Вера вышла из лифта – золотая табличка: «Только для работников суда».
– Читать не умеют, – сообщила в пространство секретарша районного судьи Ивакина.
Одышливые, насмерть перепуганные самим фактом нахождения в суде старухи продолжали топтаться у лифта. Секретарша Ивакина досадливо, по слогам процедила: «Толь-ко для су-да! Кому ещё непонятно?»
Брезгливо, на расстоянии вытянутой руки (брысь, нечисть!) – очертила вокруг себя невидимый мистический круг. Старухи поняли и отступили за черту, как неприкасаемые. Сквозь образовавшееся чистое пространство секретарша Ивакина прошла в лифт и уехала в одиночестве.
Коридоры всех судов заполнены такими девушками. Посетители подобострастно вскакивают: «Девушка, не подскажете?…» Головки надменно вздёрнуты, нарисованные глазки прозрачно глядят сквозь и над толпой. Судейские коридоры – как подиумы для мисс Вселенных. Тома уголовных дел перекинуты через локотки изящно и небрежно, точно норковые шубки.
Все – чьи-то дочки, все обучаются заочно юриспруденции и набираются судейского опыта. Вера Павловна представила, что совсем скоро эти деревяшки будут вершить человеческие судьбы – и дурнота подступила к горлу… Недавно устроившаяся буфетчицей деревенская деваха Валя, глядя на них, тоже подала документы в институт, «где, эт самое… Ну, штоб судить людей». Смех и грех.
В буфете подсел Психолог Плюс. Так Вера звала про себя детского психиатра из экспертной комиссии. Интересный мужик, умница, глаза в насмешливых, сумасшедших морщинках. Волосы, спадающие на плечи чеканной тяжёлой серебряной чернью.
– Единственная столовая в городе, после которой не бунтует моя изжога, – поделился Психолог Плюс. – Мой гастрит – тоже своего рода эксперт.
После обеда предложил:
– Госпожа судья! Как врач, советую после обеда совершить моцион в вашем судейском садике. Очень способствует пищеварению.
– Единственный садик в городе, после которого не бунтует ваш эксперт хронический бронхит, – усмехнулась Вера. Она поняла, что Психолог Плюс хочет сообщить нечто, не предназначенное для чужого уха.
Под скамейкой ноги уютно погрузились в одеяло из сухих невесомых, звонко шуршащих листьев. Хотелось по-ребячьи забарахтаться, забить в них ногами.
Из щёлкнувшего портфеля была извлечена и легла на Верины колени распечатка.
– Результаты повторной экспертизы по делу дантиста Носкова. Наш Серый Кардинал (так он звал судью Таисию Прокофьевну) доверился заключению вчерашней практикантки. Первый же тест развалил первое заключение в сухую. Вера Павловна, советую быть предельно осторожной. Вы недооцениваете Таисию Прокофьевну. Она мстительна, её тактика: работать на опережение. Зять и муж у неё не последние люди в Системе. Пошатнут чей угодно стул.
Прощаясь, Психолог Плюс чуть крепче сжал Верину ладонь, чуть дольше не отвёл взгляд.
– Служебный роман? – предложил его твёрдый грустно-насмешливый взгляд.
– Конец карьеры? – закончили смеющиеся Верины глаза. Она крепко, товарищески тряхнула его ладонь и поспешила в здание.
Дело Носкова, статья 132 УК. Сексуальное преступление в отношении лиц, находящихся в беспомощном состоянии.
Жила семья: мама, две маленькие дочки трёх и пяти лет, и их отчим, дантист Носков, второй муж. Первый ушёл, не выдержал взбалмошности жены. Носков привязался к удочерённым малышкам. Но и его допекло, подал на развод. Жена, пообщавшись с адвокатом Земляникиной, обвинила мужа в педофилии. Девушка из судмедэкспертизы подтвердила факт многолетнего насилия отчимом над детьми.
(-Вас папа обнимал, целовал?
– Тя-а…
– В ванне спинку, попку намыливал?
– Тя-а… И т. д.)
Медицинская экспертиза, действительно, обнаружила следы вторжения в нежное детское лоно. Старейшая судья Таисия Прокофьевна, пылая от гнева, приговорила похотливого самца к семнадцати годам колонии строго режима и конфискации имущества в пользу истицы.
Вера Павловна видела дантиста, когда его по коридору вёл конвой. Лицо у того было буквально вывернуто наизнанку от нечеловеческого, животного ужаса. Глаза вытаращены за интеллигентными дальнозоркими очками. Вот что может сделать из человека месяц нахождения в камере СИЗО, где с ним каждую ночь поступали, как, по зэковскому кодексу чести, положено поступать с насильниками маленьких детей. Впереди – он уже подсчитал – семь тысяч двести пять таких ночей. Количество добровольных ночных палачей придётся помножить на количество шконок в бараке…
Друзья Носкова подали на кассацию. Как раз из отпуска вернулся Психолог Плюс. И на первом же простом, примитивном тестировании, в первые же пятнадцать минут выяснил: изнасилования не было. Не было изнасилования. Были девочки, часто оставляемы дома одни (папа на работе, мама клубилась в клубах и бутиках). Девчушки часто играли «в больницу», с въедливой пытливостью исследуя особенности девчоночьей физиологии, в том числе при помощи подручных игрушек. Такое у безнадзорных малышей – сплошь и рядом.
Трудно представить, что огромная, неколебимая, как скала, внушающая ужас рецидивистам Таисия Прокофьевна под жёсткой величавой мантией носила уютную вязаную кофту. Она обвязала многочисленных внучат и половину судейского состава. Если бы существовало звание «Заслуженная вязальщица России» – оно, без сомнения, принадлежало Таисии Прокофьевне.
Через месяц ей на пенсию. В актовом зале Дома Правосудия пройдут торжественные проводы. Из Москвы прибудет Большое Официальное Лицо, которое прикрепит орден к огромным каменным грудям Таисии Прокофьевны. В ресторане заказан банкетный зал.
Если Верховная Судья Блат В. П. вынесет оправдательный приговор по делу дантиста – это скандал, ЧП. Ни о каком приезде Официального Лица, прикалывании ордена и персональной пенсии не может идти речи.
У Таисии Прокофьевны – гипертония и климакс. Прямо среди заседания она багровеет и чернеет, хватает воздух ртом как рыба, пьёт воду графинами, комкает процесс. Вера подозревает: в такие минуты решение выносится от наспех загадываемой цифры, вроде года рождения или даты совершения преступления: чёт – нечёт. Чёт – осудить по полной, нечёт – дать послабление. Или наоборот. Лишь бы скорее закрыть эту бодягу, доползти до кабинета, залечь в норе, отлежаться.
Да одна ли Таисия Прокофьевна? Опытные адвокаты – та же Земляникина, – тщательно ведут календарики критических дней у судей-женщин (а таковых – три четверти судейского состава). Правдами и неправдами укрывают своих подопечных от оправления правосудия в дни месячных недомоганий, когда у судейских дам бушует естественная гормональная стихия… А сама Вера Павловна? Когда разводилась, узнав об измене мужа, кричала по ночам в подушку – всеми фибрами души ненавидела похотливое вонючее волосатое племя. На пушечный выстрел не следовало допускать её в то время к процессам над преступниками-мужчинами… Но кто за неё возьмёт её работу, суды завалены делами.
И снится Вере Павловне сон. Поле, и Верочка в этом поле бегает, резвится. И вдруг видит будку, похожую на телефонный автомат. Будка опутана проводками, проводками, над ней горят буквы «СУД». И Верочка думает: «Какая странная будка, я никогда не видела такой странной будки».
