Но что случится, когда мы выберемся во двор госпиталя? Ночью по его территории в открытую не побродишь, поэтому смею предположить, что внизу нас поджидают подельники Кукуева на служебной машине. И когда меня запихнут в нее, вполне вероятно, что живым я оттуда уже не выберусь.
– А ну пошевеливайся! – прикрикнул на меня Аристарх. Догадка насчет машины и близкой смерти была столь очевидной, что я поневоле замедлил шаг. Это сразу разозлило шантажиста, безусловно, смекнувшего, о чем я думаю. – Давай-давай, не стоять! Чем быстрее дойдем до места, тем раньше твоя семья окажется на свободе!
Я с замиранием сердца отмеривал последние шаги по лестнице, пытаясь высмотреть через окна припаркованный у выхода автомобиль. Но сколько я ни напрягал зрение, так и не обнаружил там никакого транспорта. Очень странно. Неужели компаньоны Кукуева выбились из графика или вовсе не сумели организовать нашу эвакуацию? Тогда почему Аристарх не запаниковал, а ведет себя по-прежнему как ни в чем не бывало?
Впрочем, когда мы спустились на площадку первого этажа, выяснилось, что я опять ошибся в своих прогнозах.
– Вниз! – скомандовал конвоир, указав пистолетом на ведущие в подвал два дополнительных лестничных пролета. Я был вынужден подчиниться и, немного переведя дух, поковылял дальше.
Прежде я никогда не интересовался, что располагалось на подвальном уровне нашего госпитального отделения. И вот теперь, по милости Кукуева, был вынужден совершить туда предсмертную экскурсию. Миновав предпоследний пролет, я узрел в конце лестницы массивную дверь с застекленным смотровым окошечком. За ней угадывался полутемный вестибюль, просматриваемый лишь за счет тусклого света, падающего в него из прилегающих к нему помещений.
Вряд ли я определил бы на глаз, что находится за дверью, если бы не приделанная к ней табличка, на которой было написано коротенькое, состоящее всего из четырех букв, слово. Однако стоило мне прочесть его, и весь коварный замысел Кукуева вмиг стал для меня ясен как божий день.
«Морг»!
Вот куда мы сейчас направлялись и где меня – дорогого в буквальном смысле гостя, – очевидно, уже в нетерпении поджидали.
Надо отдать должное Аристарху: его план был действительно хорош. Препроводить меня в прозекторскую, усыпить, извлечь алмазы, спрятать труп в холодильник, а затем, положив добычу в кейс, удрать без лишнего шума и не вызывая у охраны ни малейшего подозрения… При условии, что в сговоре с Кукуевым состоит дежуривший этой ночью патологоанатом, – практически безупречная схема. Уже через четверть часа эти двое преспокойно покинут территорию госпиталя, после чего только их и видели. А мое бездыханное, замерзшее тело будет обнаружено лишь утром, когда поднятая по тревоге служба безопасности начнет оперативное расследование и вычислит маршрут нашего с Аристархом бегства.
Преградившая нам путь дверь была своеобразным Рубиконом. Перейдя его, я лишусь последней надежды на спасение, ведь в морге мне придется иметь дело как минимум с двумя противниками, а это – верная погибель. Она такая же верная и при драке с вооруженным Кукуевым один на один. Но здесь я еще мог пойти на хитрость и напасть на него исподтишка. Надо только срочно – всего за несколько секунд! – придумать, как это сделать, принимая во внимание то обстоятельство, что конвоир идет позади меня.
– Добро пожаловать в царство мертвых! – злорадно провозгласил Аристарх, когда я сошел с лестницы и приблизился ко входу в мертвецкую. – Заходи, не стесняйся. Мы почти пришли.
Я взялся за дверную ручку. Нужно лишь повернуть ее, и дверь откроется. Я понял, что она разблокирована, но поступил иначе: всего лишь подергал за ручку и отпустил ее, делая вид, будто мне не удается совладать с замком.
– Не может такого быть! – усомнился Кукуев, явно уверенный, что на нашем пути невозможны подобные трудности. – Что, совсем силенок не осталось? А ну посторонись!
И, отпихнув меня плечом, ухватился за ручку сам.
А я тем временем наступил тапочкой на наконечник трости, который теперь снимался гораздо легче, чем раньше, и, стянув его, приподнял палку за спиной Аристарха так, чтобы незаметно оторвать нужную мне щепку. Будучи надломанной и держась на одном честном слове, она легко отделилась от палки и превратилась в импровизированный нож – тридцатисантиметровый бамбуковый стилет. Не слишком острый, зато довольно крепкий и вполне подходящий для рукопашного боя.
Жаль только, лишних сил на него, в отличие от оружия, взять было уже негде. И потому я вложил в свою атаку всю энергию, какая еще во мне не оставалась…
Само собой, что у Кукуева замок открылся без малейших проблем. Однако выдать очередную злорадную шутку насчет моей слабости Аристарх не успел. Приоткрыв дверь, он отшагнул в сторону, собираясь пропустить меня вперед, но вместо этого я подступил к нему вплотную и с размаху вогнал щепку ему в кадык. А затем, не останавливаясь, навалился на шокированного противника и уронил его на пол задней подножкой.
Это был единственный посильный мне сегодня борцовский прием, простота которого, впрочем, ничуть не умаляла его эффективности. Тем более что Кукуев был к нему явно не готов. Падая, он все же успел инстинктивно схватить меня за плечо и увлечь за собой. Только ничего он этим не выиграл. Я так и так собирался насесть на него, словно ковбой на заарканенного теленка, дабы любой ценой не дать шантажисту пустить в ход пистолет.
Щепка выдернулась из вражеской шеи, но не отлетела в сторону, а осталась у меня в кулаке. Боясь лишиться своего защитного аргумента, я стискивал его чуть ли не до судороги в пальцах. И пока борьба не выжала из меня последние соки, я спешил воспользоваться своим оружием столько раз, сколько повезет.
Аристарх раззявил рот, намереваясь закричать, но у него ничего не вышло. Щепка проколола ему гортань, и потому аспирант издал лишь булькающий хрип. Из пробитой у него в горле дыры вместе с воздухом вырвались брызги крови. Зрелище было вдвойне омерзительным еще и от того, что именно я, а не кто-то другой изувечил этого человека. Вот почему для второго удара мне пришлось собирать в кулак не столько физические, сколько моральные силы, что также стало для меня серьезным испытанием.
Прижав коленом к полу сжимающую пистолет вражескую руку, я ухватил самодельный нож обеими руками, прицелился и, вложив в удар всю массу своего исхудалого тела, вогнал щепку правее от уже нанесенной мной раны. Туда, где, по моим подсчетам, у врага должна была пульсировать сонная артерия. В глазах у меня помутнело, а к горлу подступила тошнота. Хорошо, что после ужина миновало несколько часов, поскольку иначе мой желудок вмиг исторг бы его сейчас наружу.
В артерию я не попал, но хрипящий и выпучивший глаза Кукуев стал заходиться в жутком кашле, а его сопротивление заметно ослабло. Аристарх захлебывался попадающей ему в разодранную трахею кровью, поток которой было не остановить. Растопырив левую пятерню, он попытался вцепиться мне в лицо, но лишь оцарапал ногтями нос и щеку – мелочь на фоне всего того, что вытворял со своим противником я.
