Одновременно (женщины знают, что так бывает) за мной начал ухаживать и сделал предложение наш сотрудник: в годах, положительный, с квартирой, с мамой. А у меня в сумке, в боковом кармашке, который день лежало заявление на регистрацию брака и паспорт Снежка. Ему, по причине инвалидности, трудно было добраться в ЗАГС.
Я сделала пять кругов на кольцевом троллейбусе мимо ЗАГСа, не решаясь, кого из двоих выбрать. На шестом круге вышла и отдала заявление. Начиталась советских книжек о девичьем самопожертвовании, благородстве – девушкам вообще вредно читать романтические книжки.
Моя подруга кричала: «С безногим?! С попрошайкой?! Ты в своём уме? Себя не жалеешь – свою дочку пожалей! Ты соображаешь, что творишь? Сейчас побегу, возьму справку, что ты психически больна – недееспособных не расписывают!» И ведь побежала – никто ей справку, разумеется, не дал.
Не раз потом Снежок соглашался на мои упрёки:
– Да… Не появись ты тогда в моей жизни, кто знает, где бы гнили теперь мои косточки. Меня как раз в те дни заманивали в Молдавию. Значит, там бы нашёл упокоение».
Я пошла на предприятие «Валенки» за какой-то бумажкой. Кажется, о предоставлении полагающихся по закону трёх дней на свадьбу. Директор, узнав о моём решении, запрокинул бородатую голову и расхохотался, так что долго прыгала его борода.
– Замуж за Снежко? Ну-ну. А вы видели его трудовую книжку? Там каждые два месяца увольнения за пьяные прогулы. Статья 81 трудового кодекса РФ. Ваш Снежко полстраны исколесил на своей дощечке.
– Он дал слово не пить.
Задранная борода снова весело заскакала от смеха. Ах, как мне хотелось вцепиться в эту прыгающую бороду.
Как сговорились. В общежитии, куда я приехала за его вещами, вахтёрша покачала головой: «Драчун, дебошир. Чуть что не по нём, машет кулаками».
Вахтёрша не лгала. В качестве свадебного подарка жениху я достала по талону красивый яркий пуловер из чистой шерсти. Это был шикарный подарок: попробуй в то время раздобудь хорошую вещь.
Назавтра он, стуча своими утюжками, припрыгал в располосованном ножом пуловере: слава богу, тело не поцарапано. Объяснил: подрался из-за меня, защищал мою честь. Кто-то на мальчишнике обозвал меня старухой. Дескать, только старухи, да ещё с ребёнком, на тебя, калеку, и клюют. Давай, мол. Корми чужое семя. Пуловер мы отдали вахтёрше: она его распустила на варежки для внуков.
А на десерт перед свадьбой он впал в трёхдневный запой. Думаю, его специально подпоила «мафия» – мне назло. Ещё бы: такой лакомый кусок у них с крючка срывался. Не скрою: вот когда настоящий холод, да чего там, целый мороз пробрал сердце: что я делаю?! Поразмышляла и решила: в конце концов, если окажется невыносимо, разведусь. Лучше называться разведёнкой, чем старой девой.
Он лежал ничком на общежитской койке. «Я не выйду за тебя, – жёстко пообещала я. – Свадьба отменяется». Как он, вмиг протрезвев, цеплялся за меня, как исказилось его ангельское лицо! Как он размазывал по нему слёзы и то, что обильно текло из хлюпающего носа…
Перед регистрацией я обильно опрыскала его туалетной водой, чтобы перебить сивушный запах. А на скромной свадебной вечеринке он опрокинул одну рюмку, вторую. Пил жадно, как воду.
Я потянула его за рукав: «Хватит». Он выдернул руку: «Сам знаю! Надсмотрщица выискалась». Гости деликатно опустили глаза в тарелки.
Скажете, такого не бывает: чтобы здоровый человек добровольно связал жизнь с инвалидом, драчуном, пьяницей? Мужчины – да, на такое неспособны. А русские женщины – сплошь и рядом, если влюбятся и потеряют голову. Затмение какое-то находит, крышу сносит.
Нас, женщин, в первую очередь отталкивают мужские мелочность и скупердяйство. А он был щедр и не считал денег. Сколько есть в кармане – все твои. Если в кармане было пусто, всё равно вытаскивал, как фокусник, невесть откуда взявшуюся шоколадку.
Мою девочку сразу удочерил и полюбил, как свою собственную. Баловал, не жалел денег. Она и внешне была на него похожа.
А как он играл на гитаре, сочинял песни и пел! Какие у него были мускулистые, красивой аристократической формы руки – отталкиваясь своими утюжками, он легко взлетал на сильных руках ко мне на пятый этаж. Как он умел ими обнимать…
А ещё интуиция мне подсказывала: в нём ЕСТЬ. Есть тот стерженёк, который гнётся, да не ломается.
Не было такого, чтобы при неудачах он валялся на диване и ныл, как многие здоровые мужики. Снова и снова восставал как Феникс из пепла, обзванивал многочисленных знакомых и друзей и, гремя колёсиками, катился решать проблему. И решал!
…Откормить, остричь, отскрести, отмыть, купить кое-что из одежды. Заказать по квоте импортные протезы, точь-в-точь повторяющие движения ног. Научить его на них передвигаться – для меня это не было проблемой, я же соцработник. Гимнастика, многочасовые массажи, которые я делала собственноручно.
При этом – бесконечные кодирования, вшивания «торпед», лечения от запоев у врачей и гипнотизёров. Платные вызовы нарколога по ночам, если срывался, и становилось плохо с сердцем.
Зато когда был трезв… После женитьбы у него будто крылья выросли. На работе перевыполнял план на триста процентов. Плюс немалая пенсия по инвалидности. В первый же месяц принёс 370 рублей – огромные по тем временам деньги. Столько инженеры крупных предприятий тогда получали. Скоро мы купили дочке – самый дорогой кукольный домик, мне – пальто, ему – мощный магнитофон.
Нет, его сложный характер никуда не делся. Но постепенно, со скрипом мы притирались друг к другу. Были и ссоры, и обиды, и недельные молчанки – но это были волны, которые лизали наш домик счастья и не могли его разрушить.
Через некоторое время я подбросила ему идею поступить в областной институт. Там не было заочного и вечернего отделения – только дневное. После работы мы уходили в парк, и я его гоняла по экзаменационным билетам.
«Если не поедешь со мной – никуда не уеду, – предупредил он. – Ещё тут без меня замуж выскочишь». Ну что ж, куда иголочка – туда и ниточка. Уволилась, пять лет мы с ним снимали угол. Я работала, он после третьего курса тоже успешно подрабатывал.
На него положили глаз ещё во время учёбы и сразу пригласили на руководящую должность – пока небольшую, но перспективную. Мой Снежок уже хорошо самостоятельно передвигался. Кто не знал – ни за что бы не поверил, что на протезах.
Опираясь на красивую чёрную трость с белой резной костяной ручкой (мой подарок на розовую свадьбу), припадал на ногу при ходьбе. Но лёгкая хромота придавала ему мужской, «пиратский» шарм, от которого балдели окружающие женщины.
Одевала я его как игрушечку: в импозантные светлые костюмы – тройки, отбеливала и крахмалила ослепительные рубашки. Всё по этикету: чтобы из нагрудного кармашка высовывался уголок шёлкового платка, манжеты выглядывали из рукава на нужные полсантиметра. Отутюженные, как лезвия бритвы, брюки надламывались над сверкающими штиблетами: угол надлома ни миллиметром не больше и не меньше положенного.
