– Шикарно выглядишь, – шепнул Крапивин, когда Ананаска повела нас по коридору.
– Роскошная энциклопедия оружия, – тихо похвалила я.
– Нравится? – обрадовался Крапивин. – Жена дураком меня обозвала, когда ее увидела.
– Опоздали! – с сожалением воскликнула Ананаска. – Львица уже поет. Слышите?
До моих ушей долетели звуки музыки и чарующий женский голос, выводивший какую-то песню на итальянском языке.
– Сюда, сюда, – зашептала Ананаска, отдергивая бархатную занавеску, – садитесь на свободные места.
Я сделала пару шагов и очутилась в просторном зале с рядами кресел, в которых сидели люди. Дамы были красиво причесаны, с вечерним макияжем, в драгоценностях, у мужчин на запястьях сверкали часы, в воздухе витал аромат дорогой парфюмерии.
Впереди находилась сцена, слева на ней сидел оркестр. Все музыканты мужчины щеголяли в черных бабочках и такого же цвета фартуках, а у женщин на шее были кокетливо повязаны белые платочки, и все одеты в экстремально открытые короткие белые платья. Справа на подмостках отплясывали восемь голых танцовщиц, на голове у них покачивались разноцветные перья, в центре стояла стройная женщина в красном, на мой взгляд, совершенно неприличном платье. Она пела, закрыв глаза. Между рядами кресел скользили с подносами в руках официантки, облаченные в белое, и тоже с платочками на шее. Одна из них неслышно приблизилась к нам и шепнула:
– Шампанское? Коньяк? Коктейль «Морская пена»?
Я покачала головой и снова окинула взглядом зал. В принципе, ничего необычного, мы с Крапивиным попали в клуб, где идет концерт. Была лишь одна странность: все зрители оказались совершенно голыми. Только пара девушек прикрывалась красными платьями. Хотя глагол «прикрывалась» не очень-то подходит к ситуации, одежда зрительниц почти не маскировала их фигуры, мое платьишко оказалось самым скромным.
– Вон там два свободных местечка, – зашептала Ананаска, – можно пройти сбоку.
Мы с Валерием на цыпочках двинулись вдоль стены, добрались до нужного ряда и сели. Крапивин наклонился ко мне.
– Узнала певицу?
– Ага, – ответила я, – это Гортензия, только она в парике, прикидывается брюнеткой. Похоже, на ней то самое красное платье и прозрачные туфли, наряд, который шокировал Галину Сергеевну. Для наивной незабудки весьма смело. Теперь я понимаю, почему в «Ласке» нет охраны, здесь устраивают специфические вечеринки. Нельзя, чтобы о них узнали посторонние, камеры отсутствуют по той же причине. Иначе никто не станет принимать участие в шабаше. Каждому новичку присылают ключи от «Ласки» и от внутренних дверей. У постоянных клиентов они собственные, разовым гостям выдают карточку на вечер. Кому захочется идти на гулянку под прицелом объективов или под взором секьюрити? Магазин – прикрытие для клуба, последний приносит куда больший доход, чем торговля шмотками. А красные платья на кронштейнах, которые я видела, приготовлены для посетителей.
Глава 37
Концерт завершился через час, публика бурно аплодировала, потом все отправились в соседнее помещение на банкет.
– Когда все голые, почему-то не стесняешься ходить без брюк и рубашки, – сказал Крапивин.
– В толпе обнаженных неудобно чувствовать себя одетой, – согласилась я. – Надо найти гримерку Горти.
– Интересный она себе ник взяла: Львица, – отметил Крапивин. – Кара и Галина Сергеевна в два голоса уверяли, что Гортензия молчаливая, скромная, любит дома сидеть.
– За несколько дней до исчезновения мать застала ее за примеркой красного платья и прозрачных туфель, – напомнила я. – Горти готовилась появиться здесь. Ни мать, ни подруга не упомянули о прекрасном голосе девушки.
– Может, они о нем не знали? – предположил Валерий. – Талант открылся после побега из дома? Смотри, здесь многие женщины пьют коктейль «Морская пена».
– У Пашкиной на шее был белый платочек, – пробормотала я, – их носят официантки, музыканты, короче, все особы женского пола, если они не гости. По косынке и галстуку-бабочке узнают, что перед тобой кто-то из служащих. Куда мы попали?
– Клуб нудистов-меломанов, – серьезно ответил Крапивин, – и думаю…
Валерий замолчал, я толкнула его в бок.
– Эй! О чем ты так мучительно размышляешь?
Мой спутник показал глазами влево.
– Видишь красивую брюнетку с короткой стрижкой? У нее на спине виден шрам, между лопатками.
– Да, – ответила я. – И что? Похоже, это ожог был, его шлифовали.
– Готов спорить, там след от сведенной татуировки, – протянул Валера. – Но этого просто не может быть…
– Ты ее знаешь? – удивилась я.
– Когда мы были знакомы, у нее были светлые длинные волосы, – пробормотал Крапивин, – редкий ныне тип, настоящая натуральная блондинка. Можешь кое-что для меня сделать?
– Смотря что, – осторожно ответила я.
– Заговори с красоткой.
– Зачем? – не поняла я.
– Посмотри, не кривит ли она рот влево, – объяснил Крапивин, – что-то вроде тика, но не тик. Быстрое движение, как подергивание.
– А почему ты сам не хочешь к ней подойти? – спросила я.
– Она меня может узнать, – пробормотал мой спутник. – Но этого просто не может быть! Или у бабы есть двойник. Лицо не ее. Совсем не ее. Но фигура! И шрам на спине.
– Немедленно объясни, что происходит, – потребовала я, – нам надо искать гримерку Гортензии.
– Пожалуйста, сделай, что я прошу, – взмолился Валерий. – Я специально так встал, чтобы она меня не заметила. По всем расчетам эта очаровашка должна находиться сейчас на зоне, ей там сидеть еще много лет за убийство своего любовника. Красотуля – дочь очень богатого человека, с детства ни в чем не знавшая отказа. Ее все звали Заинька, но, видно, когда завтракаешь на золотой тарелке, в обед летишь на собственном самолете в Париж, чтобы побегать по бутикам, которые ради тебя одной до полуночи открыты, то к двадцати пяти годам тебе становится скучно. Кисонька наша связалась с плохими парнями, ей казалось романтично грабить и убивать. Я тогда работал в полиции, мы стали искать преступников. В конце концов вышли на квартиру, где Заинька пряталась, я в наблюдении много дней сидел. В доме напротив расположился. Мы смотрели, кто к ней приезжал, и таким образом все руководство преступной группировки выявили. Долго я на нее через аппаратуру любовался. Она по дому исключительно голая ходила, поэтому я знаю ее тело лучше своего. Ничего не скажешь, красавица, между лопатками у нее татуировка была: змея держит в пасти крысу. Очень женственно. Короче, всех поймали, бабенку отправили в далекие холодные края, большие деньги отца и его адвокаты не помогли. Заинька на суде нагло себя вела, говорила: «Да, это я их убивала, и что?» А теперь вижу тут экземпляр со шрамом на спине, лицо другое, но фигура-то плохой богатой девочки один в один. Как так получилось? Заинька во время разговора рот кривила, на секунду, не дольше. Избавиться от подергивания сложно. Пойди, завяжи с ней разговор. Если минут пять поговорите и угол рта у нее вверх не дернется, значит, не она, хотя фигура точно ее! Стопудово!
