И лишь мой стон дойдёт до Бога
В словах молитвы о тебе.
Одна слеза в ночи растает…
Где ты?
Где я…
Безмолвье звёзд…
Но кто-то Мудрый обещает
К тебе построить Звёздный Мост.
Холодный месяц на престоле
Желает погрустить со мной,
Но я ласкаю имя – Оля,
И волос, пахнущий рекой…
Перевернув ещё с десяток исписанных листов, она подняла глаза на Алексея. В их серо-голубой глубине мерцали звёзды, качались моря и двигались континенты.
– Красиво… И как точно… – Она прикрыла тетрадь рукой. – Перепиши мне это стихотворение.
– Конечно. Оно – твоё.
– Спасибо… А почему в дневнике ты называл меня Валькирией?
– Потому, что ты – Валькирия! – воскликнул Алексей. – Я так тебя чувствую – таинственная дева-полубог, организующая битвы и собирающая для бога Одина души погибших воинов-мужчин.
– А почему ты никогда не говорил мне об этом?
– Потому, что я ещё многого тебе не говорил… – произнёс он и поднялся из-за стола. – Оля, иди ко мне…
Она раздумывала мгновение. Затем быстро положила дневник на стол, не показывая глаз, слишком поспешно поднялась навстречу, сделала первый неуверенный шаг.
Он коснулся её плеча, обнял, хотел прижать к себе, но понял, что что-то изменилось – Ольга отстранилась и резко отвернулась к окну, закрыв лицо руками. Он снова попытался обнять её, коснулся груди. Она оттолкнула его руки:
– Нет!.. Уйди…
– Что ты, малыш… – Взяв за плечи, он развернул её к себе. Он хотел видеть глаза.
– Не трогай меня! – Она отскочила к самому подоконнику и напряглась, готовая дать отпор.
– Ладно… Всё… – Он сделал шаг, стараясь говорить спокойно. – Я не буду прикасаться к тебе. Давай сядем…
Закончить фразы Алексей не успел. Её крик сорвался на визг:
– Не приближайся ко мне! – Ольга схватила из невысокой стопочки, стоящей на подоконнике, белую плоскую тарелку и швырнула на пол под ноги Алексея. Тарелка рассыпалась на десятки мелких кусочков по керамическому полу.
– Отойди! – рычала Ольга, берясь за следующую. Её глаза, в которых горела решимость, неотрывно следили за хозяином квартиры. Следующая тарелка тоже разлетелась на кусочки.
– Всё, – побледнев, произнёс он примирительно, отступая и пятясь вглубь кухни, – видишь, я уже сел за с-стол. Иди, с-сядь рядом.
– Не дождёшься! – Она метнула третью тарелку. Больше посуды на подоконнике не осталось. Её бегающий взгляд, скользя по кухне, искал, за что зацепиться?
– От-ткрой шкаф с-справа, – посоветовал он, чуть заикаясь от волнения, – т-там ещё с-стоят т-тарелки и чашки. Т-только вазу не бери.
Ольга замерла. Закрыв глаза, она задержала глубокий вздох, постояла секунд десять без движения с закрытыми глазами, потом, выдохнув, произнесла уже спокойно:
– Прости. Я сейчас всё уберу.
– Ну, что т-ты! – Алексей в широком жесте развёл руки. – Мне нравится убирать за гостями с-самому, когда они к-колотят мою посуду!
– Я тебя предупреждала!.. – устало бросила она. – Я ещё не готова. Всё равно – прости. Где у тебя веник и совок?
– А почему ты иногда заикаешься? – спросила Ольга, когда они вместе мыли на кухне пол.
– Это у меня с «чеченской», – ответил он, отжимая швабру. – Когда очень волнуюсь – бывает проскакивает.
– И кем ты был на «чеченской»? – Она с интересом смотрела на него.
– Снайпером.
– Ты?! Снайпером? – очень удивилась она.
– Не веришь?
– Нет!
– Снайпером в роте разведки ВДВ.
– ВДВ – это Воздушно-Десантные войска?
– Правильно. Я до сих пор «не выездной» за границу.
– Ты и с парашютом прыгал? – Её удивлению не было предела.
– Двадцать восемь прыжков.
– Ну да!
– Не веришь? Сейчас, только пол домоем, я тебе фотографии покажу и ордена.
– Всё равно у нас сегодня уже ничего не получится, – предупредила она.
– Ты о чём? – не понял он, а поняв, тихо рассмеялся: – Глупая… Лучше, расскажи, как так долго обходишься без мужчины?
– Ты хочешь это знать? – Босая девушка, с закатанными по локоть рукавами блузки, опустилась на стул. Её глаза сверлили его насквозь.
– Хочу.
– Зачем?
– Доверься мне. Так нужно.
Она отвела глаза, будто сомневаясь: стоит говорить или нет?
– Говори. Твоя тайна не выйдет за пределы этой квартиры.
– Ну, это не тайна… – Набрала полную грудь воздуха Ольга и посмотрела на Алексея. – Многие так поступают… Я иногда пользуюсь игрушками… Ты понимаешь? – выдохнула она и отвернулась. Лёгкий румянец покрыл лицо.
– Это – нормально, – продолжая мыть пол, произнёс Алексей. – Я бы не поверил, если бы ты сказала, что не делаешь этого.
– Почему? – Пересиливая охватившее её чувство стыда, она с любопытством взглянула на двигающегося со шваброй посреди кухни Алексея.
– Потому, что это – нормально. – Он остановился и посмотрел на гостью. – Гораздо хуже было бы для меня, если бы ты оказалась лесбиянкой!
– Ты серьёзно?
– Вполне.
– Эгоист! – Ольга не смогла сдержать улыбки. – Развратник!
– Спасибо. От такой слышу!
– Ну, показывай свои фотографии! – громко рассмеялась она. – Десантник!..
Они сидели в машине.
– О чём ты думаешь? – спросил он в тишине.
– Я сейчас не здесь…
– Что-то случилось?
– Случилось.
– Что?
– Я ничего не знала о тебе.
– Ну, узнала. И что изменилось?
– Лёша, я – другая. Пойми.
– Понял. И что дальше?
– Я погублю тебя!
– А без тебя, Оля, я погибну и сам.
– Не выдумывай…
– Ответь мне, малыш, почему люди страшатся, когда счастье оказывается рядом, когда оно становится возможным. Для чего мы наказываем неверием себя и других, почему стремимся ощущать себя несчастными и бессильными, и думать, что так и должно быть, что это нормально? Для чего мы живём?
– «Радость мелькнёт, как молния. Печаль вечна». Даниил Гранин «Иду на грозу», – тихо сказала она. – Такова человеческая доля.
– А я думаю, что ты боишься быть честной даже сама с собой.
– Честной?
– Да. Твоя душа просыпается от спячки, и тебя почему-то пугает это. Ты не хочешь принимать нового ощущения мира, новую себя. Ты самодостаточна, горда, независима, не веришь никому, но этого не нужно в нашем с тобой мире.
