– Не надо бояться, – попросила Джессика, мысленно поздравляя себя с удачной находкой. – Я сама заядлая книжница, без книг жить не могу.
Она ободряюще улыбнулась Ирене, и та немного успокоилась, бросившись в оставшийся от мамы убогий домишко собираться. Не верилось, что больше никто не станет злобно шипеть в спину: «Ведьма проклятая!», и бросать комки грязи, а то и камни.
Осмотр деревни много времени не занял. Джессика передала семьям Эркольтов, Дарингов и Заргеров шелковые кошельки с приданым для дочерей, захваченные из замка по просьбе мужа. Благодарности селян не было предела, они долго низко кланялись, графине даже стало неудобно – ее-то заслуги здесь никакой.
Староста успокоенно кивал – госпожа, похоже, тоже не слишком строгая. Не придирается, деньги вон передала, только приказала проследить, чтобы их не пропили. Ну, уж это он сделает, а то старому Заргеру только брагу и подавай, совсем спился. Зато жена его – бой-баба, не даст муженьку счастье дочери по ветру пустить. Не раз видеть доводилось, как Заргериха гоняла благоверного по деревне, размахивая оглоблей, которую не всякий мужик поднимет.
Одно только расстроило – госпожа почему-то взяла в служанки наглую дочь ведьмы, на которую он уже собирался доносить в инквизицию. Староста предпочел бы пристроить в замок свою младшенькую – девка расторопная, ядреная, любая работа в руках горит, да и господину ложе охотно согреет, коли госпожа занеможет. Но Ее высочество сказала, что хочет дочь ведьмы, знать, надо выполнять.
Вернувшись в замок, Джессика поселила Ирену в одной из спален своих покоев, познакомила ее с искином и ушла искать мужа, посмеиваясь при мысли о виде девушки после знакомства с бесплотным духом. Да и возникшие из воздуха прозрачные кувшины с холодными напитками поразили Ирену до онемения.
Графиня долго бродила по замку, удивляясь его величине, пока не спросила искина, где искать Ариана. Он нашелся в какой-то странно выглядящей комнате, стоял спиной к двери и смотрел на портрет Ирики. Увидев в зеркале напротив его наполненные тоской глаза, Джессика остановилась в дверях и неслышно вздохнула. Принц не заметил ее, он гладил портрет, что-то тихо шепча, и столько боли было в этом шепоте, что девушка вздрогнула. А затем Ариан взял гитару, стоявшую у стены, и тронул струны. Тихая мелодия накатывалась волнами, заставив Джессику замереть. Не сразу она заметила, что вступил голос, не сразу вслушалась в слова, а вслушавшись, не сдержала всхлипа:
Здесь лапы у елей дрожат на весу,
Здесь птицы щебечут тревожно – Живешь в заколдованном диком лесу,
Откуда уйти невозможно.
Пусть черемухи сохнут бельем на ветру,
Пусть дождем опадают сирени, – Все равно я отсюда тебя заберу
Во дворец, где играют свирели!
[15]
Голос ширился, захватывал собой все вокруг, заставлял забывать обо всем и слушать, слушать, слушать. Да не может человек так петь! Не дано ему это! Но он же не человек… Джессика хватала ртом воздух, пытаясь хоть как-то прийти в себя, как-то опомниться от наваждения, но не могла. Принц пел на одном из языков, которым обучил жену после завтрака, всего лишь положив ей руку на затылок. Этот, кажется, звался русским…
В какой день недели, в котором часу
Ты выйдешь ко мне осторожно,
Когда я тебя на руках унесу
Туда, где найти невозможно?
Украду, если кража тебе по душе, – Зря ли я столько сил разбазарил?!
Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,
Если терем с дворцом кто-то занял!
Ариан замолчал, выронив гитару. Джессика держалась за горло, сдерживая рыдания из последних сил, ее трясло… Она осторожно отошла от двери и бросилась куда-то бежать. Куда – девушка не знала, просто неслась по коридорам замка сломя голову, пока не наткнулась на что-то и не упала. Усевшись прямо на пол, она уткнулась лицом в колени и заплакала. Тихо и безнадежно.
«Украду, если кража тебе по душе… – билось в голове, и Джессика снова захлебывалась от слез. – Украду…»
Не ей были сказаны эти слова. Не ей… И никогда не будут сказаны ей. От этого понимания почему-то было так больно, что она едва могла дышать. Перед глазами стоял Ариан, с нежностью касающийся портрета мертвой женщины. Да, ей он такого не скажет… Не скажет…
Мелодия постижения
Элифания, дочь Аринасия, ученица Безумного Барда
Длинные, рубчатые щупальца, вооруженные тупыми мечами, двигались с почти невидимой человеческому глазу скоростью, нанося удар за ударом, изгибаясь и стремясь дотянуться до противника. От них уклонялась, прыгала, парировала атаки невысокая черноволосая девушка в просторном тренировочном костюме. Она была вся мокрая, тяжело дышала, но некогда было даже утереть пот со лба – щупальца продолжали атаковать. Да когда же, наконец, закончится это издевательство, по недоразумению называемое тренировкой?!
Когда раздался гонг и щупальца исчезли, Элька обессиленно рухнула, где стояла. Она проклинала про себя Дина, заставившего ее, помимо всего прочего, изучать рукопашный бой. Ну зачем, скажите на милость, девушке учиться драться?!. Однако наставник был неумолим. Сказал – надо. И никуда не денешься, пришлось.
Девушка тихо стонала, ощупывая синяки и ссадины. Хорошо ее сегодня оприходовали… Дин с какой-то стати установил роботренера на средний уровень уровень вместо начального, на котором до сих пор работала девушка. Сюрприз оказался очень неприятным. Нет, не то слово – отвратительным! Чего добивается наставник? Зачем так гонит? Куда спешит?
С трудом встав, Элька поплелась в ближайший санузел и мысленно приказала наполнить бассейн. Разделась и с наслаждением плюхнулась в горячую воду. Прошли те времена, когда она дивилась каждой мелочи. Казалось бы, всего месяц девушка на сегментной станции Контроля, которую сами Барды высокопарно именовали «Замком на краю Бездны», но успела за этот месяц узнать столько, что раньше и представить не могла. Вспомнив прежнюю себя, Элька хихикнула: вот ведь наивная дурочка была!
В первые же дни пребывания в замке Дин усадил ученицу в какое-то висящее в воздухе кресло и закачал ей прямо в мозг огромное количество знаний, одновременно адаптировав ее мозг к скоростному восприятию информации. Что-то наставник еще сделал с ней, но что именно – Элька не знала, однако получила несколько дополнительных чувств. Первым и самым главным оказалось так называемое чувство диссонанса. Не музыки, нет, музыку она и так ощущала душой – диссонанса того непонятного, что Барды называли Сетью. Или изнанкой. Или нулевой реальностью. До первого вхождения туда Эльке было еще далеко, слишком многому нужно сперва научиться. Опыта-то никакого. Знания есть, осознала необъятность вселенной. Одной? Куда там! Множества и множества.
Зная то, что знала сейчас, девушка уже не смогла бы жить в родной Стаховке, с ума сошла бы от тоски. Родной мир, как выяснилось, совсем еще дик. Она сильно скучала по отцу и мечтала найти его, забрать на более благополучную планету. Но это пока было невозможно, и Элька хорошо понимала, почему. Слишком много миров, а ее родной – еще и отраженный, вторичное отражение от вторичного отражения. Поди найди хотя бы – откуда он отразился. Понятно, что основой послужила Земля средневекового уровня развития, принадлежащая какому-то из основных конгломератов. Только какому? Их сотни и сотни тысяч, и в каждом есть своя Земля.
