Я был весь в синяках и кровоподтеках после своих каникул у отца. Тэйт нашла снимок на дне коробки, которую я держал под кроватью.
Она пришла ко мне сегодня не для того, чтобы поздравить с днем рождения.
Она что-то искала.
А я оттолкнул ее, не захотев говорить о том, что она и так уже знала.
Глава 29
Я пулей вылетел с подъездной дорожки и вдавил педаль газа в пол. До конца улицы, на край города, не освещенный светом фонарей.
Обычно вождение помогало мне очистить мысли, а теперь в голове была сумятица из-за Тэйт. Я не пытался убежать. Я хотел отсечь все это.
Она все равно не поняла бы и наверняка увидела бы меня в ином свете. Почему она не понимала, что все это не имеет никакого значения?
Наверное, мне нужно было вести себя помягче, но Тэйт продолжала лезть в то, что ее не касается.
Я вцепился в руль, принуждая себя жать на газ, чтобы не повернуть назад.
Я не мог вернуться. Она же захочет узнать все, а мне было стыдно за то, как я обошелся с братом, даже больше, чем за то, как поступал с Тэйт.
Разве она не понимала, что некоторые вещи лучше не ворошить?
– Иди. Помоги брату, – говорит отец слишком мягко.
У меня дрожат руки, я оборачиваюсь и смотрю на него.
Что происходит? – спрашиваю я себя.
– Не делай вид, будто у тебя есть выбор. – Он показывает на лестницу рукой, в которой держит бутылку.
Деревянные ступеньки скрипят под моими ногами, а тусклый свет внизу не помогает успокоиться.
Похоже, что жутковатый огонек горит в старой печи, но я чувствую, что чем ниже спускаюсь, тем холоднее воздух.
Где Джекс?
Я оглядываюсь на отца – он стоит в кухне, наверху лестницы. Ощущение, словно меня засасывает в черную дыру, становится сильнее.
Меня больше никто не увидит.
Но отец машет рукой, побуждая меня спускаться дальше.
Я не хочу идти. Мои голые ноги замерзли, и в них втыкаются щепки, торчащие из деревянных ступеней.
Но вдруг я останавливаюсь, и сердце подскакивает к самому горлу.
Я вижу Джекса.
Я вижу их.
А потом я вижу кровь.
Я поставил машину на парковке у заднего входа в парк Игл-Пойнт. Здесь два входа. Центральный, куда можно въезжать на автомобиле, и задний – для пешеходов и велосипедистов. Но у заднего входа есть стоянка, чтобы оставить машину и пойти в парк пешком. Я выбрал именно этот вход.
Тот, что ближе к пруду.
Я и сам не понял, как здесь оказался, но за рулем я порой отключал голову. Рано или поздно я все равно оказывался там, куда хотел попасть.
Иногда мой путь заканчивался в автомастерской Фэйрфакса, куда я приезжал повозиться со своей машиной. Порой я оказывался у Мэдока дома, где мы устраивали тусовку. А несколько раз – дома у какой-нибудь девчонки.
Но сегодня? Парк? Пруд?
Волоски у меня на руках встали дыбом, горло обожгла подступившая желчь. Я хотел быть здесь не больше, чем в тюрьме, куда поеду завтра.
Но я все равно направился в парк. Прошел через ворота, открытые даже ночью. Спустился по каменным ступеням к пруду, куда не приходил уже несколько лет.
Пруд был искусственным, зону вокруг него – берега, окружающие его скалы и ведущие к нему ступени выложили песчаником. От пруда к лесу, через который можно было выйти на смотровую площадку над рекой, вела дорожка из того же песчаника.
Это место было уединенным, необычным и особенным для нас с Тэйт. Мы устраивали здесь пикники, приходили сюда во время соседских свадеб и просто сидели здесь поздними вечерами, тайком сбежав из дома.
Последний раз, когда я был здесь, я в последний раз плакал.
– Тэйт? Иди сюда, милая, – зовет ее мистер Брандт, и мое сердце колотится в груди как отбойный молоток. Я жду не дождусь, когда увижу ее. Обниму ее.
И скажу то, что должен был сказать раньше. Что люблю ее.
В желудке урчит от голода, и я смотрю на свои руки, в которые въелась грязь. Нужно было помыться, прежде чем идти искать ее. Но я знаю, что Тэйт это неважно.
Спускаясь по каменным ступеням, я вижу, как она плюхается на одеяло и, оперевшись на руки, скрещивает ноги в лодыжках.
Она такая красивая. И она улыбается.
В голове мелькает мысль о Джексе, мышцы сводит от напряжения. Я должен кому-то рассказать.
Но сначала мне нужна Тэйт.
Я уже иду к ней, но тут я вижу свою мать и прячусь за валуном.
Меня охватывают злость и отвращение.
Почему она здесь? Я не хочу ее видеть.
Я звонил ей летом. Пытался попросить ее о помощи, но она просто бросила меня там.
Почему моя мать здесь, с ними?
Я пытаюсь дышать ровно, но горло сжимается, словно я сейчас расплачусь.
Тэйт – моя семья. Моя настоящая семья. Моя мать-алкоголичка не имеет никакого права быть здесь и проводить с ними время.
– Жду не дождусь, когда Джаред вернется, – говорит Тэйт. Я слышу улыбку в ее голосе и закрываю рот рукой, чтобы не разрыдаться.
Я хочу подойти к ней, но не могу сделать этот шаг при всех. Не хочу сталкиваться со своей матерью и не хочу, чтобы мистер Брандт видел меня таким. Грязным и побитым.
Мне просто хочется схватить Тэйт за руку и убежать с ней.
– Покажешь ему приемы карате, которые вы с Уиллом разучили за лето, – предлагает мистер Брандт, и я перестаю дышать. Рыдания, которые я удерживал в груди, превращаются в пламя ярости.
Уилл? Гири?
Я перевожу взгляд в сторону, словно в поиске объяснения, но не нахожу его.
Она что, все еще встречается с ним?
– Что ж, это здорово, что тебе было с кем общаться, когда Джаред уехал. – Мать открывает банку с колой. – И мне кажется, что расстояние в вашем случае полезно. Вы двое слишком сблизились в последнее время.
Моя мать улыбается Тэйт, мягко толкая ее в ногу. Тэйт отворачивается, в ее взгляде смущение.
– Ну… Мы же просто друзья, – Она морщит нос, и у меня перехватывает дыхание.
Я опускаюсь на землю за валуном, откидываюсь назад и опускаю голову.
Не сейчас. Не надо так со мной сейчас!
Я качаю головой, сжимаю кулаки, и грязь сходит с моих рук вместе с по́том, проступившим на ладонях.
