Вероотступника и клеть с парой сотен верещащих нетопырей выволокли на помост, когда закатное солнце скрылось за западным краем Великой Чаши. Гуго был связан по рукам и ногам – опять же, чтобы не допустить накладки. Без пут приговоренный мог изловчиться откусить голову одному из крылатых палачей и, обрызгав себя его кровью, отсрочить тем самым исполнение приговора. Клирики-экзекуторы открыли люк в задней части Душечистителя, без суеты ввели де Бодье внутрь и подвесили его за связанные запястья к иностальной перекладине так, что жертва при этом едва касалась ногами пола.
За месяц с лишним, что мы не виделись, Сенатор заметно исхудал. И, естественно, подрастерял свой аристократический вид, который раньше умудрялся сохранять даже тогда, когда, весь испачканный в грязи и смазке, перебирал механизмы бронеката. Пока экзекуторы возились с Гуго, он помалкивал. Но как только клирики заперли за ним люк и начали пристраивать над Душечистителем клеть с летучими мышами, вероотступник сразу осмелел и во всеуслышание провозгласил:
– Клянусь вам, почтенные люди: я ни в чем не виноват! Ангелы – свидетели: меня осудили неправедно! О великий Метатрон, вразуми же своих слуг, ибо они не ведают, что сейчас творят!..
Зычный голос бывшего политика перекрыл верещание голодных нетопырей и разлетелся над толпой, без труда достигнув ее задних рядов. Не подозревавшие о наличии у преступника ораторского таланта, зеваки встрепенулись. Бургомистр со свитой оставили беседу и тоже повернулись к сцене. А де Бодье тем временем обвел взглядом площадь, явно ища глазами нас, и, не высмотрев среди тысяч лиц ни одного «чудотворца», продолжил:
– О всемогущий Метатрон, скажи: за что ты ниспослал мне такое суровое наказание? Всю свою жизнь я истово почитал тебя как своего единственного покровителя! И вот теперь твои слуги объявили меня еретиком и желают предать позорной смерти на глазах стольких благородных людей! О всемилостивые ангелы, умоляю: если вы меня слышите, пошлите знак и не дайте свершиться этому чудовищному беззаконию!..
Толпа загалдела. В сторону велеречивого вероотступника стали показывать пальцами, послышались свист и улюлюканье, задние ряды зевак начали напирать на передние. Дабы пресечь давку, жандармам пришлось осадить некоторых особо возбужденных зрителей дубинками. Защищенные двойным кольцом жандармского оцепления, Рейли и его чиновники в нетерпении поглядывали на ворота храма, откуда с минуты на минуту должен был выйти первосвященник Нуньес. Занятые доделкой Душечистителя клирики прикрикнули на разошедшегося Сенатора, но их голоса потонули в охватившем площадь гуле.
– Я знаю, великие ангелы, что вы меня слышите! – Исполняющий наш наказ Гуго не обратил на угрозы экзекуторов ни малейшего внимания. – Не можете не слышать, ибо не бывает такого, чтобы хотя бы один из вас не осенял своим взором Великую Чашу! Меня приравняли к язычнику и солнцепоклоннику, однако разве это правда? Возможно, я и впрямь в чем-то пред вами провинился, но если это так, пусть меня судят за мои истинные, а не надуманные грехи! Я обращаюсь к вам, всемилостивые высшие судьи: явите своим слугам чудо! Дайте им понять, что я прав, а они заблуждаются, ибо времени мало и сейчас только в ваших силах восстановить справедливость!..
Народ на площади оживился еще больше. Зрители обожали сюрпризы и были явно довольны столь необычным вступлением. И немудрено: вместо трясущейся от страха, сломленной жертвы на помосте стоял артистичный и сохранивший присутствие духа септианин, который вдобавок не боялся призывать себе в свидетели ангелов. Толпе было любопытно, что ответит на эту дерзость первосвященник Нуньес, чей суд был только что прилюдно назван неправедным.
Страсти мало-помалу накалялись, и мы с Убби тоже внесли посильную лепту в общий шум и гам, взявшись свистеть и вторить Сенатору вместе со всеми: «Чудо! Хотим чудо! Явите нам чудо!»
Нуньес вышел из храма на пять минут раньше объявленного времени начала казни. Его лицо сохраняло бесстрастность, но дерганая, торопливая походка первосвященника выдавала его истинные чувства. Он был явно взбешен тем, что раззадорившие зевак эскапады подсудимого вынудили Нуньеса отступить от протокола церемонии.
Взобравшись на помост, Нуньес обратил свой взор и воздел руки к небу, после чего людской гул стал стремительно сходить на нет. Несколько секунд, и над площадью воцарилась тишина, нарушаемая лишь шуршанием одежд, шарканьем ног, шмыганьем носов да сдержанным покашливанием. Что ни говори, а авторитет духовного пастыря септиан был и оставался в народе непререкаем. Члены городского совета, включая Рейли, и те, поумерив гордыню, все как один приняли подчеркнуто смиренные позы. Даже Гуго, само того не желая, проникся важностью момента и прикусил язык, хоть мы и наказывали ему молиться не переставая.
– Дорогие мои братья и сестры! – изрек первосвященник, опустив очи долу и убедившись, что умолкшая площадь внимает каждому его слову. – Нерадивые, но возлюбленные чада семи ангелов! Все вы, чьи неустанные молитвы вселяют в Метатрона сомнения и не дают ему выплеснуть на нас седьмую чашу гнева господнего! Мы с вами собрались здесь с одной и воистину благородной целью – спасти душу заблудшего во мраке единоверца и не дать ей влиться в проклятое полчище Багряного Зверя! Завтра на общем молебне мы попросим Септет, чтобы он препроводил очищенную от скверны душу нашего брата Гуго к Райским Котлам. А сегодня ему предстоит пройти суровое испытание, ибо только таким путем попадают в рай те, кто посягает на святость и чистоту нашей веры!..
– Я никогда не посягал на нашу веру! – вновь возопил де Бодье, стряхнув с себя предательское оцепенение. – Я чист пред ней и в помыслах, и деяниях! Да, каюсь: волею судьбы у меня не было шанса регулярно совершать помазания! Но когда три дня назад я со слезами на глазах молил вас, ваше ангелоподобие, одарить меня новыми стигмами, вы мне отказали! Да, я мало кому здесь знаком, поэтому на меня так легко и возвели поклеп! Вот почему я призываю в свидетели моей правоты ангелов – тех, от кого при всем желании нельзя утаить правду! О Метатрон, пошли же наконец нам знак, что ты видишь, насколько я пред тобой искренен!
– О мой заблудший брат, сколь же велико твое грехопадение! – вместо Метатрона ответствовал вероотступнику Нуньес. – Отказываясь от чистосердечного раскаяния, ты продолжаешь упрямо стоять на своем, да еще гневишь Септет! В последний раз призываю тебя: одумайся, открой свою душу, вознеси молитву и впусти в сердце ангельскую благодать! Ведь если мы – твои братья по вере – не простим тебя, ангелам сделать это будет не менее трудно!
– Братья и сестры! Единоверцы! К вам обращаюсь, ибо вам я доверяю больше, чем тем, кто устроил надо мной неправедное судилище! – Отвернувшись от первосвященника, Сенатор предпочел говорить с народом. Что было весьма хитро. Если Нуньес не питал к Гуго ни грамма симпатии, то толпу де Бодье однозначно не оставил равнодушной. – Нет на мне греха вероотступничества, клянусь пред ликами взирающих на нас ангелов! Пока не поздно, помолитесь вместе со мной о чуде, которое убедило бы всех вас в моей невиновности! И вас, ваше ангелоподобие, я призываю присоединиться к нашей братской молитве, ибо, как честный септианин, я не держу на вас зла за допущенную вами ошибку! Начнем же прямо сейчас! О превеликий Септет Ангелов! Услышь мольбу раба твоего Гуго, который был несправедливо осужден на смерть и возносит тебе свою последнюю молитву!..
