Приборная панель грузовика, прошедшая сквозь шебутные ручки прошлого, а судя по состоянию пластика, и позапрошлого хозяина, была в довершение для наибольшего упрощения немного подправлена уже в текущих условиях. Никаких тебе нейрошунтов, никаких каналов прямого подключения к имплантатам или зрительным нервам – даже старых как сам мир, оптоволоконных – вообще ничего. На месте модуля сопряжения вообще кое-как присобаченная на молекулярный клей заглушка, вырезанная, судя по цвету и фактуре, из пластиковой столешницы.
– Так, а теперь подробнее по управлению – под левой рукой рычаг вертикали. – Обхватив рычаг затянутой в ненужную сейчас сенсперчатку рукой, Алекс несильно подал его назад, заставив самопальный драндулет легко оторваться от грунта и моментально выправить небольшой наклон, вызванный неровностями почвы, на которой корабль простоял всю ночь.
Монах при этом как ни храбрился, но в специально приваренную к силовому набору трубу вцепился получше какого-нибудь клеща.
– Завалить в крен можешь даже не пытаться – тут система управления тупая до невозможности. В принципе для грузовика такая и нужна. Гравитационную горизонталь корпус выдерживает без участия водителя. Теперь смотри, под ногами две педали – нажмешь на правую, корпус медленно повернется вправо.
Проведя вышеозначенное дейстие, пилот развернул всю махину корпуса. Движение было действительно медленное, можно сказать, монументальное.
– Теперь левую. – Под усилившийся молитвенный гул из затемненного салона длинная приплюснутая труба силового набора грузовика с торчащими по бокам маневровыми решетками антигравов и желтым, дырчатым, немного помятым пассажирским отсеком вернулась к первоначальному положению. – Осталась последняя рукоятка, и можно сказать, обучение закончено. – Похлопав ладонью по затянутому черной вспененной пластмассой джойстику, Алекс продолжил объяснение: – Короче, тут все просто до невозможности. Вперед – это вперед. Назад – это назад. Тут даже идиот разберется.
Резкие рывки, совершаемые грузовиком из-за разрегулированных маневровиков, в бытность свою вообще-то установленных на десантных шаттлах, и поэтому имевших чрезмерную мощность, качественно встряхнули содержимое пассажирского отсека, вызвав нечто среднее между возмущенным попискиванием и нестройным матом. Как говорится, смешивать, но не взбалтывать.
– Это страшно и пугающе… но просто, – выдавил из себя монах, с выражением отчаянной решимости пытающийся не смотреть в окно. Возможно, ему с таким страхом высоты следовало бы летать исключительно по приборам… Однако большая их часть в летающем транспорте не работала из-за отсутствия маяков глобальной системы позиционирования. – Во всяком случае, выглядит просто. Но ведь это лишь поводья, что управляют впряженными вместо лошадей силами. А где же они сами? Ну, кому принадлежат руки, которые поднимают нас от земных хлябей?
– Подъемный момент нам обеспечивает контур антигравитации. На него сейчас опирается наш транспорт, – вздохнул Алекс. – Но ты его починить не сможешь. Нужен тестер, сменные платы взамен выбывшего из строя участка, диагност, аппарат для калибровки… И все это у меня с собой имеется. Но для использования необходим специальный нейроимплантат с установленными программами. А у вас, местных, такого нет. И не будет. Утешься тем, что контур этот прочен и надежен, как блок пенобетона, повредить его чем-нибудь, кроме прямого попадания плазмы, нечего и пытаться. Нет, ну в аварию тоже можно попасть, но удар, который его сломает, заставит пилота и пассажиров вообще растечься медузой, так как в них не останется ни одной целой косточки.
– Я не уверен, что понял. – В речи Алекса, не сильно следившего за своими словами, для инквизитора оставались непонятными целые предложения. Это Вячеслав уже мог говорить с местными на латыни так, словно был одним из них. И Сэмми, если старался. Но обычно он не старался, и потому даже современники понимали его перегруженную терминами и сленгом белиберду далеко не всегда. – Разве те артефакты, что слились с телом наших братьев по вере, истребляющих зло с оружием в руках, плохи?
– Хороши-хороши! – заверил его Алекс, благодаря паре месяцев сожительства с одной ушлой уличной торговкой из Нового Китая неплохо разбирающийся в том, как впаривать клиенту лежалый товар. – Вот только чтобы ты хотя бы мог увидеть то, о чем я с тобой говорю, нужны другие. Совсем другие.
– Какие? Ведь вы же не сможете всегда находиться рядом? И пусть простит меня Всевышний, но я не верю, что даже с его благословением у нас не случится какой-нибудь мелкой досадной неприятности, требующей выполнения нужных обрядов и ритуалов. А вдруг из-за происков врагов летучая колесница не сможет взлететь, когда никого из нефилимов не окажется рядом? Как тогда? – Инквизитор вцепился в необходимую ему информацию, словно голодающий в уроненный на землю богачом кусок хлеба. Нужные волшебные вещи он надеялся купить, выменять, украсть. По ситуации. Но ему для начала следовало узнать, какие именно артефакты чему и как служат. А с тонкостями он планировал разобраться потом.
– У вас бусинки, а у нас сеточки, – припомнил о том, как выглядит нейросеть, Алекс. – Надеваются прямо на мозг. Ну, под волосы и кости черепа, понимаешь?
– Кажется, да, – неуверенно сказал инквизитор, читавший отчеты о вскрытии тел малинитов. Пытливые служители церкви, ничего не сумевшие добиться пытками от редких пленников и хладных тел, внимательно описывали все отклонения от нормы. – Спасибо, что сочли возможным поделиться со мной этой тайной. Быть может, есть что-то, чем я могу сполна отблагодарить вас, о могучий воин небесного воинства? Редкие вина, драгоценные камни, невинные девы…
– Мойся чаще, – решил Алекс, принюхавшись к святому отцу. От него пованивало. Гигиену своих гостей жители «Амаласунты» заставляли соблюдать, но те относились к заботам по поддержанию чистоты тела с заметным пренебрежением. И отлынивали от них при каждой возможности. – И обормотов своих заставляй.
Не прошло и четырех дней, как уже буквально воющее от скуки и пары-тройки «маневров» обучаемого святое воинство соизволило приблизиться к пригородам Рима. Платформа не поднималась выше двух сотен метров по причинам, заключавшимся в излишней религиозности обряженного в монашью рясу не особенно опытного пилота. О приближении к столице пассажиры узнали заранее – километров эдак за десять. Когда приятный ветерок, задувающий в щели не особо герметичного корпуса, приобрел непередаваемые нотки – запахи биологического распада сложных полимеробелковых структур, миазмы околохимического происхождения и еще что-то, явно не идентифицируемое даже встроенным военным медимплантом.
Как позже выяснилось, доносились запахи из района кожевенных производств и чумных кварталов, расположенных как раз на том берегу Тибра, вдоль которого летающий паладиноносец двигался к центру святого города. Амбре просто сногсшибательное. Даже святой отец, перекрестившись, сдвинул рычаг повыше, ибо никакая религиозность, даже запредельная, не выдерживала встречи с вот такой вот грубой действительностью.
– Рим? – стукнулся в отделяющую кабину пластиковую перегородку какой-то монах. За несколько суток полета пассажиры изрядно осмелели… Или просто устали бояться. – В самом деле мы за считаные дни перенеслись едва ли не через половину мира, и под нами уже сам святой Рим?
