Антикризисный Комитет не на шутку встревожился. Причастность арбитра к диверсии давала маршалам полное право немедленно отозвать подозреваемого с высокой должности и арестовать его. Только как это сделать, если Хатори, во-первых, отгородился от виртомира в зоне Законотворца, а во-вторых, прятался в Западной Сибири, намереваясь в скором времени и вовсе обосноваться в Женеве вместе со своей вооруженной группировкой? Желание маршалов поймать преступника было лишь желанием, а вот Хатори, немного освоившись в шкуре Повелителя Обоих Миров, имел возможность перекрыть кислород и без того бесправному Комитету.
Что же оставалось делать бедолагам-комитетчикам? Правильно: привлечь на службу сознательных законопослушных граждан, способных произвести арест без пяти минут диктатора, пока тот не покинул место своей нынешней дислокации.
Здесь очень кстати и подвернулось Антикризисному Комитету наше подполье.
«Капитан Гроулер, мы официально обращаемся к вам за помощью… Вы – последняя надежда законной власти… Судьба мира в ваших руках… Уповаем на вашу сознательность…»
И далее в том же духе. Нет, конечно, приятно было слышать в свой адрес столь доверительные слова, только я попросил дядю Наума пропустить начало послания Антикризисного Комитета и сразу переходить к главной теме.
Маршальская просьба подкреплялась весьма заманчивыми гарантиями. В связи с кризисной обстановкой меня официально зачисляли в маршалы и разрешали пользоваться их правами, привилегиями и неприкосновенностью. Недурно, вырвите мне клыки, очень недурно! Я, конечно, как Семен, о маршальском мундире с детства не мечтал, но все равно довольно щедрый и почетный получился подарок, отказываться от которого изгнанному из стаи реалеру было негоже.
Сознавшемуся в грехах маршалу Петренко была обещана частичная амнистия, но только в том случае, если он окажет активное содействие маршалу Гроулеру в поимке преступника. За шанс избежать антарктических снегов Семен ухватился крепко и от искупления вины не отказался.
А вот о Каролине Наумовне в послании комитетчиков не говорилось ни слова, и это ее сильно оскорбило. Виртоклону пришлось выслушать о себе и своем создателе много неприятного, только двойник все равно не отреагировал на критику. Он являлся лишь посредником, не более. Как полноправный член подполья Каролина требовала, чтобы Комитет зачислил в маршалы и ее, без каких-либо скидок на пол и возраст. Для убедительности она даже притопнула ногой, забыв, что виртоклон этого все равно не увидит.
Настоящий Наум Исаакович начал бы сейчас подыскивать разные оправдания, но его лишенный эмоций двойник твердо заявил, что не намерен больше обсуждать этот вопрос. От такого упрямства Кэрри распалилась еще больше, однако я поспешил ее успокоить, сказав, что правом маршала назначаю девушку своим помощником, а о характере ее помощи мы поговорим позже.
Не сказать, что Каролина обрадовалась моему предложению, но по крайней мере возмущаться прекратила. Зато остался недовольным ее отец, который тут же связался со мной по отдельному каналу и лишний раз предупредил, чтобы я не вздумал подпускать малышку Кэрри к опасной работе.
Едва угомонились Кауфманы, запротестовал Семен. Заявив, что теперь мы с ним сослуживцы, он попытался выйти из-под моей диктатуры, упирая на свой маршальский стаж, по сравнению с моим более чем почтенный. Пришлось жестко ответить, чтобы Семен и думать забыл о командирских обязанностях. Я без пререканий уступил бы ему командование, ожидай нас чистая и бескровная операция в виртомире, поскольку в той области Петренко разбирался, несомненно, лучше меня. Но верховодить в полевой операции с использованием стрелкового оружия я не мог ему доверить при всем уважении. Как доверить и само оружие – незачем оно Семену, тащить контролера за собой в пекло я не собирался. Я давно принял решение, что, если дело дойдет до вооруженного конфликта, буду разбираться в одиночку. Что бы там кому ни обещал…
Вот в такой строптивой компании маршалу Гроулеру приходилось постигать азы Службы. Никаких стажировок и испытательных сроков – сразу в бой. Вряд ли кто-то из маршалов мог похвастаться таким первым заданием: арестовать Законотворца. Хотя и вряд ли когда-нибудь слугам закона настолько развязывали руки. Топор, баллиста, стиффер, трофейный пулемет – никаких ограничений на их использование мне не давали. И правильно. Настала пора слегка усовершенствовать маршальскую тактику и внести в нее пару-тройку реалерских элементов.
Одно не давало мне покоя, и я поинтересовался: а как же присяга? Мне ответили, что как раз сейчас, когда маршальский институт катастрофически нуждается в добровольцах, Комитетом ведется работа над новым текстом присяги, поскольку старый изжил себя морально. Я усмотрел за этой отговоркой иной смысл: раз новобранцу-маршалу позволяют творить правосудие без присяги, это вовсе не означает, что он пользуется исключительным доверием. Вполне вероятно, что на методах его работы и будет основан новый маршальский устав. Или наоборот, не основан, если эти методы окажутся чересчур антигуманными. Во втором случае с меня без лишнего скандала сорвут только что выданные погоны и признают ошибкой привлечение бывшего реалера на государственную службу. Политика, черт ее побери, от которой, как и во все времена, никуда не деться.
– А если все-таки попробовать воззвать к его рассудку и уговорить сдаться добровольно? – робко полюбопытствовал Семен. – Арбитр Хатори вполне разумный человек. Может быть, узнав о том, что институт маршалов возрождается, он одумается и откажется от своих планов?
– Не будь таким самонадеянным, Семен, – в который уже раз отмахнулся я. – Если Хатори пожелает, он прихлопнет наш с тобой институт в зародыше. Наум Исаакович уверяет, что арбитр довольно быстро во все вникает и сам активно изучает изнанку «Серебряных Врат». Я не говорил это при Каролине, но боюсь, когда Кауфман наведет порядок в виртомире, Хатори тоже поднатореет на посту Законотворца и от нашего дяди Наума попросту избавятся, как от отработавшего срок модуля. Но ты прав: я теперь служу закону, и эти мерзавцы обязаны знать, против кого они воюют. Что со связью?
– Должна уже работать. Надеюсь, Кауфман раздобыл для нас правильный код служебного канала этой банды. Я сделал все, как он приказал, поэтому, если что-то не так, вини его.
– Вот сейчас и выясним, кто из вас знает свое дело лучше, – подытожил я, надевая на голову шлем от «форсбоди».
«К нам вернулся закон! В городе новый шериф!» – так, кажется, кричали в исторических виртошоу жители спасенных от бандитов поселений; моя подруга Сабрина обожала эти давно вышедшие из моды интерактивные забавы. Тот, о ком шла речь, – человек с железной звездой на груди и парой пистолетов на поясе, – сурово поглядывал на благодарных жителей из-под широкополой шляпы и молча с ними соглашался. Мне не раз доводилось наблюдать вместе с Сабриной финалы подобных историй, поэтому ничего удивительного, что, когда я впервые появился на людях в качестве маршала, именно это сравнение пришло мне на ум.
Я осмелился привнести в привычный образ современного маршала кое-какую отсебятину. Вместо строгого мундира, раздобыть который мне было попросту негде, я снова облачился в свой неизменный «форсбоди». Но дабы у сограждан не сложилось об экс-капитане «Молота Тора» ошибочного мнения, прогулялся с Семеном до его квартиры и реквизировал у напарника пару лишних маршальских шевронов и кокарду. Большие броские шевроны налепил прямо на доспехи, а кокарду приторочил к шлему. После этого я уже смел надеяться, что даже малолетний ребенок при встрече со мной не испугается грозного дядьку в доспехах. Это, естественно, не относилось к фиаскерам – им-то как раз нового маршала следовало бояться пуще огня. И все потому, что кодексы для меня были пока не писаны. Закованный в броню слуга закона трактовал закон так, как сам его понимал. А понимал он его, прожив три месяца в Жестоком Новом Мире, достаточно просто: добро должно иметь не только кулаки, но и более крупнокалиберные средства убеждения.
