Татарин замолчал, глядя виновато и продолжая улыбаться:
– Днем сплю, ночью не сплю, жду – Владимир Иванович позвонит: «Наиль, заряжай!»
4
Неподвижно и молча сидел Печенкин рядом с Гелей, и рука его лежала на ее колене. Геля молчала. Глаза ее были закрыты.
– Это твоя лучшая песня, – убежденно проговорил Печенкин.
Она открыла глаза, иронично улыбнулась:
– Ты говоришь так после каждой моей новой песни.
Владимир Иванович не услышал.
– Гель, скажи, а почему ты не в рифму сочиняешь? – заинтересованно спросил он.
Геля наморщила лоб:
– Потому что в рифму пишут все.
Печенкин кивнул, поняв.
Геля улыбнулась и, ласково посмотрев на него, спросила:
– Ты лучше скажи: как Илья?
Владимир Иванович оторвал от ее колена руку и показал свой большой палец.
– Я рада. Я очень рада, – сказала она.
– Латынь выучил, – похвастался Печенкин.
– Я рада. Я очень рада, – повторила она.
Он вернул руку на место, и они снова замолчали.
– Гель, а маленький человек – это образ или конкретно? – поинтересовался Печенкин.
– Образ… Или конкретно, – погрустнев вдруг, повторила Геля и хотела подняться, но Печенкин не позволил ей это сделать – может быть, неожиданно и для самого себя опрокинул женщину на тахту.
Она беззвучно, но отчаянно сопротивлялась; Владимир Иванович вдруг вскрикнул, вскочил на ноги, стал трясти рукой и, морщась от боли, дуть на укушенный палец. Это, кстати, был тот самый палец, который он только что показывал.
– Бешеная, – прошипел Печенкин.
– Чикатило! – парировала Геля и резко поднялась. Застегивая ковбойку на груди, стала что-то искать в стенном шкафу.
– А если б я закричал? Охрана за дверью! – продолжал возмущаться Владимир Иванович.
– Тогда б меня застрелили, – пожала плечами Геля, подходя к нему с бинтом в руке.
– Бешеная, – повторил он, наблюдая, как она забинтовывает его палец, и успокаиваясь.
– Сделай укол, – примиряюще пошутила Геля и прибавила почти ласково: – Чикатило…
– Просто я соскучился, – объяснил Печенкин.
– Приезжай чаще, – предложила она.
– Приезжай чаще?! – взорвался вдруг он. – Еду к тебе и не знаю, дома ты или нет. Позвонить даже не могу! Говорю – возьми мобилку!
С насмешливым чувством превосходства в глазах Геля помотала головой, отказываясь. Печенкина это еще больше разозлило, он вырвал руку, размотал бинт, бросил его на пол и закричал:
– Живешь в хрущевке!.. На работу каждый день!.. На троллейбусе!.. Сорок лоботрясов!.. За три копейки!..
– Что ж, не всем учиться в Швейцарии, кому-то приходится в Придонске! – язвительно парировала Геля.
– Нормальные люди так не живут! – выкрикнул Печенкин.
– Нормальные люди только так и живут! – прокричала в ответ она.
– По-твоему, нормальные – бедные?
– А по-твоему – богатые?
– Конечно богатые! Нормальные – богатые!
– Нормальные – интеллигентные!
Печенкин саркастически захохотал:
– Интеллигентные? Что за звери такие? Все говорят, никто не видел.
– Ну почему не видел? – не согласилась Геля. – Видел. Видели. Я видела.
– Это какие такие – интеллигентные? Которые сами ни черта не делают и другим делать не дают? Тот, кто пашет как трактор, вкалывает по шестнадцать часов, тот, значит, бандит и вор! А тот, кто… Ко мне эти интеллигентные каждый день приходят: «Дайте, Владимир Иванович, дайте!» Только одному дашь, другие интеллигентные бегут: «Вы ему неправильно дали. Он плохой, мы хорошие, нам дайте». Я говорю: «Давайте я у него заберу и вам отдам?» – «Давайте!» Интеллигентные… – Печенкин презрительно скривился: – Правильно Ленин говорил: «Не интеллигенция у нас, а говно!»
Геля не выдержала, топнула вдруг ногой и закричала:
– Печенкин, выйди из класса!
– Из какого класса? – засмеялся Владимир Иванович. Он уже готов был мириться.
Геля поняла, что оговорилась, но ни шутить, ни мириться она сейчас не желала и, подталкивая Печенкина к двери, неумолимо приговаривала:
– Иди… Иди, Печенкин, иди…
– Ну ладно, Гель, чего ты… – виновато улыбаясь, пятился Печенкин.
– Иди, Володя, прошу тебя… Я прошу тебя! – Геля вытолкнула гостя на лестничную площадку и вдруг шепотом, скороговорно и стыдливо сообщила: – Я беременна.
– Что? – не расслышал он.
– Я беременна! – высоко пискнула Геля и захлопнула перед его носом дверь. Щелкнул замок. До Печенкина дошел наконец смысл ее слов, он растерянно улыбнулся и надавил на дверь сначала рукой, потом плечом.
– Помочь, Владимир Иванович? – услышал он за спиной сочувственный голос рыжего и остановился в задумчивости.
Глава шестая. ЧТО-ТО ПРИГОРЕЛО?
Спустя несколько дней в доме Печенкиных состоялся концерт московского оркестра, руководимого знаменитым дирижером, тем самым, который был изображен на конверте пластинки в доме Гели и по которому Владимир Иванович, входя, постучал пальцем, видимо и имея в виду будущее культурное событие.
Концерты известных исполнителей и музыкальных коллективов проходили в доме Печенкиных регулярно под общим названием «Встречи у камина». Их вдохновителем и организатором была Галина Васильевна, она же приглашала зрителей и слушателей – новых придонцев, руководителей города, а также местных деятелей культуры. Концерты традиционно проходили в каминном зале дома Печенкиных, где для артистов устраивалась сцена, а гости сидели на расставленных полукругом стульях, диванах и в креслах. Перед началом обязательно зажигался большой, отделанный малахитом камин – даже летом.
Печенкины, как всегда, расположились в первом ряду, в центре – Владимир Иванович в огромном кресле и рядом на диване Галина Васильевна и Илья. Третьей на диване поместилась Дашенька Канищева – на этом настояла Галина Васильевна.
Дашенька Канищева смущалась – другие девушки смотрели на нее с завистью. Вообще молодежи на концерте оказалось много, и, что интересно, молодые люди были одеты так же, как и взрослые: юноши – в смокинги с бабочками, девушки – в вечерние платья. Илья на их фоне выглядел странно и даже вызывающе – на нем были красные кроссовки, желтые джинсы и зеленый свитер. К тому же он безостановочно жевал жевательную резинку.
Придонцы сидели прямо и неподвижно и во все глаза смотрели на живого знаменитого дирижера.
Знаменитый дирижер излучал неиссякаемую энергию, щедро одаривая всех белозубой улыбкой и веселым, с лукавинкой, взглядом. Говорил он быстро, как говорят со сцены юмористы-конферансье, которым надо поскорей разогреть публику:
