Перевернулся на спину Нил, на пожар смотрит. Сперва огня снаружи видно не было, только дым в звездное небо черными клубами поднялся и луну закрыл. А потом внешние леса принялись, стало светло как днем. И жаром вокруг пышет. Колокольня будто огромная свеча горит, и в небе звезд уже не видно, а только кружится красный пепел.
Тут монахи, послушники и паломники в монастыре проснулись, на двор выбежали и стали звать на помощь. Кто за водой побежал, а кто просто стоит и смотрит, как колокольня горит. А что тут поделаешь, разве шестиярусную колокольню ведрами потушишь?
Огонь меж тем с колокольни на всю церковь перешел, запылала крыша. Монахи стали соседние здания водой поливать, чтобы там не занялось. Тут Нил наконец очнулся и решил, что, пока суматоха, надо себя спасать. Ведь если найдут — сразу поймут, кто поджег.
Начал он потихоньку ползти в сторону от церкви, превозмогая боль. Ползет на руках, здоровой ногой себе помогает. Вдруг сзади треск и гул послышались. Обернулся Нил — а колокольня на один бок просела, и в его сторону крениться начала. Гудит огонь, летят вниз раскаленные уголья, и все больше колокольня наклоняется. Народ вокруг кричит: «Берегись! Не подходи!» Испугался Нил, еще быстрей пополз — как бы успеть, пока колокольня не обрушилась. Ползет по жидкой грязи, ногу подволакивает, и через плечо назад на колокольню оглядывается — как там, стоит? Совсем ему страшно стало, так страшно, что стал он на помощь звать. Думает я — лишь бы живым выбраться, а там пусть меня под суд отдают, что хотят, то и делают. Только его крики в общем шуме не слышны — все своими делами заняты, бегают и монастырское имущество спасают.
Наконец треснуло что-то в основании колокольни. Сорвался сверху раскаленный докрасна колокол, рассыпая искры, полетел вниз, ударился о землю и раскололся на куски, будто был сделан из глины или стекла. Посыпались кирпичи, и колокольня со стоном рухнула. Нил только зажмуриться успел, как полыхнуло ему в лицо пламенем, пеплом и горячим паром. Закричал он от боли, перевернулся и что есть мочи пополз на брюхе дальше, вон из монастыря. Остановился только когда дополз до Волги, скатился вниз и опустил пылающее лицо в студеную воду.
Как боль поутихла немного, Нил решился посмотреть назад. Огонь охватил весь монастырь: люди метались в отблесках пламени, кричали, выносили из соседних церквей утварь и иконы. Вдалеке раздавался колокол пожарной команды, которая спешила спасать то, что еще можно было спасти.
Оглянулся Нил по сторонам. Он знал это место у пристани. Стал думать, где бы ему спрятаться, куда бы закатиться и переждать ночь. Вдруг рядом увидел тени и расслышал голоса: это были бурлаки, ночевавшие на берегу и разбуженные пожаром. Голоса приближались, мелькал в темноте фонарь. Страх охватил Нила: только еще недавно он звал людей на помощь, а теперь люди снова стали ему страшны. На его удачу, рядом с тем местом, где он лежал, у берега к коряге была привязана лодка. Собрав все силы, Нил добрался до лодки, перевалился через борт внутрь, зубами развязал узел и оттолкнулся руками от берега. Лодка выскользнула на быстрину и поплыла.
Лежа на спине, Нил смотрел на звезды. Дым уже не застилал небосвода; хотя на редких облаках еще виднелись красноватые отблески пожарища, шум и крики вдалеке уже почти не были слышны. Болела нога, обожженное лицо пылало, сердце билось так часто, будто хотело сломать прутья клетки и вырваться на волю, на холодный осенний воздух.
Через короткое время все звуки вокруг него утихли, и осталось одно лишь журчание струящейся воды. Приближался рассвет.
Отшельник
14. Пароход
Тихо плывет лодочка по широкой реке, качаясь на волнах. Весел у нее нет, на дне лодки плещется застоялая вода. Ее оборванный и обожженный пассажир спит, обхватив руками лавку, изредка вздыхая и вздрагивая от тревожных снов. Вдруг где-то вдалеке в утреннем тумане раздается гудок парохода, потом еще один, все ближе и ближе. Шлепают по реке два огромных колеса, стучит двигатель, с шумом скатывается вода с блестящих лопастей. На пустой верхней палубе, опершись на перила, стоит сухощавый человек в черном статском сюртуке; он встал раньше всех, при первых лучах солнца, и терпеливо ожидает теперь, когда его позовут к завтраку. А пока холодным взором через маленькие очки в золотой оправе осматривает он низкие заболоченные берега, чернеющие справа и слева в тумане, и нюхает чутким тонким носом воздух. Ему чудится запах гари.
Раздается еще гудок, и сразу же за ним с нижней палубы доносится голос: «Константин Петрович! Константин Петрович! Извольте спускаться, завтрак подан!» Человек резко разворачивается на каблуках и уходит. На палубе больше никого нет.
Гудок разбудил Нила. Он оторвал голову от лавки, огляделся и увидел нависающую над ним тушу парохода. Успел только прочесть на борту надпись блестящими латунными буквами: «Стрижъ», и чуть дальше: «Волжское пароходное общество САМОЛЕТЪ». Через миг мокрая лопасть колеса ударила по корме лодки и разнесла ее в щепки. Нос лодки задрался, и она перевернулась, выбросив Нила в зеленую, наполненную пузырями речную воду. Водяной вихрь закружил его и потащил сперва вниз, в придонную черноту и мрак, а потом вверх, к пенящемуся свету. Когда он вынырнул, пароход уже прошел мимо, и только корма его, все еще пустынная, белела в тумане. Рядом в воде плавали щепки, и болталось на волнах несколько досок, оставшихся от лодки. Нил схватился за одну из них и, толкая доску перед собой, поплыл к ближайшему берегу.
Плыть было трудно: болела сломанная нога, одежда намокла и тянула вниз. Когда силы уже почти покинули Нила, он нащупал дно песчаной косы, протянувшейся на полверсты от берега поперек русла. Бросив доску, побрел к берегу, помогая себе руками. Совсем немного оставалось, как вдруг на мелководье больная нога, под вновь обретенной тяжестью тела, подвернулась. Вскрикнув от боли, Нил упал. Песчаная коса вдруг куда-то уплыла из-под ног; берег, уже такой близкий, мелькнул и исчез под толщей взбаламученной воды, и Нил снова стал захлебываться. Он беспомощно барахтался, пробовал кричать, но крика не получалось — в его открытый рот заливалась вода.
Вдруг чья-то рука схватила Нила за шиворот, выдернула из воды и потащила дальше, к кромке желтеющей на берегу осоки. Зашуршала трава, и Нил оказался на суше. Он повалился на живот и стал кашлять, выгоняя из себя воду.
Отдышавшись и успокоившись, Нил поднял голову и оглядел своего спасителя. Им оказался маленький седой старичок в черном засаленном зипуне с рукавами, закатанными до локтей. Нил хотел было что-то сказать, но сил у него не осталось, и вместо слов из его горла вырвался не то хрип, не то стон. Старичок ловко перевернул Нила на спину, разорвал на нем рубаху и стал растирать грудь, что-то бормоча. Нил смотрел на морщинистое лицо старика и дивился: руки, только что бывшие озябшими от воды, вдруг стали наполняться теплом, сердце успокоилось, боль в ноге притупилась. Старичок будто почувствовал это, прекратил бормотать и отнял руки от груди Нила. А потом наклонился, погладил его ладонью по волосам и с улыбкой сказал: «Отдохни теперь!» При этих словах Нила сморил глубокий сон, и глаза его закрылись сами собой.
