– Руку мне целуй, благодари за науку, ради тебя стараюсь, чтобы твой гнилой характер переломать. Ты от уродов на свет появилась, сама такой станешь.
Нашла какого-то священника в Мурманской области, повезла меня к нему бесов изгонять.
– Дальний путь, – сказала Буля.
Галина Сергеевна скривила губы.
– Ближе искать она побоялась. Что я вытерпела! Вечный голод. Бабка любила повторять: «Сытое брюхо грешит». Она не была по-настоящему верующей, в церковь никогда не ходила, но Бога часто поминала, меня Страшным судом пугала.
Когда старуха умерла, я была так счастлива, что пела всю ночь от радости. Соседи решили, что я умом от горя помутилась, водки мне налили, супу тарелку дали. Хорошие люди оказались, несколько месяцев меня кормили, пока я поступала в институт и в общежитие определялась.
– Вы храбрый человек, не побоялись шкатулку выкопать, – вздохнула я.
– Коробку, – поправила Моисеенко, – жестяную, большую. В ней все лежало в мешочки упакованное. Мы с Валентином всегда без денег жили, двое детей в семье, его родители. Свекор со свекровью долго болели, все накопления их на операции ушли. У Вали оклад был невелик, я тоже не добытчица. Хотелось одеться красиво, покушать вкусно. А на какие шиши? Нет шишей! Ну совсем нет! А Степан… это сейчас он монах, а в прежние годы тоже всякого материального жаждал: машину, квартиру… Степа первым разговор завел: девяностые годы на дворе, возможностей много, нечего бояться, надо свое дело начать. Муж с ним согласился. А где стартовый капитал взять? Валентин решил деревенский дом, который от бабушки по материнской линии ему достался, продать. Но это было единственное место, где мы отдохнуть могли, и сколько за него выручить можно? Мне нищета поперек горла стала. Вот я и подумала: Раскольниковых нет, народ о них забыл. Не один год после суда прошел! Достала укладку, придумала вранье про родителей-ювелиров убитых.
Галина махнула рукой.
– Я, когда замуж собралась, Валю предупредила: «Я сирота, бабушкой воспитана, об отце-матери не спрашивай. Они погибли. Выпить любили. Не помню их совсем».
Моисеенко показала на Юрия Петровича.
– Когда он документы новые давал, рассказал нам все про Петровых, про взрыв газовых баллонов. Если б Валентин мои слова про родителей проверить решил, он бы ничего не выяснил, архив поселка погиб. Но Валя и его родители были как дети, они любому чужому слову верили. Правда, когда я мешочек с бриллиантами достала и про ювелиров объявила, муж удивился:
– Ты вроде говорила, что отец с матерью сильно пили.
Я нашлась.
– Разве ювелиры не могут с водкой дружить?
Я позвонила по телефону, который бабка перед смертью мне дала, спросила Игоря, ни на что не надеясь. А мужик оказался жив. Он все мне продать помог за очень хорошую цену. Кто он был, не знаю, умер, когда медицинский центр уже вовсю работал.
Моисеенко замолчала. Александр Викторович снова взял ее за руку.
– Дорогая моя, вот почему вы не хотели детей!
– Да, – кивнула Галина, – слова бабки: «Ты урод и уродов родишь» в голове набатом гудели. Но в понимании Вали настоящая семья это муж, жена и как минимум двое отпрысков. Он меня упрашивал родить, я отбивалась, как могла, находила разные аргументы, но в конце концов муж загнал меня в угол, заявил: или ты беременеешь, или развод. На свет появился Никита. Накаркала мне бабка Армагеддон!
Глава 34
– Мы знаем, что вам пришлось пережить, – сказал Ватагин.
– Знаете? – повторила Галина. – Навряд ли. Это был ад на земле. Никита с малолетства воровал, убивал животных. Я понимала: в доме растет монстр. Ребенок генетическая копия Сергея, Марины и Николая. Пока Никита мал, но он вырастет и такого натворит, что не отмыться нам с Валентином Петровичем никогда. А если его судить за преступление станут, милиция может откопать правду о Раскольниковых, и тогда мне придется в петлю лезть.
– Когда Никита в семь лет украл у педагога кошелек, вы хотели его в монастырь отдать, – вспомнил Ватагин, – теперь я понимаю, отчего эта мысль вам в голову пришла.
Галина обхватила себя руками за плечи и сгорбилась.
– Валентин отказался Никиту монахам отдать, а я не могла ему правду сообщить. Отец начал сына обследовать, узнал, что тот социопат, нанял Елизавету Гавриловну, велел ей глаз с подонка не спускать, но Никита все равно ухитрялся гадить. Валя такой растерянный был, все спрашивал: «Что я не так сделал? Где в воспитании напортачил?»
– Странный вопрос для психиатра, – покачал головой Ватагин, – социопата невозможно исправить, правда, иногда удается подкорректировать его поведение, но для этого нужно огромное желание со стороны самого мальчика. Ваша идея насчет монастыря была здравой. Я знаю несколько случаев, когда искренняя вера в Бога, проникновенные молитвы полностью исцеляли больную душу. Но это трудный путь, не всякий способен его пройти и редко кто из социопатов на него ступает.
Галина Сергеевна начала тереть виски ладонями.
– Я смотрела, как муж мучается, и за язык себя держала, потому что наружу слова рвались: «Милый, ты ни при чем. Это я урод и родила урода». Гортензия меня тоже пугала. Тихая такая, по дому молча ходит, глаза в пол. Ничего плохого не делала. Да кто знает, что у нее на уме? Замкнутая девочка, не откровенная, не веселая, друзей, кроме Кары, не имела. А ну как она тоже собак-кошек убивает, но делает это тайком, прячет концы в воду, в отличие от брата, осторожная, ума хватает не воровать деньги у педагогов. Но сущность-то у нее тоже преступная! Недалеко-то яблочки от яблони падают.
– Ужас, – прошептала Аня, вставая и направляясь к чайнику, – жесть. Давайте кофейку заварю, вы, наверное, замерзли, трясетесь.
Галина Сергеевна не услышала слова Поповой, она сидела, глядя в одну точку, прижав руки к вискам, уставясь в стену, и монотонно говорила:
– Потом Никита подсыпал Елизавете мое снотворное и, когда она заснула, поджег избу. Женщина чудом спаслась и тут же уволилась, за свою жизнь испугалась. Еле-еле мы ее умолили на него не заявлять, заплатили Елизавете много денег за молчание. Слава богу, что мерзавец устроил пожар не в городе, а в деревне. Местные дознаватели не хотели этим делом заниматься, они мужу поверили, когда он сказал, что в избе проблемы с проводкой были, ее сменить требовалось. Сами, мол, виноваты, ни к кому претензий не имеем, все живы. Гортензии я сказала, что Елизавета в драгоценностях по деревне ходила, кто-то их украсть решил, выждал, пока тетка в магазин отправилась, в избу влез, собаку нашу убил, дом сжег, чтобы следы замести. Мы с мужем были в шоке. Супруг прижал Никиту к стенке, я и Елизавета присутствовали при беседе. Через несколько часов допроса выродок признался: он бросил сонные таблетки в кувшин с водой, потому что хотел поехать с приятелями купаться, а Елизавета не разрешила. Поджег дом случайно. Никита уронил горящую спичку на занавеску, та вспыхнула… Но муж сыну не поверил.
