Утром Соня ушла на смену. Лёвушка позавтракал и стал раскладывать на столе рукописи. Что-то упало, покатилось по полу. Кольцо. Рванул к дверям, сдёрнул с вешалки пальто… И понуро вернулся. Он сидел на полу и то катал золотой ободок на ладони, то прикладывал к прищуренному глазу, будто пытался что-то разглядеть в сияющем золотистом оконце.
Задрав ноги в сальных шлёпанцах, Лёвушка поглощал свой универсальный утренний бутерброд. По телевизору показывали визит высоких гостей из соседнего южного государства. Шествовали государственные мужи и живые нефтяные качалки – пузатые, с жирными щёлочками глаз, с жёсткими голубоватыми бобриками волос. На фоне угольно-чёрных пиджаков и лаковых авто выделялась тонкая фигурка в белом костюме. Мелькнули крупным планом строгие сливовые глаза, тяжёлый узел синих волос, бриллиантовые «гвоздики» в маленьких ушках. Лёвушка чуть с продавленного кресла не свалился: «Соня! Сундук!»
Пузатый старик тронул пухлой жёлтой рукой лёгкий локоток – молодая женщина со сливовыми глазами, улыбаясь, на шатких шпильках последовала за ним и скрылась за зеркальными вращающимися дверями – навсегда.
Хотя Лёвушка мог обознаться.
ЦВЕТОЧНИЦА И ПОЭТ
Подвал – неподходящее место для цветов. Хозяйка цветочного магазина это отлично понимала и до осени торопилась перебраться в новое, спешно строящееся помещение. Участок – мечта: центр города, напротив загс, слева подземный переход, справа остановка. Как добывала участок, вспоминать не хочется. Жива осталась – уже удача.
Магазин будет в стиле модерн: стеклянный куб на бетонной изящной (насколько это возможно для бетона) подставке. Только вообразите: в трескучие морозы или в осеннюю слякоть, среди нахохленных прохожих – тёплый прозрачный, светящийся изнутри ларец. Буйство красок и цветов, в стекло упирается жирная тропическая зелень, витают свежие тонкие – тоньше французских – ароматы…
Ну а пока – арендованный за копейки подвал, цветы по бросовой цене – лишь бы в подвальных сумерках не зачахли, не потеряли товарный вид, быстрее раскупались. У Ани да не купят… Тьфу-тьфу, повезло с продавщицей, студенткой-заочницей биологического факультета. Это была ещё одна удача владелицы цветочного магазина, которую она держала в большой тайне: не дай бог, девчонка о себе возомнит. Приходилось держать в чёрном теле и хаять перед конкурентками, чтобы к себе не переманили.
Аня и не подозревала о кипящих вокруг неё подковёрных страстях. Никогда не увидеть её было праздной, зевающей за прилавком, вяжущей, читающей книжку – всё-то хлопотала как пчёлка. Клеила блестящие коробочки, плела подарочные корзины, мастерила кашпо, подбирала композиции: в букетах, на лозе, на багетах…
Предусмотрительная хозяйка цветочного магазина заказала к новоселью рекламу в газету:
– Продавец Анюта вам всё расскажет.
Я не сразу нашла Аню в её царстве: примостилась под разлапистым, опутанным воздушными корнями растением-монстром – маленькая бесцветная никакая блондиночка. Оставив работу – закручивала ленточки серпантина – предложила провести экскурсию. Я силой воображения из мрачного подвала должна была нарисовать будущий стеклянно-цветочный рай, напоённый эфиром и амброй, без которого непонятно как до сих пор прозябал город…
– Чёрная роза – эмблема печали, красная роза – эмблема любви… А жёлтые тюльпаны, как известно – вестники разлуки? («Что вы, жёлтый цвет оболган! Напротив, он символизирует солнце, тепло, добро. Чёрный цвет – это, скорее, сильная страсть…»)
– Как продлить коротенькую жизнь цветов? Ну, скажем, роз… («Роза, как и полагается царице цветов, – утончённое, капризное, нервное растение. Реагирует на тепло, холод, сквозняк, духоту, прямые солнечные лучи, соседство других цветов, на резкие запахи… И т. д.»)
Проводя ликбез по цветоводству, Аня успевала опрыскивать растения из пульверизатора, подбрасывать в горшки крупинки цветочного корма, прищипывать отростки, ворошить грабельками почву.
Всё это время не иссякал поток покупателей. Ушёл жених – почему-то на цыпочках, уносил в далеко вытянутой руке, точно боясь разбить, букет для невесты: воздушную гипсофилу, которая, как фатой, жемчужной россыпью окутывала невинно потупленные головки белых лилий. Юбиляршин муж выбрал похожий на пухлый снежный ком дельфиниум, в обрамлении тяжёлых георгинов. Мужчина средних лет долго нервно теребил кошелёк, потом попросил ровно 36 роз – к 36-летию любимой. Денег не хватило, пришлось разбавлять выбраковкой: стоящими в ведре с водой слегка увядшими цветами.
– Колька, паразит, – донёсся сверху, от двери женский голос, – где ты там провалился?!
Мужчина пробормотал:
– Спрячьте… Вечером заберу – это для другой.
– И любовь, видно, бывает ущербная. Бракованная – как эти розы, – предположила я.
– Мы не обсуждаем клиентов, – дипломатично сказала Аня. – Хотя, это правда, человек гораздо ближе к растениям, чем к животным… И когда говорят: прирос корнями к родной земле – это не преувеличение. Все мы немножко растения. Вот, – она подвела меня к густо разросшемуся тёмно-зелёному кусту, занимавшему целый угол, – это спатифиллум. Видите: один лист лёг на соседний, нежно обнял. И – заслонил от солнца, не даёт дышать. Разве не бывает так у людей? Вот я тебя, эгоист, – она приподняла тяжёлый, будто лакированный бороздчатый лист, подвязала «эгоиста» верёвочкой, чтобы освободить слабого соседа.
Крутую входную лесенку от торгового зальца отделяла стена. Аня по шагам различала шаги покупателей: значительные мужские, лёгкие женские, шаркающие старческие, неуверенные малышовые. Даже угадывала характер и настроение: у кого-то ноги летят, упруго перепрыгивая через ступеньки, у кого-то солидничают, эти осторожно, недоверчиво нащупывают спуск. Странно, что главные в своей жизни шаги прозевала, не расслышала: возилась с шуршащим целлофаном.
– Как ваши цветы живут в подвале без солнца? Хотя о чём я… Как такая девушка живёт в подвале без солнца? У цветов хотя бы есть шанс быть купленными, вырваться из темницы…
У него был чудный голос. Тёмные волосы вились ниже худых лопаток, и бледное лицо походило на прозрачную подтаявшую свечу. И глаза… Чёрные, но светлые, постоянно неуловимо меняющие выражение, будто струящиеся. Она подобрала сравнение: как угли на дне ручья. Похож на революционера с адской машинкой за пазухой или на поэта Серебряного века.
Поэт остановился перед стеллажом.
– Взгляните, в каких прелестных боязливых, покорных позах замерли цветы. Как невольницы на девичьем рынке… А ведь они умирают. Они начали умирать в ту минуту, как их срезали, и сейчас источают едва уловимый сладковатый запах тления. «Увядающая роза слаще всех благоухает…» Любите Руставели?
Аня встрепенулась для ответа, а Поэт продолжал:
– Японцы проводят аналогию между цветком и женским детородным органом (Анечка покраснела). Тугой девичий бутон томится и зреет, и однажды взрывается, широко распахивая изнывающее, истекающее соком лоно навстречу любви, навстречу оплодотворению, новой жизни… И тут хирургический лязг холодных ножниц. Это как убийство невесты в брачную ночь. Принесение в жертву девичьей чистоты и невинности.
