Фокси знал множество подобных историй и развлекал нас ими до самой Новой Праги. Вернее, развлекались только я и Михаил. Фон Циммер всю дорогу просидел как на иголках, вздрагивал на каждой кочке, тревожно озирался по сторонам и подолгу ощупывал ногой почву, прежде чем выйти из автомобиля по нужде. На дельное предложение Михаила обвязаться за талию веревкой Конрад ответил такой вымученной гримасой, словно контрразведчик предложил ему не подстраховаться, а удавиться.
Под Новой Прагой мы заночевали в одной из байкерских берлог – промерзлой землянке, где пришлось всю ночь протапливать печку. Кое-как переждав ночь, наутро мы взяли курс на Нюрнберг, откуда уже было рукой подать до Мангейма – города, имеющего сегодня неопределенный статус. Эти детали мы выяснили у живущего неподалеку от Нюрнберга отшельника – полоумного горбатого старика Руфуса, почитавшегося в округе за блаженного.
В действительности Руфус вовсе не являлся безумцем, наоборот, обладал ясным умом и хорошей наблюдательностью. Маску умалишенного горбун носил только при появлении в городе и окрестных поселках – в такой ипостаси ему было проще сшибать милостыню, за счет которой он и питался. Вторым источником дохода для Руфуса была продажа информации тем, кто готов был за нее платить: искателям-нелегалам, контрабандистам, байкерам… Руфус постоянно ошивался на рынке, у епископата, в прочих людных местах и не пропускал мимо ушей ничего, что, на его взгляд, имело хоть какую-то важность. Горбун делился ценными сведениями с каждым нуждающимся, лишь бы тот вызывал у Руфуса доверие и был при деньгах. На наше счастье, мы полностью подпали под эти требования.
Расценки у информатора были вполне божеские, и фон Циммеру даже не пришлось идти на очередную сделку с совестью, отсчитывая Руфусу из походной казны гонорар за услуги. Новости того стоили. Можно было, конечно, получить их и бесплатно, заслав на местный рынок неприметного коротышку Конрада. Но, во-первых, тогда сведения пришлось бы долго собирать по крупицам, а во-вторых, горбун являлся не только информатором, но еще и аналитиком. По его заверениям, он всю жизнь держал ухо востро и со временем научился прогнозировать развитие любой политической ситуации. И еще: подробность и точность прогнозов Руфуса якобы напрямую зависели от того, сколько ему наливали.
Последнее заявление выглядело сомнительно, поэтому мы ограничились лишь фактами и поверхностными комментариями – ровно столько, сколько и положено было нам знать за наши деньги. Горбун-«аналитик» немного обиделся, но Михаил утешил его невинной ложью, что нам еще не однажды придется обратиться к нему за помощью, так что в следующий раз мы непременно оплатим весь комплекс его услуг.
– Но учти на будущее, хромой, что я пью только виски! – предупредил информатор Михаила.
Михалыч одобрительно показал большой палец и, дабы уважить Руфуса, достал блокнот и сделал вид, что записал необходимое условие.
Известие о разгроме армии Крестоносцев под Роттердамом и Базелем было воспринято нами неоднозначно. Разумеется, мы огорчились тому, что наша погоня за дружинами Грингсона затягивается на неопределенный срок. Однако утешало то, что победа «башмачников» сохранила наши шансы обнаружить Ярослава живым. Другое дело, как эта победа повлияла на самого княжича: уговорить упоенного триумфом человека бросить все и вернуться домой сможет разве что гениальный психолог. При всем моем уважении к Конраду Фридриховичу, до гения психологии ему было далековато.
Больше всех из нас по поводу прорыва скандинавов на Центральный Торговый Путь расстроился, конечно, Фокси. Не столько потому что теперь ему предстояло везти нас в охваченную войной Ватиканскую епархию, сколько по причине проигранных в спорах денег. Триста сант-евро для байкера – приличная сумма, причем двести из них предстояло отдавать в самое ближайшее время. Выпросить у Михаила отсрочку было, ясное дело, невозможно, разве что сам Михалыч смилуется и спишет проигравшему долг. Но шанс на это у Фокси был примерно такой же, как у нас, – на сговорчивость Ярослава. То есть крайне мизерный.
– В Базеле «башмачники» устроили себе второй лагерь, – поведал нам Руфус. – Вороний Коготь бросил там свои лодки. Город хорошо укреплен, не хуже Роттердама. Чтобы взять его сегодня, Пророку нужны крупные силы, чего у него, конечно же, нет. В народе поговаривают, что Пророк обратился за помощью к русским князьям. Даже если это и правда, вряд ли Россия пойдет на такой шаг, учитывая все их прошлые склоки. Русские будут сохранять нейтралитет и не ввяжутся в войну ни на чьей стороне, даже предложи им Грингсон половину ватиканского пирога.
– Почему ты в этом так уверен? – спросил я. Горбун был первым святоевропейцем, который высказывал нам более или менее обдуманное мнение об этом конфликте. Домыслы Фокси и трактирных собеседников Михаила не вызывали у меня особого доверия.
– Вам, так уж и быть, расскажу, – согласился Руфус, решив при этом не настаивать на увеличении своего гонорара. – Грингсон не намерен захватывать Святую Европу – да, он силен, но у него недостаточно сил для контроля над завоеванными территориями. По этой же причине конунг не разоряет и столицы епархий. Торвальд боится не только растерять людей и технику на пути к Божественной Цитадели, но и ополчить против себя гражданское население. Или ты считаешь, что он лишь из милосердия пощадил Мангейм, Базель и Берн? Нет, таким образом хитрый Торвальд дает понять купцам и землевладельцам других епархий, что им нечего трястись за свою недвижимость – конунгу нужен лишь Ватикан. Разграбив его, «башмачники» вернутся домой и оставят Святую Европу в покое. Сегодня примерно две трети толстосумов с запада и востока уверены, что убытки им не грозят. А следовательно, у них нет нужды финансировать народное ополчение. Да и кому из крестьян или искателей с окраин охота идти добровольно защищать Ватикан? Святоевропейцы – не патриоты своей страны, они – патриоты той земли, на которой живут. Таков уклад нашей жизни, и Вороний Коготь это знает. Он намеренно не дает разгореться пожару народного гнева, чем избавляет себя от множества проблем. Напротив, среди нашей бедноты Грингсон даже пользуется симпатией – посмотрите, сколько добровольцев примкнуло к его дружинам. «Башмачники» получат то, чего добиваются, и покинут Европу тем же путем. А Пророк сбежит из Цитадели, как только почует, что дела плохи. Но, я думаю, все закончится большим выкупом и Торвальду отдадут то, что он просит… если, конечно, тот горн действительно существует. Власть Пророка пошатнулась, но фундамент останется целым, и вряд ли в обозримом будущем мы заживем другой жизнью… Поэтому русские князья и сохраняют нейтралитет. Поддержи Совет Князей Ватикан, и Пророк, конечно, забудет все старые обиды. Но в этом случае русские обзаведутся куда более опасным врагом в лице Торвальда. Учитывая то, что видаризм популярен и в России, она не рискнет враждовать с королем «башмачников». Как и поддерживать его военную кампанию. Для Грингсона Святая Европа – заморское государство, но для русских она – ближайший сосед, с которым невыгодно ссориться. Так что нейтралитет – единственно приемлемый для России вариант.
– И ты делаешь столь уверенный прогноз лишь на основе базарных сплетен? – усомнился я.
– Базарные сплетни для старика Руфуса – что детали двигателя для механика, – гордо напыжившись, заявил горбун. – Собрать из них, кроме двигателя, что-либо путное нельзя. Если у меня на руках много фактов, я могу сложить из них единственно верную картину. Правдивые факты сложатся вместе, ложные – отсеются сами собой. Работать со слухами и сплетнями – искусство, за счет которого можно кормиться всю жизнь.
