Когда стало ясно, что молниеносной победы ожидать бессмысленно, возмущению англичан не было предела: что же это за флот такой, и зачем в него вложили столько денег, если он не может даже с ходу разгромить немцев? Антверпен сдали, в битвах у Доггер-банки и при Коронеле потерпели поражение. Все чаще раздавались голоса, обвинявшие Черчилля в авантюризме и неправильной стратегии. Между тем британский флот всю войну неумолимо душил Германию военной блокадой и внес бесценный вклад в победу. Но это понимали лишь специалисты, а в газетные сводки, формирующие общественное мнение, попадают только результаты сражений.
Самый сильный удар по репутации и карьере Черчилля нанес провал Галлиполийской (Дарданелльской) военной операции. По плану этой операции предполагалось заблокировать узкий пролив Дарданеллы, отделяющий Европу от Азии, захватить Стамбул и заставить Турцию, воевавшую на стороне Австрии и Германии, выйти из войны. Идея принадлежала не Черчиллю, а военному министерству, ее поддерживали очень многие, включая и премьер-министра, который писал тогда: «Я убежден, что нападение на пролив, оккупация Константинополя, возможность отрезать почти половину Турции, поднять восстание против них на всем Балканском полуострове, – открывает такую уникальную возможность, что мы не имеем права воздерживаться, а должны поставить на эту карту все». Но поскольку именно Черчилль руководил Адмиралтейством, на него и возложили ответственность за провал.
Корабли Антанты не сумели блокировать Дарданеллы, а вот турки оказались прозорливыми и успели построить укрепления. Англо-французская эскадра, в составе которой были десять броненосцев, несколько крейсеров и эскадренных миноносцев, в проливе наткнулась на настоящее минное поле. К концу дня из десяти броненосцев, участвовавших в сражении, четыре пошли ко дну и два вышли из строя. Тогда в действие был приведен план «Б» (против которого Черчилль очень возражал) – на полуостров высадили десант, который турки буквально смели обратно в море. После нескольких безуспешных атак англичанам и французам пришлось отступить. Их потери составили около двухсот пятидесяти тысяч человек.
Черчилля сняли с поста Первого лорда Адмиралтейства и назначили на формальный пост канцлера герцогства Ланкастерского. Его репутации и карьере был нанесен такой удар, от которого, по мнению большинства современников, он не должен был уже оправиться.
«Итак, Черчилль оказался вне игры и вынужден был молча наблюдать, как политики, адмиралы и генералы сообща совершили все возможные и невозможные ошибки. Спланированная операция закончилась гибелью четверти миллиона человек и постыдной эвакуацией. И хотя в ходе официального расследования он был оправдан, какое-то время считалось, что во всем виноват именно он. Теодор Рузвельт сказал однажды о финансовом кризисе: «Потеряв свои деньги, люди подобно раненой змее, бросаются на первого встречного». Здесь речь шла не о деньгах, но о человеческих жертвах, и Черчилль был самой заметной мишенью. Катастрофа в Дарданеллах отождествлялась с его именем, и волна негодования, особенно в кругах консерваторов и некоторой части публики, не утихала вплоть до 1940 года и даже позже».
Пол Джонсон «Уинстон Черчилль»
Черчилль тяжело перенес провал операции, в котором во многом винил себя – по мере того, как росло число потерь, он все больше впадал в депрессию. А крах политической карьеры и вовсе едва его не доконал. Клементина рассказывала: «Провал в Дарданеллах преследовал Уинстона всю жизнь. После ухода из Адмиралтейства он считал себя конченым человеком. Он думал, что никогда больше не вернется в правительство. Я думала, что он никогда больше не придет в норму, и боялась, что он умрет от горя». Он стал много пить, у него разыгрался маниакально-депрессивный психоз, к которому у него с детства была склонность. «Я все знал и ничего не смог сделать… – писал он позже. – Словно у чудища морского, исторгнутого из глубин океана, или у водолаза, внезапно оказавшегося на поверхности, мои жилы готовы были лопнуть от резко понизившегося давления. Меня переполняла тоска, и я не знал, как от нее избавиться… Каждая моя клетка пылала жаждой деятельности, и вдруг я очутился в партере и вынужден был наблюдать за разыгрывавшейся трагедией как безучастный зритель».
Из депрессии Черчиллю удалось выбраться благодаря живописи, ставшей его любимым хобби до конца жизни. За сорок с лишним лет он нарисовал около пятисот картин. Сам он о них говорил с легким пренебрежением: «Они не стоят того, чтобы их выставлять. Их ценность только в том, что они написаны знаменитой личностью» и «Мои картины слишком плохи, чтобы их продавать, и слишком дороги, чтобы дарить их кому-то другому, кроме близких друзей». Однако в 1947 году поддался на уговоры и отправил две работы в Королевскую академию искусств, подписавшись вымышленным именем – мистер Дэвид Винтер. К его удивлению, картины были приняты, и в 1948 году он стал почетным членом Королевской академии искусств. На анонимных выставках картины тоже имели успех, но конечно несравнимый с тем, который пришел, когда стало известно имя их автора.
Это феноменальное предприятие, появление детей на свет таким вот способом. Не знаю, как Бог додумался до этого.
Возраст женщины – ее внешность, возраст мужчины – его чувства, возраст мальчика – отношение к нему.
Человек – стадное животное, любящее жить в стадах.
«Я даже не знаю, как бы я смог пережить эти ужасные месяцы с мая по ноябрь, когда ушел из кабинета министров, если бы в мою жизнь не вошло это новое большое увлечение. Все лето я самозабвенно рисовал. Нет другого такого рода деятельности, которая полностью отвлекала бы от мрачных мыслей. Вот, например, гольф. Он совершенно не подходит для этой цели. Играя партии, я большую часть времени думаю о делах. Даже между чаккерами в поло то и дело мелькают печальные мысли. В живописи же все иначе. Я не знаю какого-либо другого занятия, которое, абсолютно не изматывая тело, настолько полно поглощает ум. Какие бы заботы ни принес день, какие бы угрозы ни таило в себе будущее, едва картина начинает рождаться, все тревоги отступают, для них больше нет места в голове. Они уходят в тень и исчезают во мраке».
Уинстон Черчилль
Живопись и заботы Клементины помогли Черчиллю преодолеть депрессию, и он вновь ощутил жажду деятельности. Его политическая карьера окончена? Что ж, на войне есть другой способ себя проявить и искупить хотя бы перед самим собой вину за Дарданеллы.
11 ноября 1915 года он отказался от бессмысленной должности канцлера герцогства Ланкастерского, сообщив премьер-министру, что не «хочет тратить время на пребывание в хорошо оплачиваемом бездействии», и после небольшой боевой подготовки отправился на фронт в качестве полковника 6-го батальона шотландских королевских стрелков. Клементине он оставил письмо на случай своей гибели. «Не горюй обо мне слишком долго, – писал он. – Смерть всего лишь эпизод и не столь уж важный по сравнению с тем, что произошло за время нашего существования. С тех пор как я встретил тебя, моя дорогая, я стал самым счастливым человеком на свете. Ты показала мне, каким удивительным может быть сердце женщины.
Смотри вперед, будь свободной, наслаждайся ЖИЗНЬЮ, заботься о детях и сохраняй память обо мне. Благослови тебя Бог. До свидания. У.»
