Завтрашний день меня интригует, но почему-то не пугает. Мы выпиваем по нескольку фужеров шампанского, съедаем по омлету и отправляемся в свои номера досыпать, договорившись встретиться вечером в баре.
Только я успеваю закрыть глаза, как мне снизу звонит портье:
– Вы будете продлевать номер?
Отвечаю согласием и проваливаюсь в чёрную бездну сна, из которой выползают какие-то кошмары.
В середине дня меня опять будит телефонный звонок:
– Это я, Алексей, ну, как там? Мы тут с Иваром в конторе!
И Ивар втихую, даже не зайдя ко мне, смылся. Так и хочется спросить, как они там, не обделались ли от страха, но сдерживаю себя.
– Ждите и звоните, когда придет перечисление. Если что не так, дайте знать, я остаюсь ещё на один день! И привезите мне денег – я без копейки! – и вешаю трубку. И опять ложусь спать.
Около шести вечера вылезаю из-под одеяла и иду в душ. С наслаждением стою под ним, ощущая, как вода смывает с меня вчерашний вечер. Вся ванная заполняется паром от горячей воды, наконец я оттуда вылезаю, сушу феном волосы и ощущаю, что снова готов к бою.
Мои кредиторы уже порядком размялись и с улыбками встречают меня в баре. За их столом сидят три лучшие красотки из вчерашней компании женщин, одна из них – Вероника.
Повторяется вчерашний день в миниатюре, только уже все, кроме женщин, пьют водку, тех опять балуют дорогим коньяком. Никаких разговоров о наших делах, только Рома спросил:
– Говорят, вас там латыши прижимают?
– Да, в общем-то, особенно не прижимают, просто есть профессии, где негражданам работать нельзя, и если ты не знаешь в совершенстве латышский, тоже кой-куда все дороги закрыты.
– Ну, то, что надо знать язык страны, в которой ты проживаешь, это и ежу понятно! Но ведь, насколько мне известно, во многие места у вас, если ты не латыш, просто не попадёшь! Если хозяин титульной нации, то он набирает только себе подобных, не так ли? У вас, говорят, даже новая профессия появилась – латыш; открыл фирму русский и ищет себе директором подходящего латыша, чтобы проблем было меньше! – Тут я понял, что Роман знаком с нашей ситуацией дома не хуже, чем я. – А не проще взять и уехать оттуда?
Немного подумав, я сказал:
– Пусть я говорю и думаю по-русски, понимаешь, там мой дом, там моя родина, нас и тут будут считать чужими!
Он понимающе кивнул.
Тут вдруг Вероника подняла бокал:
– А у меня сегодня праздник, меня приняли на службу в театр!
И все потянулись к ней с бокалами, поздравляя и желая успеха на сцене. «Господи, – думал я, – как у человека может поменяться жизнь в один день – утром она ушла из моего номера ещё мечтающей о новой жизни путаной, а сейчас она уже актриса, и, может, через много лет я буду всем с гордостью рассказывать, что мы с ней были знакомы, конечно, умалчивая при каких обстоятельствах познакомились».
Сегодня долго засиживаться не стали, я попрощался с ребятами, договорившись встретиться утром в ресторане, а сам пошёл проводить Веронику до такси. На прощание она оставила мне свой телефон и нежно приложилась губами к моей щеке:
– Спасибо! Ты и вправду милый, если приедешь в Питер – позвони, я тебя приглашу на спектакль!
Утром я проснулся бодрый и свежий, меня мучил только один вопрос: почему они всё время откладывали этот главный разговор. Я долго смотрел на своё отражение в зеркале. Выглядел я для своих тридцати двух лет неважно – мешки под глазами, одутловатость от двухдневной пьянки и какое-то противное ощущение, словно вывалялся в грязи. «Приеду домой, с выпивкой надо завязывать», – в очередной раз ставлю перед собой совершенно нереалистичную цель.
Нефтяники были уже в ресторане. Я нервничал, и меня мучило любопытство, отчего они тянули эти два дня и не вступали ни в какие переговоры, развлекая себя девочками и бухлом. Они сидели за тем же столом, опять с шампанским и приветливо помахали мне, чтобы я подошел.
Мне было не до еды, я сразу направился к ним, мы пожали друг другу руки, и Роман, не дав мне даже открыть рта, сказал:
– В общем, всё в порядке, деньги отдашь как сможешь. Конечно, постарайся побыстрее! – и добавил, словно прочитал мои мысли: – Нам только сегодня всю информацию о тебе прислали, поэтому мы тут и кутили, а сегодня обратно в Нижневартовск летим, у нас же тоже семьи, как и у тебя, правда, дети намного старше. Родители у тебя хорошие… Так что не волнуйся, работай!
Меня сразу отпустила напряжённость, которую я загнал глубоко внутрь.
– Спасибо! Как только всё решу, сразу отдам!
И почему-то очень захотелось водки. Но эту мысль я тут же прогнал: сегодня надо было возвращаться домой. Мы ещё немного посидели, после чего тепло попрощались, я поднялся в номер и стал собирать вещи.
На трюмо под зеркалом лежал обрывок бумажки с номером телефона Вероники. Немного подумав, я позвонил:
– Здравствуйте! Веронику можно попросить к телефону?
И женский голос, по всей вероятности, её матери, с гордостью мне ответил:
– Она на репетиции в театре! Что ей передать?
И я положил трубку. «Не соврала!»
Все матери в этом мире одинаковы, их всегда волнует, где мы ходим, чем занимаемся, кто нам звонил, и, конечно, очень нами гордятся, когда у нас что-то в этой жизни получается. Потом звоню в офис и слышу счастливый голос Алексея:
– Деньги пришли! И мы их сразу же перечислили в Нижневартовск.
Вот сейчас я стал по-настоящему спокоен. Но ребятам не звоню, пусть это будет приятным сюрпризом, когда они прилетят к себе в Сибирь.
Безумно люблю Петербург, но ещё больше мне нравится моя маленькая уютная Рига, и не потому, что она красивее, просто там мой дом. Поэтому даже не захожу в офис, по пути на Фонтанке забираю Ивара и быстрее из города, хочется засветло успеть домой.
Восемь часов езды для молодого мужика – это простое дело, но когда ты два дня издевался над своей печенью, дорога утомляет и глаза начинают слипаться. Пока стоим на границе, начинаю дремать и уже почти вижу сон, но Ивар осторожно меня будит, показывая, что очередь из автомобилей движется вперёд. Проезжаю десять метров, останавливаюсь и снова начинаю клевать носом, смотрю по сторонам, где можно выпить кофе. На этой границе нет ни одной забегаловки. «Выпью на нашей, – успокаиваю себя, – иначе не доеду». Только через час мы проезжаем эту границу, на нашей тоже вереница машин, но тут всё равно быстрее – из нашей страны нечего вывозить, кроме древесины.
Уже через пятнадцать минут мы с Иваром пьём обжигающий кофе на нашей стороне, я выпиваю две чашки, и у меня появляется ощущение, как будто я сейчас взлечу. Снова садимся в машину, и я вжимаю педаль газа в пол. Через три часа мы дома.
Я моюсь в своём душе, и мне кажется, что вода смывает с меня всё, что во мне накопилось ненужного. Потом сажусь за стол и ем самую вкусную в мире еду, которую приготовила любимая женщина, а после этого растягиваюсь на нашей большой кровати во весь рост и засыпаю под крики своих дерущихся мальчишек, и это меня убаюкивает лучше, чем пение райских птиц. Наконец я дома.
