– Дубовый ты парень, Антон. Открыл ты коробку, съел конфету, а пальчики зачем оставил? Почему упаковку с собой не забрал?
– Какая коробка?
– Она приобщена к материалам уголовного дела. На ней твои пальчики. А конфету, так уж и быть, следствие тебе прощает.
– Что-то ты не то говоришь, начальник!
– Я утверждаю, что ты был на улице Свободы в квартире сорок шесть. Грош цена всем твоим «не знаю».
Надымов задумался, приложил ко лбу три пальца. Он нервно двигал желваками, а во рту у него что-то хлюпало. Или в извилинах?
– Да, был я в этой квартире, – выдавил из себя Надымов.
– Очень хорошо.
– Только никакого Дробова там не было.
– А что ты в квартире делал?
– Посмотреть зашел. Мы из Таиланда прилетели, Иваныч нам звонит, говорит, что Алла пропала, и дает нам адрес этой квартиры. Мы с Леней поехали. Заходим, а там никого. Только коробка конфет лежит. Я сладкое люблю.
– Когда это было?
– Ночью.
– А подробней?
– С двадцать девятого на тридцатое.
– А утром вас задержали.
– Повязали, – сказал Надымов. – По беспределу.
– Значит, не успели вы вернуться домой, как вас припахали, – качая головой, проговорил Архаров.
Убить Дробова Надымов не мог. Оставалась единственная версия.
– Да, припахали.
– Труп надо было вывезти.
– Говорю же, не было никакого трупа.
– Но в квартире ты был?
– Был.
– В то же самое время, как там находился труп.
– Не было там ничего! – изо всех сил упирался Надымов.
– Вы с Порошиным увезли труп и пистолет.
– Какой еще пистолет?
– Из которого стреляли.
– В кого стреляли? Мне говорили, что Дробова задушили. Вы уж определитесь, а то фингя какая-то выходит.
– Дробова застрелить хотели, а он пистолет из руки убийцы выбил, напал на него, но не справился. Видно, преступников двое было. Что тебе Тюленев на этот счет рассказывал?
– Ничего не рассказывал.
– Там были Тюленев и Филатов. Первый здесь, у нас. И Порошина допросим. Факты у нас есть, против них не устоишь. Расколется Тюлень. И Порошин тоже. Сдадут они тебя. Вместе с ними за соучастие пойдешь.
– Не было никакого соучастия! Никто никого не убивал! Гонишь ты, начальник! Нет у тебя ничего, вот ты и бесишься! Натягиваешь сову на глобус! А зря! Ты, майор, за все ответишь!
Архарову пришлось вызвать конвой. Следующий на очереди Тюленев, но стоит ли его допрашивать? Все равно толку не будет. Нет настроения стричь свинью. Да и времени тоже.
Задержание Порошина было оформлено как принудительный привод свидетеля. Телохранитель Горохова даже не пытался сопротивляться, более того, сам вышел за калитку и сел в машину.
Его увезли, а майор Архаров остался. Уж очень он хотел поговорить с Аллой Гороховой. Она была дома и не отказала ему в просьбе.
Как и в прошлый раз, женщина вышла к нему в беседку. Но экономки не было. Кофе Архарову никто не предложил.
– Я думала, вы угомонились, майор, – недовольно выплеснула она.
Алла и сегодня выглядела неплохо – свежий макияж, волосы уложены в прическу, скромное, хорошо пошитое платье. Но, как и в прошлый раз, в легких припухлостях под глазами угадывался вчерашний вечер, проведенный под хмельными парами.
– Работа у меня такая неугомонная.
– А может, кто-то вам соли под хвост насыпал?
– Не очень-то вежливо.
– А как мне с вами разговаривать, когда вы как с цепи сорвались? Я понимаю, вы кому-то там дали слово и пытаетесь его сдержать, но почему мой брат должен страдать от вашей глупости? Боюсь, мне придется обратиться в генеральную прокуратуру.
– Сразу в генеральную?
– А чего мелочиться? Я все знаю. И следствию известно, что Дробова убил сожитель его жены. Все в курсе дела, только вы почему-то пытаетесь утопить моего брата, ведете себя, как бешеная собака.
– Боюсь, мне придется привлечь к разговору адвоката. – Архаров улыбнулся. – Чтобы он выразил вам протест.
– Адвоката?.. Хорошая шутка, мне нравится. Только боюсь, что его придется пригласить мне.
– Да, конечно, в самое ближайшее время вас вызовут на допрос к следователю. Думаю, без адвоката вы будете как без рук.
– На допрос? – Жилкина нахмурилась.
– Вы же видели, Порошина мы уже забрали. Вы следующая на очереди. Сейчас Порошин даст показания. Мы приложим их к тому, что узнали от Горохова, Надымова и Тюленева, составим полную картину преступления. Тогда уже вы и поставите точку в этом деле.
– Какую точку?
– Вы, конечно, можете выставить меня за ворота. Но я думаю, что вам надо бы побеседовать со мной, прежде чем идти к следователю. Я мог бы подготовить вас к этому разговору. Как видите, наше общение носит неофициальный характер.
– Да, только спать будет жестко.
– А это зависит от вас. Где вы встречались с Константином Дробовым?
– А я с ним встречалась?
– Улица Свободы, дом двадцать три, квартира сорок шесть.
– И кто вам такое сказал? – Жилкина заметно занервничала.
– Скажите, где вы находились двадцать девятого июня, с тринадцати до пятнадцати часов?
– Возвращалась…
– Откуда?
– Раз уж вы все знаете. Да я была на свидании с Дробовым.
– Не буду интересоваться, что вы там делали. Спрошу только, почему вы возвращались так долго, в течение двух часов?
– Я шла пешком.
– Вы же приехали на свидание на машине.
– Она стояла во дворе. Я просто забыла о ней.
– Рассеянный склероз?
– Нет, мы поссорились с Костей. Я была в расстроенных чувствах. Мне захотелось пройтись.
– Долгий же вы выбрали путь.
– Потом я вернулась, села в машину и уехала.
Архаров смотрел на Жилкину и видел, что женщина врет. Глаза ее норовили увильнуть от прямого взгляда, голос подозрительно подрагивал. При этом она знала, что надо говорить. Видимо, кто-то подготовил ее к этому.
А ухватить ее было не за что. Увы, но дом, в котором Дробов снимал квартиру, не был оборудован видеокамерами. Консьержки в подъезде не было. А людей, которые видели Аллу днем двадцать девятого июня во дворе двадцать третьего дома, найти не удалось. Видели только ее машину – белый «Мерседес».
– Когда вы уехали?
