Тем не менее три идеи Фрейда из числа ключевых выдержали проверку временем и легли в основу современной науки о мозге. Согласно первой, наша психическая жизнь, в том числе эмоциональная, состоит преимущественно из бессознательных процессов, а сознанию в любой момент доступна лишь малая доля психики. Согласно второй идее, инстинкты агрессивного и полового поведения, подобно инстинктам питания и утоления жажды, составляют неотъемлемую часть психики и запечатлены в геноме, проявляясь уже на ранних этапах жизни. Согласно третьей идее, нормальная психическая жизнь и расстройства психики образуют непрерывный ряд, и психические расстройства часто представляют собой лишь крайние формы нормальных психических процессов.
Справедливо считается, что Фрейд внес огромный вклад в формирование современных представлений о психике. Несмотря на очевидный недостаток, связанный с отсутствием эмпирических оснований, указанная теория и столетие спустя остается, пожалуй, самым влиятельным и связным комплексом представлений о психической деятельности.
Глава 5
Развитие психологии на нейробиологической основе
Нам не обойтись без людей, которым хватает смелости додумываться до чего-то нового прежде, чем у них получится это доказать.
Зигмунд Фрейд
[32]
Фрейд сначала пытался исследовать психику как биологическое явление, то есть изучать ее как продукт работы головного мозга. Эти исследования начались с сотрудничества с Йозефом Брейером. Фрейд в автобиографии (1924) описывает свое увлечение случаем Анны О.: “[Брейер] несколько раз читал мне отрывки истории болезни, в результате чего у меня сложилось впечатление, что этот случай может дать для понимания неврозов больше всех прежних”
[33]
.
Анну О. в действительности звали Бертой Паппенгейм. В то время ей шел двадцать второй год. Берта отличалась незаурядным умом и впоследствии стала одним из лидеров движения за права женщин в Германии. В 1880 году, когда она впервые пришла на прием к Брейеру, она страдала от сильного кашля, потери чувствительности и частичного паралича левой стороны тела, нарушений речи и слуха, периодических обмороков. Брейер провел обстоятельное неврологическое обследование, но не выявил никаких аномалий. Поэтому он поставил диагноз “истерия”, означающий психическое расстройство, при котором пациент демонстрирует симптомы неврологического заболевания, такого как паралич одной из конечностей или затрудненную речь, не демонстрируя при этом физических признаков болезни.
Брейер был не единственным в Вене врачом, умевшим диагностировать истерию. Необычен был примененный им метод лечения, который вызвал глубочайший интерес молодого Фрейда. По примеру французского невролога Жан-Мартена Шарко, использовавшего в терапевтических целях гипноз, Брейер загипнотизировал Берту, но изменил процедуру, побуждая пациентку рассказывать о себе и своей болезни. Эта комплексная терапия, которую Паппенгейм назвала “лечение разговором”, позволила постепенно избавить девушку от заболевания.
Совместно врачу и пациентке удалось выяснить, что наблюдавшиеся у Берты симптомы, например паралич левой стороны тела, связаны с полученной в прошлом психологической травмой. Путем свободных ассоциаций событий и ощущений в состоянии гипноза Анна О. рассказала: когда она ухаживала за больным отцом (незадолго до того умершим от туберкулеза легких), тот нередко клал голову на левую сторону ее тела, теперь парализованную. Фрейд вспоминал:
Когда эта девушка бодрствовала, она, как и другие пациенты, не могла объяснить происхождение своих симптомов и понять, что связывало их с опытом ее жизни. Но под гипнозом это понимание приходило к ней незамедлительно. Оказалось, что все симптомы ее расстройства были вызваны потрясшими ее событиями тех времен, когда она ухаживала за больным отцом. Иными словами, ее симптомы имели смысл и представляли собой остатки воспоминаний о тех эмоционально значимых событиях. Выяснилось, что в большинстве случаев, когда она находилась у постели отца, у нее возникали мысли или порывы, которые ей приходилось подавлять, и на их месте, в качестве их замены, и возникли впоследствии симптомы ее недуга. Но как правило каждый из таких симптомов был не продуктом какой-либо одной из подобных “травматических” сцен, а порождением целой совокупности сходных ситуаций. Когда пациентка вспоминала такого рода ситуации, возникавшие перед ней под гипнозом наподобие галлюцинаций, и доводила их до закономерного итога, свободно выражая свои эмоции (тем самым совершая психические действия, которые она в свое время подавляла), то соответствующий симптом исчезал и больше не возвращался. Посредством этой процедуры Брейеру удалось, после долгих трудов, избавить пациентку от всех симптомов ее заболевания
[34]
.
Пока Брейер не сосредоточил на Берте Паппенгейм свое внимание и немалые способности терапевта, к пациентам, страдавшим истерией, нередко относились как к симулянтам, полагая, что они пытаются привлечь к себе внимание или добиться каких-либо выгод. Кроме того, описывая историю болезни врачу, такие пациенты настаивали, что не имеют ни малейшего представления о происхождении ее симптомов. Даже Фрейд сначала считал, что любой физически здоровый человек, демонстрирующий характерные признаки истерии (паралич, рыдания, эмоциональные всплески), непременно должен представлять, какие события или травмы способствовали их возникновению. Но в итоге Фрейд пришел к заключению:
Если мы будем держаться вывода, что соответствующие психические процессы неизбежно должны иметь место, и если, несмотря на это, мы будем верить пациенту, который их отрицает, – если мы примем во внимание многочисленные признаки того, что пациент, судя по его поведению, действительно ничего о них не знает, – и если, разобравшись в истории жизни пациента, мы найдем психологическую травму, в результате которой было бы уместно ожидать именно таких проявлений чувств, – тогда все указывает на одно объяснение: пациент пребывает в особом психическом состоянии, в котором ассоциативная связь между его впечатлениями и воспоминаниями о них утрачена, и воспоминание может вызывать связанную с ним реакцию посредством соматических явлений, оставаясь при этом неизвестным совокупности других психических процессов, образующих Я, и не давая ей возможности вмешаться и предотвратить эту реакцию. Если вспомнить хорошо известные психологические различия между сном и бодрствованием, то наша гипотеза, возможно, покажется не столь уж странной
[35]
.
Кроме того, случай Берты Паппенгейм помог Фрейду понять, что кредо Рокитанского (чтобы узнать истину, нужно искать глубже) применимо и к психической жизни. Но поскольку новой областью интересов Фрейда стало не устройство мозга, а психические явления, коренящиеся в прошлом пациента, его инструментами сделались не неврологические молотки и иглы, а слова и воспоминания. Как мы убедимся, между умением Фрейда пользоваться речью для зондирования бессознательного и умением художников-модернистов изображать бессознательное было немало общего.
