Продолжать путь, не обсудив увиденное, было неразумно, и мы собрались на экстренный совет прямо у подножия мачты. Как я и предчувствовал, дальнейшие планы табуитов не совпали с нашими. Монахи и Дарио пришли в немалое возбуждение. Они махали руками и рвались на помощь братьям, в то время как я, Долорес и Гуго призывали их не спешить, сначала все обдумать и лишь потом решать, как нам теперь быть.
Один лишь Сандаварг набычился и молчал, поскольку впал в нетипичное для себя состояние: он колебался. Звериное естество северянина влекло его на битву. Но разум, коего он также не был лишен, протестовал: глупо идти сегодня на поводу у этого самоубийственного желания. Пускай редко, но подобные озарения на Убби все-таки нисходили. В чем, как он сам признавался мне тогда, в Дельгадо, было отчасти виновато его общение со мной – человеком, чья патологическая осторожность заразила даже такого сорвиголову, как Сандаварг.
Если у ордена и существовали секретные пути в Червоточину, наши селадоры о них понятия не имели. А попасть в Гексатурм через западные ворота у нас не выйдет, даже прорвись мы к ним через штурмовые порядки врага по наведенной им через ров переправе (надо полагать, табуиты успели уничтожить свой быстро разрушаемый мост до подхода противника). Никто не откроет нам наглухо запечатанные проходы, ведь у нас на хвосте будет висеть Кавалькада и половина эскадры Дирбонта. Кидаться же на них в атаку лишь ради того, чтобы геройски погибнуть, я отнюдь не собирался. Ради каких таких убеждений, спрашивается?
Находись «Гольфстрим» в настоящий момент на территории крепости, я отрабатывал бы свой контракт, делая все, что прикажет наниматель. Но сейчас передо мной стояло лишь два контрактных обязательства: вернуться в Гексатурм и присматривать за Тамбурини-младшим. Первое по не зависящим от нас причинам мы выполнить не могли. Зато второе обязательство продолжали добросовестно выполнять. И намеревались делать это дальше, вплоть до поступления на сей счет новых распоряжений.
Спор между нами и табуитами разгорелся нешуточный. Все мы упрямо стояли на своем, наотрез отказываясь признать доводы оппонента. Еще немного, и разгневанные нашей строптивостью монахи, вполне вероятно, схватились бы за оружие и заставили нас везти их в бой силой. Это желание явственно читалось на их лицах. Но присутствие Сандаварга, чье колебание свидетельствовало о том, что пока он на нашей стороне – стороне разума, – удерживало селадоров от этого шага.
В конце концов именно Убби предложил компромиссный план, который в той или иной степени устроил и нас, и табуитов.
– А ну хватит орать, загрызи вас пес! – рявкнул северянин, чем разом остудил пыл всех спорщиков. – Нечего рвать глотки раньше времени! Давайте сначала доберемся до окрестностей Гексатурма, спрячемся за какой-нибудь скалой, разведаем, что к чему, а уже потом решим, как нам быть. Кто-нибудь из вас… – Убби повернулся к монахам, – …знает неподалеку от крепости место, откуда мы могли бы незаметно наблюдать за битвой?
Селадоры переглянулись, после чего самый старший из них – кажется, его звали Левчев – утвердительно кивнул.
– На карте найдешь? – поинтересовался я.
Левчев ненадолго задумался, поскреб макушку и снова кивнул, правда уже не так уверенно.
– Тогда пошли на мостик, покажешь, куда ехать, – сказал я ему. – А остальных попрошу разойтись по боевым постам и пребывать начеку. Возможно, южане обнаружили у крепости наши следы и отрядили за нами в погоню какой-нибудь перехватчик. А то и не один. Адмирал Дирбонт и дон Балтазар наверняка в курсе, что мы находимся здесь, и явно захотят снова отбить у нас «Гольфстрим»… Мсье де Бодье! Возвращайтесь в моторный отсек и – малый вперед. А ты, Убби, тоже загляни-ка на минуту в рубку. Хотелось бы кое о чем с тобой посоветоваться…
Простоватый, не слишком сообразительный Левчев не производил на меня впечатления человека, сведущего в топографии и разведке. И тем не менее место, куда он нас привел, идеально подходило для нашей цели. Это была одинокая, выветренная скала, имеющая форму перевернутого и воткнутого в землю вверх подошвой ботинка. Она торчала далеко в стороне от разыгравшихся событий и не интересовала в стратегическом плане нападающего на Гексатурм агрессора. В то время как с ее плоской вершины можно было видеть все, что происходит у западной стены крепости. Разве что вести наблюдение приходилось лежа на камнях, так как стоя в полный рост мы могли быть ненароком замечены противником. Впрочем, чего не стерпишь ради шанса быть в курсе исторических событий. Тем паче когда они имеют непосредственное отношение к твоей дальнейшей судьбе.
Склоны скалы были отвесными, и взобраться на них обычным способом было практически нереально. Но мы, подъехав к ней с невидимой врагу стороны, поступили проще: подогнали бронекат таким образом, что его правый борт вошел аккурат под скальный козырек – мысок перевернутого «башмака». При этом мачта «Гольфстрима» очутилась так близко от козырька, что стало возможно перелезть на него с марсовой площадки. Что мы и проделали опять-таки всей компанией, кроме оставшегося на палубе де Бодье. После чего, расползшись по вершине возвышенности, смогли наконец-то увидеть картину происходящего во всех ее душераздирающих подробностях…
Прежде величие королевы Юга олицетворялось у меня с ее огромными танкерами-водовозами и рыскающей по Атлантике Кавалькадой. Первые были свидетельством безграничной доброты Владычицы Льдов, а вторая служила живым воплощением ее гнева и неотвратимого возмездия. Да и не я один, полагаю, так думал. Однако теперь, взглянув на эскадру адмирала Дирбонта и на то, что она вытворяет, я понял, что в действительности представляет собой символ южного могущества и ярости. Второй в мире после Аркис-Грандбоула с его цельнометаллической стеной оплот несокрушимости – Гексатурм – стонал под натиском штурмующей его механизированной армии.
Ничего подобного ни по размаху, ни по жестокости я в своей жизни еще не видывал. Зрелище было столь грандиозным, что даже видавший виды Сандаварг присвистнул от удивления и пожелал бронекатам адмирала Чарльза, чтобы их загрыз пес. Какого размера должен быть этот пес, Убби не уточнил, но вряд ли в Атлантике существовали подобные вакты. Разве только они сбегутся сюда со всего мира, дабы растерзать бронированную армаду скопом, но и то сомнительно, что она окажется им по зубам.
Как я и предполагал, вряд ли эскадра собралась здесь в полном составе, оставив без охраны переправы через Фолклендский разлом и подступы к антарктическим льдам. За без малого месяц, что миновал со дня нашего бегства из Великой Чаши, южане успели бы подтянуть сюда по накатанным гидромагистралям лишь те войска, какие базировались в восточной половине Атлантики. Их мы, судя по всему, перед собой и наблюдали. Также не исключено, что на подходе у Дирбонта были подкрепления. Но, по мне, он неплохо справлялся со своей задачей и с той армией, какая имелась у него сейчас в распоряжении.
Ее главной ударной силой служили пять чудовищных полуавтоматических дальнобоев, чье шасси не уступало по крепости и устойчивости шасси водоналивных танкеров. На широких палубах этих бронекатов были установлены орудия, напоминающие древний требушет: массивная станина, поддерживающая сорокаметровый метательный рычаг. На его коротком конце висел на толстых тросах противовес весом никак не меньше трехсот тонн. А на длинном конце – сплетенное из тех же тросов приспособление, напоминающее пращу Сандаварга, только способное метать глыбы величиной с контейнер Макферсона. Передвигалось и взводилось это орудие также танкерным ДБВ. А расстояние, на какое оно пускало снаряды, позволяло южанам педантично рушить крепость, почти не опасаясь ответного обстрела с ее стен.
