Пробелы в музыкальном образовании никоим образом не сказались на его карьере, газета была настолько независимой, что его суждения могли быть какими угодно. К нему потянулись музыканты, приглашали на свои концерты в надежде получить положительный или хотя бы отрицательный отзыв, лишь бы про них черкнули несколько строк на последней полосе. Так, постепенно, вращаясь в музыкальных кругах, он стал немного разбираться в современной музыке – роке, джазе и разных других направлениях.
Чувствуя себя почти светилом в этой области, он изменил имидж – еще больше отрастил волосы, стал курить трубку, просиживал в редакции с утра до вечера, создавая иллюзию творческой работы. Потом шел с коллегами в ближайший бар, где они наливались пивом, обсуждая то, что обычно и обсуждают в этом состоянии.
Возвращаясь домой, он изображал измученного работой человека, благосклонно позволял жене снять с него тяжелое, длинное кожаное пальто, придававшее ему такую респектабельность.
Марта старалась прибежать с работы раньше него и обязательно приготовить что-нибудь вкусненькое, порадовать своего милого. Она разливала зеленый чай в тонкие фарфоровые чашки, которые им подарили еще на свадьбу, и влюбленно созерцала мужа, медленно жующего румяные пирожки со шпеком.
После трапезы Рихард пускался в пространные разговоры о предназначении человека на этой земле, выделяя себе в этом мире место поближе к «олимпу». Она всегда с трепетом внимала его рассуждениям, но вдруг он будто невзначай заметил: «Все, кто зарабатывает меньше трехсот латов в месяц, конченные лузеры», – и эти слова как-то больно кольнули – ее зарплата была всего сто десять. Потом она подумала, что ее ближайшие подруги зарабатывали не многим больше, и попыталась ему возразить, но Рихард на это даже не обратил внимания, продолжая раскручивать тему: «Умный человек всегда сможет найти себе место под солнцем и обеспечить себя».
Она не стала с ним спорить, но в глубине души очень обиделась, ей захотелось оправдываться: «Я так мало зарабатываю, потому что еще учусь, и за тобой ухаживаю», и сказать ему: «Я женщина, а обеспечивать семью – обязанность мужчины», – но она просто молчала. И по ее щекам побежали слезинки. Он их не заметил, будучи полностью увлечен беседой с самим собой.
Марта не спала всю ночь. Утром, как всегда, накормила мужа завтраком, чмокнула в щеку и осталась наедине со своими мыслями. А потом появился этот какающий мальчик, и что-то внутри нее оборвалось.
Этот обаятельный мужчина часто заходил к ним в галерею посмотреть картины. Она уделяла ему внимания не больше, чем остальным посетителям. Но когда он вдруг появился с букетом нежных розовых роз и поздравил ее с именинами, от неожиданности Марте стало просто не по себе. Она что-то пролепетала в ответ. Было немного неловко и очень приятно.
Он стал приходить в галерею все чаще, они болтали о всяких пустяках, ей было с ним необыкновенно приятно и интересно. Потом он вдруг исчез на целый месяц. Она чувствовала, что ей чего-то не хватает, но никак не хотела связывать это с ним. И к тому же он был чем-то похож на того, с кем ей было так хорошо в рыбацком поселке.
Со времени ее свадьбы прошло два года. Рихард пошел на повышение, его оклад увеличился на двадцать пять латов, гонору прибавилось на все сто, и на жену он смотрел как на бесплатное приложение к своей карьере. Его мало заботило, не холодно ли ей в двадцатиградусный мороз в осеннем пальто. Сам же он одевался по последней моде и предпочитал тратиться только на себя. Главное для него в ней было то, что ночью под одеялом его согревало ее тело, а утром был вовремя готов вкусный завтрак.
Сквозь витрину она увидела, как с противоположной стороны улицы шел Он. Руки сами стали поправлять кофточку, зачем-то одергивать юбку, а лицо, как всегда, залил предательский румянец. Опять цветы и первый, нежный, как дуновение ветерка, поцелуй в щеку. От этого невинного поцелуя внутри все перевернулось, и появились запретные мысли, которые она гнала от себя изо всех сил, думая о Рихарде: «Какой он у меня хороший, самый лучший, самый умный!». А потом весь вечер, слушая важные рассуждения мужа, вспоминала о цветах, которые пришлось оставить в галерее, чтобы не потревожить богатое воображение супруга.
Незаметно пролетело три месяца. Она с трудом выкраивала время и изредка позволяла себе встречаться со своим новым другом в каком-нибудь кафе. Он был ее отдушиной – всегда внимательно выслушивал, рассказывал что-то интересное, а потом они расставались до следующего раза, просто пожав друг другу руки. В последний раз ей до головокружения захотелось, что бы он поцеловал ее в губы, но она вовремя опомнилась, а потом жалела об этом целый вечер, и даже на новую тираду мужа со злостью сказала: «Да заткнулся бы ты, наконец!» – и вышла в другую комнату, оставив его сидеть с вытаращенными от удивления глазами на диване у телевизора.
Она стала работать на двух работах и начала уже зарабатывать двести пятьдесят латов в месяц; чтобы преодолеть «лузерскую» планку, не хватало еще пятидесяти. На работу она убегала раньше мужа, и теперь ему приходилось обходиться без горячего завтрака (холодные бутерброды, завернутые в прозрачную пленку, она ему оставляла всегда). И мужа она видела все реже и реже. А в короткие промежутки между работами она мчалась к своему тайному другу – насладиться общением, понимая, что однажды может от него и не вернуться.
Рихард сидел на диване, упершись взглядом в телевизор. Когда она вошла в комнату, он даже не повернул головы в ее сторону, продолжая смотреть в экран и молчать. У нее внутри что-то екнуло – таким подавленным она не видела его никогда. Она испуганно подумала: «Наверное, видел меня с ним в городе, или кто-нибудь рассказал».
Марта присела на край дивана, осторожно спросив: «Что нового?» Рихард долго не отвечал, а потом со злостью на весь мир выплюнул: «Они закрывают газету, и меня выгоняют с работы! Сволочи, они ничего не понимают в искусстве! Да меня на телевидение хотели взять!» Потом закрыл лицо руками и замолчал.
Марта облегченно вздохнула: «Ну, это еще не так страшно, у тебя все будет хорошо!», – и про себя добавила: «Лузер!»
Уходи
В электричке полно народу. Напротив меня сидит с подругами девчонка с толстой рыжей косой и, закрыв лицо руками, горько плачет. Ей сегодня исполнилось двадцать пять и стало казаться, что жизнь уже подходит к концу. Мне тоже стало как-то грустно, все-таки уже двадцать шесть, какой же, наверное, я для нее старый! Через несколько остановок она успокоилась, мы познакомились и проболтали до самой Риги. Мы вышли и попрощались навсегда.
Ресторан с громким названием «Море» скорее был похож на затхлый пруд и пользовался репутацией весьма скучного заведения. Только в редкие летние дни, когда город был забит очумевшими от жары отдыхающими, и все остальные более или менее приличные места были переполнены, здесь появлялся народ к радости скучающих официантов. Барная стойка не освещалась, и если ты сидел за столом в зале, то совершенно не было видно тех, кто сидит в глубине ресторана у бара.
Мне нравилось здесь бывать. Симпатичная буфетчица Галка строила свои рыже-карие глазки не только мне, а абсолютно всем мужикам, которые оставляли монеты на ее прилавке, но это не было каким-то авансом для дальнейших отношений. Сейчас это называют маркетингом, а мы просто называли ее «Галка-недавалка».
