Тэйт сделала подсечку, сбив Пайпер с ног, и я округлил глаза, когда та шлепнулась задницей прямо на грязную, пыльную дорогу.
Точно, Тэйт моя помощь не нужна. Я потрясенно покачал головой.
Толпа вокруг нас просто обезумела, люди скандировали, требуя драки, поощряли соперниц свистом и одобрительными возгласами. Вряд ли они определились, за кого болеют. Им просто хотелось зрелища.
Тэйт наклонилась и, дважды хлопнув в ладоши перед ошарашенным лицом Пайпер, громко сказала:
– Раз уж я завладела твоим вниманием, хочу довести до сведения: ты ему неинтересна.
Я прикусил губу.
А она еще та штучка.
Повернувшись в мою сторону, Тэйт сделала глубокий вдох, и буря в ее глазах улеглась.
Она подошла ко мне и больше я ничего, кроме нее, не видел. Пайпер была забыта.
– Я не предмет мебели, – тихо заговорила она, и я понял, что ранил ее чувства, когда мы сидели в машине.
Тэйт была не такой, как все. Она ничего не делала наполовину.
Если она была в деле, она вкладывалась на все сто. Если нет, то нет. И я тоже должен был вести себя по-мужски.
Она достала мамин кулон и вложила его мне в руку.
– Не прячься от меня и не проси меня прятаться, – прошептала она тихо, чтобы только я это услышал.
Я сжал кулон в руке.
Она в деле.
Я легко ее поцеловал, едва не задохнувшись от желания прижать ее к себе прямо сейчас.
– Удачи, – снова прошептала Тэйт, посмотрев на меня теплым взглядом, и пошла обратно к толпе.
– Тэйт? – позвал я, еще даже не сев в машину.
Она повернулась, подняв брови, и засунула руки в карман толстовки.
– Ты со мной, детка, – сказал я ей. – Садись.
И, не дожидаясь ее реакции, я опустился на сиденье и открыл пассажирскую дверь изнутри.
* * *
После заезда, который я выиграл, я отказался ехать на традиционное сборище у костра и утащил Тэйт с собой. Я никогда еще так не спешил вернуться домой.
Думаю, почти все присутствующие на гонке догадались, чем мы собираемся заняться. Сразу же после того, как я пересек финишную черту, я за две гребаные секунды отстегнул оба ремня безопасности – свой и Тэйт – и, усадив ее к себе на колени, поцеловал.
На Петле пульс у меня зашкаливал. Я ощущал прилив адреналина, чувствуя возбуждение от того, что Тэйт сидит рядом со мной.
Гонки всегда приносили мне удовольствие, но, когда отец стал выжимать из меня все деньги, моя страсть к ним угасла. Последнее время я гонялся только ради того, чтобы заработать, но именно сегодня Тэйт все изменила.
Мне даже было трудно смотреть на дорогу. Ее тихие возгласы в поворотах действовали на меня как наркотик.
Наконец-то я снова почувствовал страсть к гонкам и больше никогда не хотел приезжать на Петлю без Тэйт.
Мы ехали домой, и вдруг она заговорила:
– Джаред? Куда ты уезжаешь по выходным?
По выходным.
Я сузил глаза. Вихрь спутанных мыслей пронесся у меня в голове, но я не мог ухватиться ни за одну из них. Внутри все рухнуло, и с каждым новым вдохом мне все сильнее хотелось выпрыгнуть из машины.
К отцу, в тюрьму. Я не мог сказать ей об этом.
Джекс в приемной семье, а его матери едва исполнилось восемнадцать, когда наш отец ее соблазнил. Да и моей матери тоже, если уж на то пошло. Что подумает Тэйт?
Избиения. Подвал. Мое предательство – то, как я сбежал, бросив Джекса.
Желчь подступила к горлу, и я едва мог проглотить, не говоря уже о том, чтобы рассказать эту омерзительную историю.
– За город, – ответил я коротко и просто.
– Но куда именно?
– Какая разница? – Моя резкость не была притворной. Я хотел закрыть эту тему.
Мое прошлое было постыдным и грязным, и никто, кроме Джекса, не знал о том, что произошло тем летом. И если бы я мог стереть это из его памяти, я бы так и поступил.
Крутанув руль вправо, я стукнулся днищем об асфальт, сворачивая на подъездную дорожку. Тэйт схватилась за ручку над окном, а я помчался к своему дому.
– Почему же Пайпер позволено знать, а мне – нет? – Она говорила с напором, словно защищаясь.
Она знала про Пайпер?
– Черт, Тэйт, – процедил я сквозь зубы и выпрыгнул из машины, краем глаза заметив, что машина матери стоит в открытом гараже. – Я не хочу об этом говорить.
Ни сегодня, ни когда-либо еще. Я даже не знал, с чего начать. Если она действительно хочет быть со мной, ей нужно перестать докапываться.
– Ты ни о чем не хочешь говорить! – крикнула Тэйт через капот машины, выскочив следом. – Что, по-твоему, будет дальше?
Дальше? Она может принять меня таким, какой я есть. Вот что может быть дальше.
– Чем я занимаюсь в свободное время – мое дело. Доверяй мне или нет.
– Доверять тебе?! – Тэйт наморщила брови, глядя на меня с возмущением. – Ты давным-давно потерял мое доверие. Но если сам попытаешься мне довериться, тогда мы, возможно, сможем снова стать друзьями.
Друзьями? Мы никогда больше не будем просто друзьями.
Угомони ее или оттолкни, сказал я себе.
– Мне кажется, мы уже перешли черту, Тэйт, – кисло усмехнулся я, – но если хочешь поиграть в эту игру, тогда ладно. Можем устраивать ночевки, только теперь без секса не обойдется.
Ее плечи распрямились, и она сделала резкий вдох, глядя на меня с болью и потрясением. Я, черт возьми, снова это сделал.
Почему я продолжал так поступать? Я мог просто обмануть ее ожидания и уйти.
Но нет. Меня переполняла злость, я искал ссоры.
Как бы там ни было, я увидел этот грустный взгляд в ее наполненных слезами голубых глазах, и мне захотелось схватить ее в объятия и расцеловать ее лицо, ее нос и губы, как будто этим я мог стереть все те ужасные вещи, которые сказал и сделал.
– Тэйт… – Я начал обходить машину, но она сделала несколько шагов в мою сторону и швырнула что-то прямо мне в грудь.
Я подхватил брошенный мне предмет, беспомощно глядя на то, как она бегом промчалась через наши дворы и влетела в свой дом.
Нет.
Я смотрел ей вслед – на теперь уже темное крыльцо и на закрытую входную дверь. Лишь через минуту или две я понял, что держу в руке какую-то бумагу.
Я опустил глаза, и во рту у меня пересохло, а сердце болезненно заколотилось в груди.
Это была фотография.
На ней был я.
Четырнадцатилетний.
