Так начались наши беседы, которые потом повторялись из года в год и сплелись в длинную, яркую ткань знаний, мудрости и чудных рассказов. Сейчас уже сложно вспомнить, что было сказано в первую ночь, а что я узнала через несколько лет. Нынче во мне все слова Го – единый сосуд мудрости. Они уйдут вместе со мной, но это не страшно: главное, чему научил он меня, – что знания находятся вокруг нас, ниоткуда не появляются и не исчезают. Мудрец подобен собирателю ягод, который просто знает, куда пойти и где растет больше. А значит, любой чуткий способен узнать то, что знал Го.
В ту ночь мы не спали. Уже проснулись слуги и погонщики, уже купцы поднялись, а наша беседа все не кончалась. Не один сосуд горячей воды приносил слуга, не один раз доставал Го сухие листочки. Но ни усталости, ни сонливости, ни отупения, как порой бывает от трав, не чувствовали мы. Только когда заглянула к нам та дева – тонкое личико, испуганный взгляд, – вспомнила я о желтой царевне, о свадьбе и преступном калыме, и пришлось разговор наш прервать.
Мы вышли из шатра. Голова была легка и немного кружилась от бессонной ночи. Го отправился на торги, а я пошла к отцу, но ни его, ни братьев не нашла в шатре, не было там и гостей, только слуги убирали остатки утренней трапезы, заталкивая объедки в рот. Я выпила кислого молока и пошла на торг.
Глава 4
Свадьба
Шатры для мелкого мена были открыты и гудели точно колода с пчелами, в загонах ревела скотина. Желтые покупали овец немного, только для еды в дорогу, а наши пастухи обыкновенно пригоняли целые отары, не имея больше ничего и надеясь за это получить ценные вещи. Но только мыкались со своим скотом, а после гнали его назад. С большей охотой желтые брали шкуры и веревки из конского волоса, меняя их на зеркала. Но наши, конечно, жаждали шелка – себе ли на шапку, чтоб перед соседями красоваться, на свадьбу ли, ведь без того, чтобы молодым под ноги постелить шелк, бедной считалась свадьба. Видела я, как, прячась за лежащими верблюдами и тюками, пытались пастухи выменять на жалкие обрывки шелка ягненка или жеребенка.
У конских загонов было особенно много людей, там нашла я и отца, и братьев. Желтые цокали языками, качали головами, обсуждали громко, что-то кричали. Они были очень довольны конями, хотели брать всех, но торговались – выкладывали на земле палочки, сколько дают за коня. Их меняли на пряности, пурпур, ракушки и другие ценности. Пряности и пурпур отмеряли мешочками, но отец требовал пересыпать – бывало, купцы подмешивали песок или камни.
Когда мы прибыли, мена была в разгаре. Цветные шелка порхали, словно невиданные птицы. Запах пряностей стоял такой, что свербило в носу. Аной и старшие мои братья торговали золотом. Там же приметила я и главу рода торговцев, Зонталу, с сыновьями – толстый, мягкий, он был уже стар, а сыновей у него было трое.
Когда торг закончился, отец подозвал Зонталу, его среднего сына Савка и главного купца – высокого, сильного человека в пышной шелковой одежде. Го переводил.
– Успешно ли торговали? – начал отец, и купец закивал в знак того, что он всем доволен. – Сколько дней хотите стоять здесь?
– Не более трех, – ответил за него Го. – Они хотят сыграть свадьбу и отправиться.
– Свадьба три дня идти будет, давайте сегодня и начинать, – сказал отец. Зонтала широко раскрыл свои маленькие глазки.
– Царь, сегодня нельзя. Торги еще не закончились, невеста не готова, мы не готовы, – заговорил он вполголоса. Го хотел переводить, но Зонтала замахал на него руками.
– Брак непростой, это большая честь для нашего люда, ты знаешь, Зонтала, – сказал отец. – Если б мои сыновья не были женаты, я и сам был бы рад такому родству. Я все приготовил. Сейчас подгонят быков и привезут три меры хмельного молока. Мяса и хмеля хватит, остальное твое, Зонтала.
– У меня готово все, царь, но боюсь, как бы сыну боком не вышла такая свадьба: среди торга, наспех. Не то дело, в котором спешат, царь. – Глаза у Зонталы были как у собаки, готовой тяпнуть исподтишка.
– Или невест ему три привезли и он будет выбирать? – спросил отец, и брови его сдвинулись. – А что на торгу, о том ты заранее знал, Зонтала. Доверься теперь духам: они говорят мне, что медлить нельзя.
– Мне же советуют не торопиться, царь, – тихо, пряча злобу в сапог, отвечал Зонтала.
– Наши духи хотят разного, – только и сказал отец, после чего кивнул Го. – Переведи, друг: все готово к свадьбе. Сегодня начнем, раз рано кончили дела, а с утра продолжим торг. Пусть купец отдает слугам приказ готовить свои столы. Наши уже готовы.
Го перевел. Купец с удивлением вскинул брови, стал выплевывать быстрые слова.
– Господин не понимает спешки, – был ответ. – Он говорит, что у них не готовы кушанья. Господин говорит, что караван простоит здесь столько, сколько надо, чтобы хорошо и спокойно прошла свадьба.
– Невеста провела уже ночь в невестином доме, – сказал отец. – Уже голова ее обрита и собран наряд. Уже нашего она люда. Этого довольно, чтобы играть свадьбу. Переведи, друг: царь сам хочет устроить пир, никто не будет в обиде. Идите, гости, готовьте, что надо: на закате приступим.
Го перевел, и купец стал кричать на него, но отец не ждал, пока обернутся в наши слова купца, сделал нам знак, и мы вышли.
На площади все кипело, но не торговые шли дела: расстилали войлоки, ставили посуду и резали хлебы, трещали костры, уже троих быков свежевали, одного варили, а пятый лежал и ревел. Отец и правда все приготовил, будто собственного сына женил: так много еды привез, так бегали люди, все собирая. Быстро сделали изгородь, врыли коновязь и обсыпали верхушку мукой. В клетке уже сидели две горлицы, две собаки были привязаны к кусту и скулили, поджав хвосты. В землю чуть позади разложенных войлоков втыкались шесты, меж ними натягивали веревки, чтоб подвесить сосуд из коровьего вымени с хмельным молоком. Множество подушек кидали для гостей. Не хватало только их самих, невесты да жениха.
Потом пришли люди Зонталы, а после и желтые слуги стали приносить еду и питье, но больше мешаться, потому что друг друга не понимали. Мы с братьями стояли в стороне и говорили с Го о свадьбах, как у нас играют, как – у желтых. Но все сейчас было иначе – не так и не эдак.
– Будем мешать обычаи, как ваше хмельное молоко с наши рисовым хмелем, – улыбнулся Го.
К закату все было готово. Гости собрались и расселись: желтые со стороны невесты, мы – со стороны жениха. Зонтала и отец сели рядом, на место родителей жениха, главный купец и Го – на место родителей невесты.
Наконец подъехал сам Савк, сын Зонталы, на саврасом жеребце. Он был в высокой белой шапке, щеголевато украшенной красным околотком, с головой хищной птицы сверху, со зверьками рода и доли по бокам. Шуба на нем была богатая и изысканная: с двумя хвостами, как у конников, была она из тонкой кожи черного жеребенка и сидела на нем плотно, мех лоснился, смазанный жиром, ворот обшит был белыми лапками горностая, полы и рукава – с золочеными узорами: волками и птичьими головами грифонов. Сапоги он подвязал над коленями светлыми перевязками. С чернеными бровями, с чернеными кудрями из-под белой шапки вокруг бритого, белого лица, с лихими усами, с красным, ярким горитом на поясе в черной своей тонкой шубке – как дух молодого леса красив был Савк, средний сын Зонталы.
