– Ты этого не сделаешь, – прошептала девушка.
– Да? Хочешь проверить? Но даже если я не стукну куда надо, что с тобой будет, когда ты, … неблагодарная, от меня слиняешь? Останешься без заработка. Что ты, … делать умеешь? Эксклюзивной профессией владеешь? Только ноги раздвигаешь. Опять на дорогу пойдешь? Не понравится тебе на шоссе, уже пробовала один раз. И ты не юная девушка, уже старая… Желаешь сию секунду … смотаться? Ну-ка, дай сумку. Сколько там денег?
– Не трогай, – захныкала Ирина.
– Триста рублей, – заржал Несмеянов, – такой суммы тебе надолго хватит. А это что? «Пситомарин»? Наркота? Вот почему ты такая странная в последнее время ходишь, …! Сто раз говорено! Не трогать дурь!
– Это от нервов, – заканючила Лариса, – у меня депрессия!
– Ща проверю. Где тут листовка? Антидепрессант. Принимать под наблюдением врача, не более одной таблетки 10 миллиграммов в день, запрет на вождение машины… ага… угу… понятно. Внимание. При употреблении даже с малым количеством алкоголя препарат может вызвать летальный исход, если разовая доза превышена на одну треть… ага. Слушай, давай перестанем бычиться. Заистерила ты, я простил. Бывают у баб припадки тупости. Хватит… Уже все самое трудное сделала, зубы вставила, пальцы поправила. Ерунда осталась. Родинку над губой удалить.
– Нет! – крикнула Пашкина. – Нет!
– Не ори, – цыкнул Несмеянов. – Чего боишься? Одна секунда, это ваще не больно.
– Нет!
– Да почему? – снова начал злиться Фил.
– Мне сказали, что после удаления крупной родинки у человека рак начинается.
– Во …! Где ты эту хрень слышала?
– По телику академик выступал, фото показывал, какую родинку ваще никогда убирать нельзя. Прямо как у меня.
– Дерьмо он нес.
– Ага! Ты умнее доктора наук и профессора!
– Да!
– Ха! Нетушки! Сам себе все отрежь и рак получи.
– …!
– Только попробуй меня полиции сдать. Я им живо про твое предложение заменить на зоне одну … расскажу!
Воцарилась тишина, потом раздался голос Филиппа:
– Во поговорили! Полаялись, как неродные.
– Ты первый начал, – всхлипнула Пашкина.
Несмеянов сменил тон:
– Ну-ну, не хлюпай соплями. Все улажу, не хочешь работать копией, не надо. Ну-ка выпей пилюльки свои, успокоишься.
Андрей остановил запись.
– Дальше Филипп зовет бармена, угощает Ирину «Морской пеной», укладывает ее на диван, он заботлив до приторности. Слушай дальше.
Из ноутбука донесся шорох, скрип, затем визгливый женский голос сказал:
– Филипп Игоревич, я все убрала.
– Хорошо, Лена, уходи, – ответил Несмеянов. – В клубе никого?
– В пять утра последние ушли, – доложила незнакомка.
– Отлично, я домой и ты тоже.
– Вот!
– Это что?
– Гортензия сумку забыла, там ее кредитка.
– Без головы совсем, брось мне на стол, завтра ей отдам.
– О’кей. А чего с Пашкиной делать?
– Пусть спит, – сказал Несмеянов, – она поддала крепко, до полудня продрыхнет, а там я разберусь.
Снова скрип, шорох, звук шагов и тишина.
Андрей посмотрел на меня.
– Филипп прочитал инструкцию, резко подобрел, велел Пашкиной проглотить таблетку, а потом позвал бармена с коктейлями. Уверена, что он ей в бокал еще несколько пилюль незаметно бросил. Выбрал «Морскую пену», коктейль со взбитым белком непрозрачный, Ирина не заметила, что в нем лекарство. А водки в бокале много.
– Это убийство, – сказала я, – он прочитал, что «Пситомарин» несовместим с беленькой. А еще раньше сообразил: зря предложил Пашкину в качестве копии, она не надежна, испугалась удалять родинку, такая растреплет всем про его прибыльный бизнес. Лучше от нее избавиться. Он рассчитывал найти утром труп и отвезти его куда-нибудь, закопать в лесу. А если труп и попадет в морг, то что найдет патологоанатом? Алкоголь в желудке, антидепрессант в крови. Если только станут анализ на токсикологию делать. Документов у покойницы не будет…
– Но вышло иначе, – остановил меня Андрей, стуча пальцем по мышке. – Время шесть ноль три. Прошел час после того, как Ирина заснула на диване.
Из ноутбука снова донесся шорох, скрип, потом тихое бормотание Пашкиной:
– Где? Где я! Голова… моя голова… Тошнит…
Раздался стон:
– Ой, ой, кружится… плохо… где моя сумка… где… вон… она… не она… не знаю… дышать хочу… надо… где улица… где дышать… сумка… сумка… взять надо…
Громкий хлопок и тишина.
– Она очнулась, – подвела я итог, – была в полуобморочном состоянии, искала свою сумку, не понимала, где находится, что с ней, увидела на столе Филиппа сумку Гортензии, схватила ее, думая, что она принадлежит ей.
– Пошла на улицу, споткнулась о высокий порог, упала и умерла, – добавил Иван.
– Был ранний час, – дополнила я, – участники вечеринки разошлись, сотрудники магазина на работу еще не явились. Пашкину увидел спешивший на службу прохожий и вызвал полицию. Конец истории. Андрей, ваши люди вели постоянное наблюдение за Несмеяновым и его конторой, значит, они знали, что женщину оставили умирать в кабинете, и не пришли ей на помощь?
Иван Никифорович кашлянул, но меня понесло:
– Ее смерть частично и на вашей совести.
Снегов захлопнул ноутбук.
– Ваня, объясни начальнице особой бригады, что операцией, которую разрабатывают несколько лет, не рискуют из-за пустяка.
– Здорово! – подпрыгнула я. – Пустячок – это жизнь человека! Она проститутка, воровка, но она человек.
– Экая ты горячая девушка, – усмехнулся Андрей.
У шефа зазвонил телефон.
– Да, Валерий, – сказал Иван, – она у меня. Таня, спустись в переговорную, Галина Сергеевна и Гортензия пришли. Ну, теперь нам понятно, почему Пашкина оказалась на улице в белом платье, абсолютно не предназначенном для прогулок, и без нижнего белья.
Я встала и, сухо попрощавшись со Снеговым, направилась к лифту. Что важнее? Поимка преступников, из-за действий которых на свободе остаются жестокие убийцы-насильники, или жизнь никому не нужной Ирины Пашкиной, молодой женщины, чьей смерти так радовалась ее мачеха? Для Андрея Снегова этого вопроса не существует. А как бы поступила я?
Глава 39
– Девочка моя, – рыдала Галина Сергеевна, обнимая Гортензию, – как ты могла!
– Что могла? – спросила Горти, выворачиваясь из объятий матери.
– Бросить меня, – всхлипнула та.
