– Еще одна такая расшифровка, тетушка, и я в монастырь уйду! – тихонько взвыла Изабелла.
– Да нормальные парни, кончайте вы вашу женскую дурь молоть! – сердито нахмурился король. – Чего еще придумаете…
– Тут и придумывать ничего не надо, папенька! – ядовито поджала губы Изабелла. – Достаточно того, что один – иностранец, а второй – вообще непонятно кто! И я не понимаю, зачем весь этот… балаган… затеивался!
– А затем, дочь моя, – тяжело прищурился Луи Второй, – что твои капризы по части женихов перешли все границы. В Шантони и соседних государствах не осталось ни одного аристократа, который, посватавшись бы к тебе, не получил от ворот поворот. Кого ты ждешь? Принцев на белых конях у твоих окон перебывало больше, чем мышей в кладовке! И я не хочу, дочь, снова начинать этот бесцельный разговор. Если ты сама не в состоянии выбрать себе мужа, за тебя это сделаю я. Так, как умею.
– Они мне не нравятся, – Изабелла уперлась взглядом в коленки.
– Но ты с ними даже не знакома, девочка моя!
– Они мне заранее не нравятся, – упрямо пробормотала принцесса.
– Да будь они хоть крокодилами, я своего решения не изменю! – грозно сдвинул рыжие брови король. – Выбирать надо было раньше! Всё. Мастер Фондю! Эй, мастер Фондю!!! Сигнальте фанфаристам продолжать!
– Погоди, Луи, – подняла ладонь тетушка Жаклин, поманила пальцем герольдмейстера и указала пальчиком в покоящийся у нее на коленях свиток.
– Что тут написано, дорогой Фондю?
Старик прищурился, склонил голову так и эдак, потом поднял взгляд на герцогиню и непонимающе мигнул:
– А что здесь непонятного, ваше сиятельство?
– Вот это, – терпеливо промолвила тетушка принцессы. – «Шр. пч. гл. оч. вс. рс. бл. вл. з. вс.»
– А, по-моему, всё и так ясно.
– У тебя почерк неразборчивый, – тактично проговорила герцогиня.
– Как ваше сиятельство скажет, – обиженно пожал плечами герольд и, не отрывая взгляда от каллиграфических букв, прочел: – «Широкие плечи, голубые очи, высокий рост, блондинистые волосы, зубы все».
– Ну… вообще-то, мы так и подумали… слово в слово… – конфузливо пробормотала тетушка. – Только про плечи, очи, рост, волосы и зубы не угадали.
Последний и решающий поединок был обставлен со всевозможной помпой.
После выступления бардов, восхваляющих наперебой мужество, доблесть и прочие добродетели финалистов, на ристалище вышли шуты, жонглеры, за ними – поводыри с учеными медвежатами, потом – глотатели мечей и извергатели огня, за ними – снова миннезингеры…
Когда мастер Фондю подал знак трубачам, зрители – и не только – уже начали забывать, присутствуют ли они на цирковом представлении, состязании менестрелей, или рыцарском турнире.
– Эй, давай, не спи, твой выход, – пихнул локтем в бок зазевавшегося крестника его премудрие.
– А?.. – словно очнувшись от чар, спохватился Лес. – А-а…
– Давай бегом!
– А ты?.. – он вопросительно глянул на фея, и тот, поняв невысказанный вопрос, успокаивающе кивнул.
– Всё шито-крыто, – щурясь на крестника заплывшим глазом, как можно более убедительно прошептал Агафон. – Стоит ему к тебе приблизиться, как он свалится сам – тебе даже пальцем шевельнуть не придется.
– То, что надо, – довольно прогудел из-за стальных зубов шлема дровосек, успокоенный, уселся в седло, и видения победы и свадьбы заклубились розовой дымкой перед затуманенными грезами очами.
Агафон не ошибся: шевельнуть пальцем перед встречей с противником его подопечный и вправду не успел. Конь де Шене споткнулся метрах в пяти от него, и шевалье, вышвырнутый инерцией из седла, камнем перелетел через барьер и врезался в грудь лесоруба. Беспорядочной кучей соперники поверглись на землю с таким грохотом, словно на площади перевернулся воз с пустыми ведрами. В следующую секунду Агафон с ужасом увидел, как оруженосец де Шене со всех ног бросился к свалке – с мечом в руках.
– Добивать моего будет!!! – вспыхнула в мозгу паническая мысль, и студиозус, подхватив первое, что попало ему под руку, кинулся на помощь коварно поверженному крестнику. Впрочем, к его немалому удивлению, подняв своего хозяина, оруженосец шевалье взялся помогать яростно барахтающемуся рядом Лесли, и к моменту прибытия подмоги оба благородных рыцаря были уже на ногах.
Агафон сконфуженно спрятал за спину вырванную из рук продавца жареного мяса кочергу и повернулся к королевской трибуне.
– Чего ты ждешь? – сварливо вопросил его слуга де Шене. – Это – последняя схватка. Они не признают победителя, пока не будет пешего поединка!
Будто в подтверждение его слов герольдмейстер сделал несколько быстрых шагов вперед и прокричал, едва перекрывая гомон зрителей и то и дело натужно откашливаясь:
– Поскольку конная схватка победителя не выявила, благородным господам претендентам на руку и сердце ее высочества принцессы Изабеллы предлагается продолжить единоборство оружием по выбору… его высочества Агафона Непобедимого!
– Подними, покажи, что ты принес! – зашипел на растерянно разинувшего рот студента оруженосец шевалье.
– Я… это… сейчас сбегаю… – школяр, даже не красного – вишневого цвета – выронил на мостовую кочергу со звоном, показавшимся оглушительным, и во всю прыть припустил к их бивуаку.
– Чего тебе взять-то? – несколько запоздало выкрикнул он через плечо в адрес Лесли, но голос его потонул в гомоне толпы, словно камушек в море. Так же – несколько запоздало – на обратном пути с мечом в обнимку он сообразил, что драться топором его подопечному, наверное, было бы сподручнее. Костеря себя на чем Белый Свет только держится, его окончательно растерянное и жалкое премудрие протянул Лесли меч и подавленно развел руками.
– Ну… ты это… постарайся, да? – убито пробормотал он, прежде чем оруженосец де Шене ухватил его твердыми как клещи пальцами за руку и потащил к краю ристалища.
– Откуда только его высочество взял такого идиота, как ты? – скривился презрительно и обратился то ли к нему, то ли к небу, мужичок. Агафон, обуреваемый предчувствиями – одно другого дурнее – не нашел ни слов, ни сил, чтобы дать грубияну достойный ответ. Бледный и осунувшийся, не сводил он испуганных глаз с действа, разворачивающегося в нескольких десятках метров от него. Нет, не судьба принцессы, лесоруба, неизвестного шевалье или даже известного королевства стояла сейчас на кону. Всё было куда сложнее и важнее. Оставаться ему в Школе, или бесславно возвращаться домой – вот что было ценой победы или поражения Лесли. И, как ни чесались руки и язык, повлиять на исход самой важной схватки турнира сейчас он не мог никак.
Едва оруженосцы отступили за ограждающий поле схватки барьер, фанфаристы грянули сигнал, и де Шене, отдав салют сперва трибуне, потом противнику, нанес первый удар. Лесли принял его на щит. Второй удар закончился там же. В ожидании контратаки де Шене отступил на шаг, сгруппировался, и стал обходить соперника с фланга. Лесли, отчаянно желая, чтобы щит его был размером хотя бы с дверь амбара, выставил меч вперед и стал поворачиваться вслед за перемещением оппонента, как подсолнух за солнцем. Третий удар застиг дровосека врасплох – он отшатнулся, едва не упав, взмахнул руками – и щит отлетел на другой край ристалища на зависть дискоболам.
