– Я все надеялся, что Ярослав одумается, – закончил князь свой печальный рассказ. – Норманны – не слишком приятные люди. Я полагал, что сыну с его воспитанием будет сложно прижиться у них и вскоре он примчится домой. Но, оказывается, мы плохо его знали. И наш посол в Стокгольме, и дипломаты, которые были посланы ему в помощь, не сумели уговорить Ярослава вернуться. Я уже хотел направить делегацию к Грингсону, чтобы он вошел в наше положение и сам повлиял на моего сына, но в последний момент мне пришлось оставить эту идею. Просто я вдруг понял, что такая помощь лишь навредит Ярославу, которому и так сейчас нелегко. Моя чрезмерная опека унизит его в глазах головорезов, которые его окружают. Он станет объектом для насмешек, что в конечном итоге повредит и ему, и репутации нашего княжества. Ничего не попишешь, господа: я не имею права слепо подчиняться отцовским инстинктам. Мне приходится думать и о политических последствиях собственных действий. Таков крест правителя. Да, я тоже в молодости ненавидел своего отца за то, что он был со мной излишне строг и холоден. Но, став князем, я сказал ему за эту строгость спасибо. И в будущем мне хочется услышать такое же спасибо от Ярослава. Но, как мне подарить ему это будущее, если он его сознательно отвергает? Как, черт побери? А тут еще проклятая война, будь она неладна!
Князь в бессильной ярости стиснул кулак и сломал зажатый в нем карандаш, после чего в раздражении швырнул обломки на стол. Я терпеливо ожидал, когда правитель объяснит, что конкретно от нас требуется. Однако Михаил, в чей список достоинств терпение не входило, решил проявить инициативу:
– Вы приказываете нам отыскать Ярослава в Святой Европе и доставить его обратно в Петербург, ваша светлость?
– Не приказываю, Михаил, – поправил его князь. – Это будет всего лишь дружеской просьбой. Вы в любой момент вольны отказаться от ее выполнения, если решите, что такая работа вам не под силу. Но вознаграждение за труд вы получите так или иначе.
Я нахмурился: да, нечто подобное и предвиделось. Отозвать княжича из зоны боевых действий и сопроводить домой… Или «отозвать» – это мягко сказано? Если гора не идет к Магомету, значит… нет, неверная присказка. Здесь, скорее, подошло бы изречение древнего мудреца Клеанфа: «Желающего идти судьба ведет, нежелающего – тащит». Что ж, будет весьма почетно выступать в роли княжеской Судьбы.
– Насколько далеко станут распространяться наши полномочия? – обтекаемо поинтересовался я. То, что нам предстоит нелегальная операция, можно было не спрашивать. Отправлять Эрика Хенриксона с официальной миссией в Святую Европу, даже находящуюся в состоянии войны, и уповать на то, что его защитит дипломатический иммунитет, мог только отчаянный оптимист или идиот. Князь Сергей к таковым отнюдь не принадлежал.
– Вы хотите спросить, будет ли вам разрешено применять оружие или эвакуировать моего сына силой? – Его светлости пришлись не по нраву мои намеки, и он потребовал от меня конкретный вопрос.
– Совершенно верно. – Я кивнул. – Буду признателен, если вы остановитесь на этом поподробнее.
– Само собой разумеется, Эрик… Заявляю сразу и категорично: если согласитесь мне помогать, и думать забудьте о насильственной эвакуации Ярослава! Применяйте оружие исключительно для самообороны, и то если доведется вступить в конфликт со святоевропейцами. Со скандинавами – никаких конфликтов! Я очень надеюсь, что сын достаточно насмотрелся на кровь и сегодня окажется гораздо проще убедить его вернуться домой.
– Прошу прощения, ваша светлость, но почему для этих переговоров вы выбрали именно меня и Эрика? – полюбопытствовал Михаил. – Нет, конечно, ваше доверие нам льстит, но полагаться на нас, как на переговорщиков, все же… хм… слегка неосмотрительно. Вот если бы вы, к примеру, заставили нас провести чей-нибудь допрос с пристрастием или побузить в лагере у «башмачников», тогда все ясно. Но дипломатия, она… как бы это сказать… немного не по нашей части.
– Я осведомлен об этом не хуже других, – сказал князь. – Только с чего вы взяли, что именно вам придется заниматься переговорами? Нет, ваша обязанность – обеспечивать безопасность моего главного переговорщика. И ничего лишнего, а тем паче предосудительного.
– Но даже если так, – не унимался Михаил, – скажите, почему все-таки мы? Я, как видите, не слишком легок на подъем, – он продемонстрировал князю свою трость, – да и Эрик не молод – вон как суставы скрипят, за версту слыхать…
Наверное, и впрямь слыхать – на свои скрипящие суставы я Михаилу никогда не жаловался.
– Здесь все просто, – ответил князь. – Когда полтора месяца назад в Стокгольме Ярослав поколотил и вышвырнул за дверь нашего лучшего дипломата Севастьяна Сомова, все мои переговорщики заявили, что умывают руки. Теперь они боятся даже приближаться к моему сыну, не говоря о том, чтобы просить его одуматься. Даже за хорошее вознаграждение. Вы не представляете, сколько труда мне стоило отыскать добровольца, который согласился бы взвалить на себя эту непростую задачу. Однако, в конце концов, такой человек нашелся. Этот герой служит у меня в Думе скромным советником по зарубежной политике. И он не просто согласился отправиться к Ярославу на переговоры, но и гарантировал мне положительный результат. Правда, при одном условии: с ним непременно должны отправиться «разлюбезнейшие господа Эрик и Михаил» – именно так он и заявил…
– Магистр Конрад?! – в один голос воскликнули мы с Михаилом, по глубоко въевшейся охотничьей привычке назвав господина фон Циммера магистром.
– Я так и знал, что вы догадаетесь, о ком идет речь, – довольно потер руки князь. – Конрад фон Циммер, один из моих лучших консультантов по Святой Европе. Отменный профессионал и исполнительный служащий. Подобные ему люди встречаются один на тысячу, а то и реже. Даже не верится, что в груди этого маленького человека бьется такое большое и благородное сердце…
– Заткните мне уши – я не могу это слышать, – прошептал Михаил, притворно закатив глаза. – Дожили: проклятый Черпак тащит нас обратно в пасть Дьявола! Знал бы, что такое произойдет, пристрелил бы мелкую тварь еще семь лет назад, под Лавалем…
– Почему же магистр… э-э-э, то есть господин фон Циммер так твердо уверен, что у него все получится? – осведомился я, с трудом осознавая, что услышанное нами не шутка.
– Вы разве забыли, что Конрад Фридрихович – бывший дознаватель Ордена Инквизиции? – недоуменно вскинул брови его светлость. – Фон Циммер – специалист в убеждении людей отступать от ложных точек зрения… – И, предвидя саркастические замечания уже раскрывшего рот Михаила, уточнил: – Не думайте, что люди этой профессии все как один отъявленные истязатели, вроде изверга Аврелия. Сам факт, что Конрад Фридрихович последовал за вами в изгнание…
– Тоже мне, жена декабриста! – пробормотал Михаил.
– …говорит о том, что он глубоко раскаивается в содеянных им злодеяниях. Я придерживаюсь мнения, что талантливый инквизитор обладает даром убеждения и без пыточных инструментов. К тому же фон Циммер заверил меня, что вы оба были свидетелями, как ему без пыток удалось убедить Охотника предать своих братьев.
