– Что?
– Я думала…
– Что, что ты думала? – Макаров начинал терять терпение.
– Я думала, тебя опять ударили на улице. Этот ужасный, ужасный разгул преступности!
– Разгул преступности, – задумчиво повторил Макаров и усмехнулся.
Они лежали в постели: Макаров на спине, Наташа приткнулась к его плечу. Глаза ее были широко открыты и возбужденно блестели. Макаров засыпал.
– Никто не звонил? – спросил он едва внятно.
– Звонили! – ответила Наташа с готовностью. – С телефонной станции. Сказали, если на этой неделе не заплатим, отключат телефон.
Макаров негромко и коротко всхрапнул.
– Ну а еще, еще что там было? – требовала подробностей Наташа.
– Еще… – заговорил Макаров сквозь сон, – когда я уходил, Фунтов сунул мне в карман конверт…
– Конверт? – удивилась Наташа. – А что в нем было?
Макаров мгновенно проснулся, широко открыв глаза.
– Поздравление! – нашелся он. – Очень красивое.
– Что же ты не показал?!
– Забыл.
– Забыл, – нежно повторила Наташа и прижалась к мужу крепче. – Да, еще Анна звонила! Представляешь, в ее классе никто не знает имени Гумилева! Никто даже не слышал! Она стала им читать, а они… Знаешь, что она им прочла?
Макаров вновь засыпал, но стихи большого поэта заставили его опять открыть глаза.
Он стоит пред раскаленным горном,
Невысокий старый человек.
Взгляд спокойный кажется покорным
От миганья красноватых век… –
торжественно и счастливо декламировала Наташа.
– Давай спать, Наташ, – попросил Макаров, высвободил плечо и повернулся спиной к жене.
– Давай, – согласилась Наташа, закрыла глаза, но продолжила декламировать шепотом:
Все товарищи его заснули,
Только он один еще не спит:
Все он занят отливаньем пули,
Что меня с землею разлучит.
Кончил, и глаза повеселели.
Возвращается. Блестит луна.
Дома ждет его в большой постели
Сонная и теплая жена.
Пуля, им отлитая, просвищет
Над седою, вспененной Двиной.
Пуля, им отлитая, отыщет
Грудь мою, она пришла за мной…
Макаров открыл глаза. Наташа сладко посапывала и улыбалась во сне. Он осторожно встал, бесшумно оделся и направился в санузел. «Макаров» лежал на том же месте, под ванной. Напротив сидела неподвижная Сафо, не сводя с пистолета глаз. Александр Сергеевич вытащил оружие, посмотрел на него внимательно и сосредоточенно и решительно выпрямился.
На улице, темной, безмолвной и безлюдной, Макаров поднял воротник пальто и направился деловито к освещенному изнутри киоску. Он издалека увидел того, кто был ему нужен. Это был здоровенный мужик с маленькими наглыми глазками. Он то ли охранял киоск, то ли собирался его подломить, то ли, скорее всего, маялся бездельем, ковыряя носком ботинка подмерзшую землю.
– Дай закурить! – потребовал Макаров с ходу.
Мужик поднял на него равнодушные глазки.
– Не видишь, сам хрен сосу, – объяснил он. Макаров подошел почти вплотную, сжимая в кармане пистолет.
– Не узнаешь?
Мужик отпрянул слегка, и в глазах его возникло удивление. Он не узнавал.
– А помнишь, как в прошлом году, осенью, вот на этом самом месте, ты подошел ко мне и попросил закурить? Я сказал – не курю, а ты меня ударил, помнишь?
Мужик усмехнулся и отступил на шаг.
– Да пошел ты, козел, – отмахнулся он, вновь становясь равнодушным.
Но Макаров вдруг схватил его левой рукой за грудь, притянул к себе и сунул в лицо дуло пистолета.
– А это видел! – яростно зашептал он.
Глазки мужика испуганно округлились, лицо обмякло. Ноги его подкосились, и он упал на колени. Макаров смотрел теперь на него сверху вниз, жестоко и неумолимо.
– Молись! – потребовал он сквозь плотно сжатые зубы. – Молись, сука, своему богу! Кто он у тебя? «Солнцедар»? Портвейн? «Тройной одеколон»?
Макаров знал, что сделает в следующее мгновение, и это почувствовал, понял коленопреклоненный.
– Не губи… – прошептал он.
Макаров выстрелил. Он не услышал выстрела, но увидел, как осветилось пламенем лицо приговоренного к смерти и как из его шеи вырвалась черная струя. Выпучив глаза, мужик схватился за шею обеими руками, словно решив себя задушить, но струя упрямо пробивалась сквозь пальцы пульсирующим фонтаном. Макаров повернулся и побежал. И только теперь он услышал выстрел…
Макаров открыл глаза. Рядом сладко посапывала и улыбалась во сне Наташа.
Пистолет лежал на том же месте под ванной. Напротив сидела неподвижная Сафо, не сводя с пистолета глаз. Макаров вытащил его, внимательно осмотрел с обеих сторон, осторожно провел пальцем по вороненому стволу, любопытствуя, заглянул в черное отверстие и испуганно отпрянул. Присев на закрытый крышкой унитаз, Александр Сергеевич продолжал изучение своего таинственного друга. Медленно и осторожно он отвел скобу, удерживающую в рукоятке обойму, и та медленно и плавно легла в его ладонь.
Обойму составляли восемь патронов – Макаров пересчитал их. Пули были толстенькие, добродушно-тупорыленькие, и не верилось, что каждая из них может убить человека.
Сафо уставилась на Макарова. Александру Сергеевичу показалось, что кошка не одобряет, даже осуждает его, и он направил на нее ствол. У Сафо вздыбилась на спине шерсть, и она юркнула под ванну. Макаров усмехнулся и вставил обойму в рукоятку.
Теперь предстояло решить – где его прятать. Эта трудная и неприятная мысль возникла в голове Макарова сразу же, как только он положил пистолет в карман и направился домой. О том, чтобы сказать о покупке жене, не могло быть и речи. Нет, он ничего не скрывал от Наташи, в тайнах просто не было необходимости, но признаться ей в том, что он сам, без принуждения, не посоветовавшись, купил пистолет, Макаров решительно не мог. Оставалось только спрятать оружие. Лучше всего, конечно, чтобы пистолет лежал в ящике его рабочего стола, правом верхнем, под рукой. Не то чтобы Макаров кого-то боялся, он не имел врагов, таких врагов, от которых требовалось защищаться с оружием, этого хотелось необъяснимо – чтобы пистолет лежал в правом верхнем ящике рабочего стола. К тому же Наташа не прикасалась к его столу, разве только когда стирала пыль, ни на миллиметр не сдвигая листы рукописи. Вообще, его рабочий стол считался в семье Макарова святыней, но Оська! Он ходил, где хотел, и делал, что хотел, он был еще слишком мал, чтобы принять подобный запрет, да и любил его Макаров безумно. Можно, конечно, закрывать ящик стола на ключ, но ключ давно потерян, а если заказать новый, Наташа может обидеться. Стол отпадал, но беда в том, что других мест для хранения «Макарова» у Макарова в доме не было. Наташа поддерживала в квартире идеальный и необременительный для домашних порядок, и в доме не существовало уголка, куда бы она ни заглянула в течение дня, чтобы что-нибудь поправить или вытереть несуществующую пыль.
