Через несколько секунд он подбежал к ней и остановился. Вдруг гудение машины стало громче, перешло от урчания к рокоту. Скорее всего, скорость стала выше; автоматический переключатель где-то в здании перевел скорость на более высокую, а ветер в трубе стал настолько сильным, что Джастину пришлось схватиться лапами за металл; он изо всех сил пытался удержаться. Через минуту, так же внезапно, как все началось, машина перешла на шепот. Он огляделся и понял, что правильно сделал, что остановился; в тусклом свете неба он увидел, что дошел до точки, где сходятся около дюжины воздуховодов, как ветви к стволу дерева. Если бы он сделал еще несколько шагов, то никогда бы не различил, какая шахта его. Он развернулся и через несколько минут присоединился к друзьям.
Тем вечером у нас было собрание, Джастин рассказал всем о том, что он нашел. Он оставил нитку, привязанную к отвертке, чтобы вывести нас. Некоторые проголосовали за то, чтобы выдвинуться прямо сейчас, но было поздно, и мы с Дженнером их отговорили. Мы не знали, сколько у нас займет снять сетку на конце шахты. Если уйдет час или два, то взойдет солнце. Тогда нам придется рискнуть и не возвращаться в лабораторию и провести весь день в шахте – или попытаться улизнуть при свете солнца. Доктор Шульц может даже понять, как мы убежали и поймать нас в шахте.
Наконец все неохотно согласились провести еще один день в лаборатории и уйти рано вечером. Но решение было трудным, потому что свобода была так близко, и все думали: «Что если…» Что если доктор Шульц поменяет замки на наших клетках? Что если кто-нибудь найдет нашу нитку и уберет ее? (Это было маловероятно – ближайший конец, привязанный к катушке в двух метрах от входа в шахту, был хорошо спрятан). Однако мы все об этом думали.
А потом, когда мы закончили собрание, возникла новая сложность. Мы стояли в кругу на полу лаборатории перед двумя стеклянными дверями, где были мышиные клетки. Теперь из шкафа раздался голос:
– Никодимус.
Голос был ясным, но жалостным, голос мыши. Мы практически забыли, что мыши были там, я застыл от удивления, когда услышал, что одна из них меня зовет. Мы все затихли.
– Кто меня зовет? – спросил я.
– Меня зовут Джонатан, – ответил голос. – Мы слушали ваш разговор о побеге. Мы бы тоже хотели сбежать, но мы не знаем, как открыть клетки.
Как вы можете представить, это вызвало оцепенение в последний момент. Никто из нас ничего не знал о мышах, кроме того, что доктор Шульц записывал на диктофон. Из этого мы поняли только то, что им делали те же уколы, что и нам, и что действовали они так же хорошо, как и на нас. Они были что-то типа стороннего эксперимента без контрольной группы.
Джастин изучал шкафчик.
– Почему бы и нет? – размышлял он. – Если мы сможем открыть дверцы.
Кто-то проворчал:
– Они нас затормозят.
– Нет, – ответила мышь Джонатан, – такого не будет. Просто откройте наши клетки, когда пойдете, а мы сбежим сами. Мы можем не идти за вами, если вы этого хотите.
– Сколько вас? – спросил я.
– Всего восемь. А двери шкафчика легко открываются. На середине двери висит обычный крючок.
Но Джастин и Артур уже поняли это. Они забрались по двери, скинули крючок и дверцы открылись.
– Клетки открываются так же, как и ваши, – сказала другая мышь. – Но мы не можем дотянуться, чтобы их отворить.
– Хорошо, – сказал я. – Завтра вечером, как только доктор Шульц и остальные уйдут, мы откроем ваши клетки, и вы сможете пойти по нитке вместе с нами. А потом вы можете быть свободны.
– Договорились, – сказал Джонатан. – И спасибо вам.
– А теперь, – сказал я. – Нам всем нужно опять забраться в клетки. Джастин, пожалуйста, закрой дверцы шкафа.
Я запер себя в клетке и уже собирался спать, когда услышал царапающий звук со стороны двери, и я увидел Дженнера, карабкающегося сверху вниз.
– Никодимус, – сказал он, – могу я войти?
– Конечно. Но наступает утро.
– Я ненадолго. – Он открыл дверь и вошел. – Нам нужно кое-что решить.
– Знаю. Я тоже думал об этом.
– Когда мы выберемся, куда мы пойдем?
Я не видел лица Дженнера в темноте клетке, но слышал, что его голос встревожен. Я сказал:
– Сначала я думал, что, конечно, домой. Но потом, когда я начал вспоминать, то понял, что не получится. Мы могли бы найти путь, полагаю, ведь мы можем читать. Но если мы найдем дом, что потом? Мы не отыщем никого знакомого. А еще, – продолжал Дженнер, – знаешь, дело не в этом.
– Да.
– Дело вот в чем: мы не знаем, куда идти, потому что не знаем, кто мы. Хотим ли мы вернуться в водосток и есть мусор? Только потому, что крысы так делают. Но факт в том, что мы больше не крысы. Мы нечто, что сотворил доктор Шульц. Нечто новое. Доктор Шульц говорит, что наш интеллект повысился более чем на тысячу процентов. Думаю, он нас недооценивает; возможно, мы такие же умные, как и он, а может, и умнее. Мы можем читать, а если попрактиковаться, то сможем и писать тоже. Я имею ввиду делать и то, и другое. Думаю, что мы можем научиться, чему хотим. Но где нам это делать? Где жить группе цивилизованных крыс?
– Не знаю, – ответил я. – Но нам придется узнать. Будет нелегко. Но даже если и так, то первый шаг – это выбраться отсюда. Нам представился шанс, но так долго продолжаться не может. Мы опережаем доктора Шульца; но если бы он знал то, что знаем мы, то он не оставил бы нас одних на следующий же вечер. И он точно скоро обо всем узнает.
– Вот еще о чем стоит беспокоиться, – сказал Дженнер, – если мы сбежим, когда он увидит, что нас нет – разве он не поймет, как это у нас получилось? Разве он не поймет, что должно быть мы научились читать?
– Наверное.
– И что тогда? Что случится, когда он объявит, что группа цивилизованных крыс сбежала – крыс, умеющих читать, думать и понимать?
Я ответил:
– Подождем, пока мы не будем свободны, прежде чем беспокоиться об этом.
Но Дженнер был прав. Об этом стоило беспокоиться.
На следующий день все было ужасно. Я постоянно думал, что доктор Шульц спросит: «Кто взял мою отвертку?» А потом Джули добавит: «Мои нитки тоже пропали». Такое могло произойти, они могли начать подозревать, но не стали, и той ночью, когда Джули, Джордж и доктор Шульц ушли из лаборатории, мы выбрались из клеток и собрались перед шкафом с мышами. Джастин открыл его дверцы, открыл клетки и мыши вышли. Они выглядели очень маленькими и испуганными, но одна из них храбро вышла вперед.
– Ты Никодимус? – спросил он меня. – Я Джонатан. Спасибо за то, что берете нас с собой.
– Мы еще не выбрались, – ответил я. – Но не за что.
У нас не было времени на разговоры. Свет в окнах становился серым; меньше чем через час будет темно и нам понадобится освещение, чтобы понять, как снять сетку в шахте.
