Затея добраться до городских ворот, что поначалу не казалась такой уж сложной, вышла на поверку практически невыполнимой. Сейчас мы напоминали осенний лист, сорванный с дерева сильным ветром. Падать до земли было всего ничего, но прежде чем достигнуть ее, листу предстояло совершить непредсказуемый полет, отдавшись воле ветра. Мы тоже двигались по ватиканским улицам, зная конечную цель нашего маршрута, но не имея возможности достигнуть ее коротким путем. Нас все время несло не туда, куда хотелось, и, продолжай мы слепо подчиняться судьбе, она вряд ли проявила бы к нам милость и наставила на верный путь.
Дабы в конечном итоге не угодить в зону боевых действий, Михаил плюнул и, не став дожидаться прохода автоколонны, свернул с улицы в ближайшую подворотню, после чего двинул задворками в нужном направлении. Мощный «Хантер» без особых усилий сдвигал с дороги ящики, жестяные баки и прочий хлам, что мешал проезду, шутя пробивал бампером деревянные заборчики, срывал проволочные сетки и сносил хлипкие дощатые навесы. Михаил только успевал посматривать, чтобы ненароком не пропороть колеса да не провалиться в ямы с отбросами. Скорость при таком способе передвижения была, конечно, аховая, но зато теперь нас ничто не задерживало. Мы хоть и продолжали петлять, как преследуемый волком заяц, однако курс при этом сохраняли правильный.
Выяснить, здравая это была затея – бежать из города именно сейчас – или нет, нам так и не удалось. Выстрелы и разрывы, что до сей поры грохотали достаточно далеко, вдруг раздались буквально у нас под боком – на улице, параллельно которой мы пробирались задворками. Не сказать, что близкая стрельба разразилась, как гром среди ясного неба, но тем не менее прорыв норманнов в этот район произошел, вопреки моим прогнозам. Впрочем, такая непредсказуемость была очень даже характерна для «башмачников», в чьем коварстве мы уже успели не однажды убедиться.
Несколько снарядов угодило в здание, мимо которого мы проезжали. Михаил как раз крушил бампером «Хантера» какой-то сарайчик, поэтому мы и не обратили внимания на битую черепицу, градом посыпавшуюся сверху. Но когда вслед за ней на капот автомобиля грохнулся крупный обломок стены, это уже нельзя было игнорировать. Мы инстинктивно втянули головы в плечи, а Михаил, глянув вверх через лобовое стекло, ругнулся и поддал газу, отчего мотор джипа и вовсе взревел, как разъяренный зверь.
Михалыча испугала отнюдь не рядовая опасность, на которую можно было не обращать внимания. Обстрелянное из артиллерийских орудий здание медленно оседало и грозило вот-вот похоронить нас под развалинами. А сарайчик, что мешал проезду, как назло оказался довольно крепким и не желал разваливаться на части, как полдюжины его ветхих собратьев, что уже полегли под колесами «Хантера».
Эта досадная задержка и разрушила все наши планы. Пробей мы стенку сарайчика на несколько секунд раньше, возможно, успели бы выскочить из этого дворика и ретироваться из опасного района к ближайшим воротам, через которые, весьма вероятно, без проблем слиняли бы из города под личиной Охотников. Но сарай развалился тогда, когда на нас уже неслась лавина из обломков рухнувшего здания. Каменная волна не накрыла автомобиль, а ударила его в бок, перевернула и покатила перед собой, как игрушечный, вместе с сарайчиком.
Хорошо, что перед тем, как начать путь по загроможденным задворкам, Михаил вынудил меня и остальных пристегнуться ремнями, иначе кто-нибудь из нас точно свернул бы сейчас шею. «Хантер» – пожалуй, самый устойчивый автомобиль в мире – под натиском такой могучей стихии кувыркался вокруг своей оси, словно сброшенная со склона большая бочка. Мир у нас перед глазами несколько раз вставал с ног на голову и возвращался в исходное положение. Джип проволокло всего-то с десяток метров, но мне казалось, что эта изматывающая болтанка не закончится никогда.
Но она все-таки закончилась. И разумеется, по закону подлости, «Хантер» остался лежать вверх колесами, будто у нас и без этого сейчас недоставало проблем! Впрочем, Фортуну следовало поблагодарить хотя бы за то, что каменная лавина не погребла внедорожник под собой, а лишь присыпала с одной стороны, не завалив камнями дверцы на левом боку. Правда, заднюю дверцу было уже не открыть – ее основательно перекосило, – а вот с передней и возиться не требовалось, поскольку ту оторвало начисто.
– Я так и знал, что все закончится именно этим! – бросил в сердцах повисший на ремнях вниз головой Михаил и стукнул кулаком по кнопке звукового сигнала. Клаксон издал лишь жалобное блеяние – не чета той фирменной хантеровской сирене, что была слышна издалека. – Хорошо, что не обмочился! Везет нам сегодня, как утопленникам!.. Проклятье, а это что за вонь?.. Ярослав!
– На что это вы намекаете? – возмутился приходящий в себя княжич.
– Да ни на что не намекаю, черт тебя подери! – огрызнулся Михалыч. – Давай отстегивайся, выползай наружу и помогай нам выбираться отсюда! И пошустрее, а то, чую, горючкой попахивает! Боюсь, как бы где случайно не заискрило…
Ярославу было не дотянуться до ременного замка здоровой рукой, поэтому Михаил был вынужден сначала освободить княжича, а затем уже расстегивать собственный ремень. Нам с Конрадом тоже пришлось помучиться. Мне с простреленным плечом было крайне болезненно не только болтаться подвешенным вниз головой, но и вообще шевелить больной рукой, а для фон Циммера любая эквилибристика являлась трудной в связи с возрастом. Так что, пока мы с коротышкой, кряхтя и толкаясь, боролись с ремнями безопасности и кратковременным вестибулярным расстройством, Ярослав успел выкарабкаться из салона и убрать несколько мешавших на выходе обломков. Но вместо того, чтобы помогать Михаилу, княжич вдруг начал что-то кричать. Разобрать, что он кричит, было совершенно невозможно.
– Не понял тебя! – откликнулся Михаил, однако уже через миг стало ясно, что Ярослав разговаривал вовсе не с нами. Несколько человек отозвались ему снаружи, и говорили эти люди на таком же тарабарском языке.
На скандинавском!..
Из разбитого автомобиля меня, Конрада и Михаила, естественно, вытащили, только это уже не вызвало у нас никакой радости. Зато наши спасители – десять вооруженных до зубов норманнов – были просто в восторге. На раскрашенных кровавыми полосами лицах спасителей сияли злорадные улыбки: еще бы, ведь этим «башмачникам» посчастливилось изловить в мутном и бурлящем ватиканском водоеме весьма ценную рыбешку.
Меня так и подмывало спросить, во сколько оценивает Вороний Коготь наши головы, но на вопросы просто не осталось сил. Я сидел, прислонившись спиной к обломку рухнувшего здания, отрешенно смотрел на нацеленные мне в лицо автоматы и думал, что вряд ли конунга устроят наши извинения и соболезнования по поводу гибели его сына. Даже тот факт, что мы вызволили из плена лучшего друга Лотара, теперь не имел никакого значения. Вероятно, побывавший в плену Ярослав еще мог рассчитывать на снисхождение Грингсона, но наша судьба была окончательно решена. Фенрир – этот чокнутый ублюдок с вечно дергающимся лицом – с удовольствием удавит нас на наших же собственных кишках, после чего в знак победы разрисует себя моей кровью, подобно вот этим скалящимся идиотам. И это только те ужасы, на которые хватало моего воображения. У Фенрира же фантазия на сей счет будет во сто крат побогаче.
