал врачом в «Скорой помощи». Вышел на пенсию, начал таксовать. Попал под подозрение по одному из эпизодов. В общем, затянуло бедолагу в жернова правосудия. Ты знаешь, я всегда чувствовала: виноват человек или нет. А тут – ничего. Ну совсем – ноль! Раньше я защищала невинных людей, как своих родных. Словно бы я папу защищала. А тут… Не было огонька какого-то, что ли. У обвинения доказательная база была – слабее суточного цыпленка. Удивляюсь, как вообще дело до суда дошло. Ну а я по привычке начала «копать» – искать доказательства невиновности. И чем больше мы «копали», тем меньше мне нравились результаты этих раскопок. По всему выходило, что пенсионер мой – тот еще фрукт. Он подвозил каждую из них.
