Ответа он не находил, поэтому просто продолжал свою вахту, на всякий случай осеняя себя и дверь в ванную крестным знамением Он напряженно прислушивался к щелчкам капающей из крана воды. Других звуков оттуда не доносилось.
Он старался успокоиться, обнадеживая себя мыслью, что все это ему показалось, ибо он явно пересидел в горячей ванне.
Так он стоял, совершенно неприкрытый, пока его не начал пробирать озноб. Злость, смешанная со страхом, повергла его в отчаянную решимость. Он отодрал от дверей щетку и резко открыл ванную.
Из зеркала на него смотрел взъерошенный, с перекошенным от разнообразных чувств лицом, довольно знакомый человек, напоминавший ему самого себя. На всякий случай он оборонительно держал щетку, рассматривая отражение в зеркале, но дотронуться до зеркальной поверхности побаивался.
Следя за всеми движениями своего отражения, он взял расческу и стал причесываться. Приведя волосы в порядок, состроил одну-другую рожу, проверяя, что будет.
По ту сторону все было в порядке, отражение вело себя, как ему и полагалось. Он облегченно вздохнул и, успокоившись, направился прочь. Однако при выходе задержался и опять резко развернулся, но ничего необычного не заметил. И все же стоял в проходе, с подозрением вглядываясь в свое отображение. Что-то ему все-таки не нравилось. Но что? Он никак не мог понять. Губы, нос, волосы, глаза, уши. Стоп! Глаза! Что же тут было не то? Они, как и следовало, были синими. Да, но в их отражении была не озабоченность, а какая-то смешинка, какой-то азарт, – казалось, еще немного, и отражение не сможет сдержаться и рассмеется ему прямо в лицо.
Это было уже слишком – он выбежал из ванной, стремглав пронесся по коридору, с треском захлопнул за собой дверь в комнату и два раза провернул в двери ключ. Для большей уверенности подергал за дверную ручку. Убедившись, что дверь заперта надежно, сел в кресло.
Мозг, как молния, пронзила мысль: «Вот! Вот оно! Продолжение рассказа!» Его пальцы замелькали над клавиатурой, выстукивая текст. Он заново переживал этот удивительный день, но уже немного успокоился, словно все это произошло не с ним, а с кем-то совершенно другим.
Когда пришла соседка, которая за небольшую плату убирала его квартиру, он был уже совершенно спокоен и в отличном расположении духа. Даже умудрился пошутить по поводу своих недавних страхов, посоветовав ей быть осторожней в ванной и не провалиться в свое отражение.
Наступал вечер, уличная темнота вползла в квартиру, чувствуя себя здесь полновластной хозяйкой. И только когда зажглась настольная лампа, вылетела в окно.
Рассказ подходил к концу. Отпечатанные листы один за другим ложились в ровную стопку рядом с машинкой. А самой концовки не было.
Бросив печатать на середине листа, он снова задумался. Сквозь приоткрытую дверь комнаты он видел дверь в ванную, сознавая, что продолжение рассказа там, за той дверью. Но ужас давил ему на плечи, не давая встать с кресла. Вместе с вечерней темнотой в комнату просочился страх, с включенным светом темнота ушла, но страх остался. Он витал во всем – в стуке настенных часов и даже в тишине. Иногда ему казалось, что ручка двери ванной начинает двигаться, одновременно у него начинали шевелиться и волосы. Но желание закончить рассказ был сильнее всего, он собрал остатки всей своей храбрости и поднялся.
…Утром соседка пришла убирать квартиру, здесь все было, как обычно. Разбросанные по полу листы, недопитая чашка чая на столе рядом с пишущей машинкой. Прибрав в комнате и на кухне, она зашла в ванную. Протерла кафельные стены и собралась протереть зеркало. Но тут увидела на нем странный отпечаток, похожий на силуэт человека, шагнувшего в него. Она посмотрела с одной стороны, с другой, удивленно покачала головой и принялась его усердно стирать. Вскоре зеркало стало чистым и светлым, она удовлетворенно хмыкнула, посмотрела на свое отражение и застыла: что-то в нем было не так. Она снова принялась тереть зеркальное стекло, но опять ей что-то в нем не понравилось. Она плюнула, перекрестилась и пошла вон из квартиры.
Ночной гость
Когда все гости разошлись и надо было бы идти спать, я услышал тихий голос ниоткуда: «А может, чаю ещё попьём?»
Первым желанием было куда-то убежать, но бежать было некуда, это была моя единственная квартира, и, пересилив страх, я сказал вслух: «Поздно уже, спать пора». И тот, ниоткуда, просто сказал: «Спокойной ночи», – и замолчал. Но спать мне уже расхотелось, а заговаривать с голосом из ниоткуда было страшно.
И вдруг опять этот голос насмешливо-весело спросил: «Тебе страшно, наверное, очень. Боишься, да?» Собравшись с духом, я честно ответил: «Да, побаиваюсь». «Да не бойся, мы с тобой давно знакомы», – успокаивающе произнёс голос ниоткуда.
Я сразу стал перебирать в памяти всех своих знакомых, но, к сожалению, этот голос слышал впервые, и опять, собравшись с духом, спросил: «Извините, конечно, но я вас что-то не припоминаю. Может, вы мне напомните, когда и где мы встречались?» Как он стал смеяться, это невозможно описать, это надо было слышать; такой заразительный смех бывает только у школьных весельчаков-разгильдяев, которые на уроке ни с того ни с сего начинают так заливаться, что вскоре весь класс весело хохочет, сам не зная над чем. Вот так я ржал минут десять, не зная над чем и не зная с кем. Потом утер выступившие слёзы, веселье прекратилось, и голос поинтересовался: «А ты на конях ещё ездишь, не трусишь, как раньше?» Как я возмутился: «Я трушу? Да я никогда лошадей не боялся!» Но голос с сожалением произнёс: «Да! И врать тоже не перестал!». В голове моей мысли гудели пчелиным роем: кто он такой, откуда меня знает, может, вместе со мной конным спортом в детстве занимался, но ответа себе найти не мог. И чтобы как-то прийти в себя, пошёл на кухню и поставил на плиту чайник, достал две чайные чашки; печенье в доме я не держал, но мои любимые шоколадные конфеты, к счастью, всегда были, они и украсили наш стол. Но голос почему-то молчал.
За окном стояла густая тёмная ночь, звёзды показывались в редких проталинах и снова скрывались за тёмным ночным покрывалом, сотканным из туч и облаков, а совсем недалеко шумело море; наверное, начинался шторм. И вскоре в окна стал биться ветер, пытаясь проникнуть ко мне на кухню; может быть, тоже чаю захотел, а может, захотел разбить стекло. Мне ужасно нравится наблюдать за непогодой за окном, когда вокруг всё свистит, бушует, а ты сидишь в тепле, припав лбом к стеклу, и смотришь на эту чехарду. Ветер рвёт покрывало из облаков, его куски разлетаются по всему небу, и как ярко сияют звёзды на черном полотне ночи! А вскоре появляется луна и освещает мягким светом барашки пены на гребнях разбушевавшихся волн. Как мне нравится эта живая картина за окном, написанная великим художником – Стихией!
Не удержавшись и не дождавшись своего странного ночного гостя, я одеваюсь и иду в ночь на берег моря. На улице ветер рвёт завязанный на шее узлом шарф, хлещет порывами по щекам, пытаясь загнать меня обратно домой, видно, боится, что я узнаю какие-то его тайны. Но я всё равно иду по узкой дороге среди тёмного леса к морю. Издалека видно, как над дюнами вздыбливаются огромные волны, обрушиваясь на песчаный пляж, пытаясь огромными водяными языками дотянуться до ближайших сосен. Я бреду по пляжу, отбегая от назойливых волн ближе к лесу, а ветер всё не может успокоиться и крутит вокруг меня вихри песка и морских слёз. Кажется, что в ночи всё спряталось, замерло и ждёт – кто же победит. Но тут не бывает победителей и побеждённых, это просто картины, которые рисует великий Художник.
