— Эй, Герыч, — крикнул снизу Равзан. — Погоди — я к тебе.
— О, и я тоже, — подхватил Шамиль.
— И я, и я, — загорелся Барух.
Они быстро вскочили с теплой травы и ловко, как ящерицы, полезли на крышу. Вскоре мы уже стояли наверху вчетвером и высматривали хоть какую-нибудь дорогу.
С запада наискось падали длинные горячие полосы света, воспламеняя траву и кукурузные стебли. Наши тени расползались под вечерним солнцем, как жирные пятна на оберточной бумаге. Небо подсвечивалось, словно вода в аквариуме. На горизонте висело марево, как будто влага испарялась и поднималась наверх из невидимых водоемов. Трудно было что-то там рассмотреть, солнечные лучи пробивали дрожащий воздух, совершенно размывая изображение. Но глаза постепенно привыкали, и сквозь солнечные отблески проступил тускло-голубой фон, схватываясь вечерней тьмой. Издалека это было похоже на большой объем света, материализованный и собранный воедино, свет этот нагромождался и рос, подпертый снизу странными креплениями, которые вертикально протыкали воздух.
— Что это? — спросил Шамиль.
— Вышки, — сказал я.
— Точно, вышки, — согласился Барух и радостно засмеялся.
Когда мы наконец приехали, был тихий спокойный вечер, солнце закатилось за кукурузные плантации, и теплый воздух медленно поднимался вверх. Газовщики, не дождавшись нас и засчитав нам техническое поражение, развели посреди футбольного поля костер и, сев к огню, варили в больших казанах какую-то бурду. За их спинами маячили вышки, по периметру поля стояли грязные тягачи и спальные вагончики. Вокруг бродили овчарки и овцы, время от времени приближаясь к огню и принимая пищу из рук. Было еще светло, огонь горел совсем невидимо в предзакатных солнечных лучах. Газовщики похожи были на монголо-татар, которые отдыхали после удачного набега на газовые вышки Киевской Руси. Увидев автобус, который вкатился и замер между тягачей, они напряглись, оторвали свои зады от земли и молча ждали, что же будет дальше. Почти все они были низкорослы, коротко стрижены, ходили в основном в спортивных штанах и с голыми торсами. Многие посверкивали золотыми зубами, кое у кого мотался на шее крестик, татуировок ни у кого не наблюдалось. Смотрели враждебно и недоверчиво.
— Ну всё, приехали, — сказал Травмированный и первым вышел из автобуса, держа в руках дипломат.
Мы высыпали за ним. Побрели по полю, держась вместе. Газовщики двинулись нам навстречу. Медленно сошлись. Газовщики хмурились и сплевывали на траву. Наши разминали кулаки, потрескивая косточками пальцев. Собаки стояли поодаль, заливаясь бешеным лаем. Наконец бригадир газовщиков — кривоногий золотозубый мужик в белой майке и синих трениках, не выдержал, пошли отсюда! — крикнул псам, и те неохотно отбежали за тягачи. Стало тихо.
— Привет, шаровщики, — сказал Травмированный.
— Мы газовщики, — обиженно поправил его бригадир.
— Один хуй, — ответил ему Андрюха Майкл Джексон, и все наши дружно закивали головами — мол, и правда один хуй.
— Вы опоздали, — .резко заявил бригадир.
— И что? — не понял его Травмированный.
— Вам засчитано техническое поражение! — объяснил мужик в очках, со шрамами на животе, очевидно, бухгалтер.
— Кем засчитано? — переспросил его Травмированный.
— Федерацией, — вызывающе пояснил ему бухгалтер.
— Какой федерацией? — посмотрел на него Травмированный. — Федерацией шаровщиков?
— Газовщиков, — поправил его бригадир.
Наша команда неискренне, но дружно засмеялась. Когда смех затих, снова заговорил бригадир.
— Шура, — сказал он Травмированному, — не залупайся, вы правда опоздали.
— И что теперь — вы не станете с нами играть? — Травмированный был непоколебим.
— Вам должно быть засчитано техническое поражение, — менее уверенно повторил бригадир.
— Короче, — давил на него Травмированный, — вы играть будете? Или боитесь?
— Мы не боимся! — резко выпалил бригадир. Очевидно, Травмированный знал, на что давить.
— Да, мы не боимся! — поддержал его бухгалтер.
— Тогда давайте играть, — сказал на это Травмированный.
Бригадир повернулся к своим. Они стали в круг и начали о чем-то тихо перешептываться, склонив друг к другу стриженые лбы. Наконец бригадир вернулся к нам.
— Хорошо, — сказал. — Мы будем с вами играть. Мы не боимся. Но вы всё равно опоздали!
— Ну так напиши жалобу, — ответил ему на это Травмированный. — В федерацию.
На том и порешили.
Газовщики погасили костры, убрали казаны с бараниной и приготовились к бою. Судить взялся наш водитель. Газовщиков было всего двенадцать, включая бухгалтера. Как апостолов. На скамье запасных сидел только бухгалтер, которого на поле не выпускали из-за близорукости. Газовщики рассыпались по полю. Бригадир надел дамские кожаные перчатки и встал на ворота. Травмированный собрал нас вместе, поставил дипломат себе под ноги.
— Значит, так, — сказал, — всем отрабатывать. Ясно?
— Ясно, Шур, — ответил за всех Вася Отрицало.
— Ясно, — подтвердили братья Балалаешниковы.
— Ясно, — добавил я.
В наши ворота Травмированный поставил Семена Черного Хуя, длинного и худого. Тот подбежал к воротам, подпрыгнул и повис на перекладине. Балалаешниковы должны были играть в обороне. Остальные игроки тоже заняли привычные позиции. Мне Травмированный велел играть с ним впереди. Карп С Болгаркой и Вася Отрицало, которым не нашлось места в основном составе, разочарованно побрели за ворота, где их поджидали остальные запасные. Карп угрожающе размахивал болгаркой, а Вася завалился в теплую траву, подложив под голову дипломат Травмированного, и беззаботно заснул. Капитаны сошлись в центре, рядом с ними крутился водитель, держа в руках тяжелый кожаный мяч старого образца, со шнуровкой.
— Значит так, Шура, — деловито начал бригадир. — На поле без мордобоя. Все предъявы после матча.
— Как скажешь, как скажешь, — не возражал Травмированный.
Солнце уже угасало, по-любому пора было начинать. Мы начали.
Игра сразу не задалась. Газовщики, возможно, после баранины, бегали тяжело и вперед не шли. А у нас почему-то занервничали Балалаешниковы — они не попадали по мячу, мешали друг другу, спорили с арбитром. Уже на пятой минуте Равзан в который раз промазал и тут же получил от Шамиля подзатыльник. Судья остановил игру и не придумал ничего лучше, как назначить штрафной в нашу сторону. Хотел даже удалить Шамиля за неспортивное поведение, но за того вступился сам пострадавший, сказал, что это их семейные разборки, и посоветовал рефери держаться от них подальше. Кто-то из газовщиков пробил, скорее наугад, мяч проскользнул по густой траве и мимо Семена влетел в наши ворота. Газовщики ликовали, от их криков снова откликнулись псы и заголосили овцы. Однако радовались они недолго — уже в следующей атаке Травмированный лично пробежал половину поля и закатил мяч в ворота бригадира, который прыгнул, но как-то не вовремя и не совсем удачно, а в итоге еще и запутался в сетке, как большой сом, так что вытаскивали его оттуда двумя командами. Приходилось начинать всё сначала. Газовщики упорно не шли вперед, наши же отдавали преимущество позиционной борьбе и, как только кто-то из соперников получал мяч, тут же валили его с ног и бежали к судье спорить. Судья наш был тоже подслеповатым, мяча в этих сумерках не видел вообще, так что просто верил на слово. Вскоре Травмированный забил еще раз. Произошло это довольно неожиданно: кто-то из газовщиков принял его в темноте за своего, обрезался, и забить с двадцати метров было для Шуры делом чести. Мы повели. Но вот газовщики наконец активизировались и пошли вперед, оставив позади одинокого бригадира, вокруг ворот которого печально блеяли некормленые овцы. Третий гол Травмированный забил в ходе стремительной контратаки, он просто вернулся к нашим воротам, выдрал у газовщиков мяч, прошел с ним по всему полю, на скорости переиграл бригадира и, не останавливаясь, вбежал меж овец. Но сразу после этого Балалаешниковы завалили в своей штрафной сразу трех газовщиков: одного — Равзан и двух — Шамиль, и рефери назначил в наши ворота одиннадцатиметровый. Газовщики забили. Травмированный страшно злился, но менять Балалаешниковых не хотел. Вообще, похоже было, что мы все ему мешали. До конца тайма он еще дважды обыграл бригадира, а Семен тоже дважды пропустил от газовщиков. Футбольные комментаторы в таких случаях говорят, мол, публике должно нравиться то, что происходит на поле. Здесь была похожая ситуация — из публики присутствовал только бухгалтер, и ему всё это откровенно нравилось. В перерыве хозяева подогнали тягачи ближе к полю, включили двигатели и зажгли фары. Поле осветилось мощными театральными прожекторами, в темноте горели глаза овчарок и стеклышки бухгалтерских очков. Травмированный собрал нас возле себя, присел на корточки и положил перед собой дипломат. Достал оттуда бутылку со спиртом, пустил по кругу. Все смотрели на капитана с уважением.
