Я любила взбираться на гору, подходить к самому краю обрыва и смотреть на Остров. Я это делала столько, сколько себя помню. Здесь, в одиночестве, я не боялась, что кто-то поймет, о чем я думаю, услышит мои мысли, подсмотрит за моими эмоциями. Ведь ни у кого из нас их не было. Ни у кого не возникало желания подняться сюда, чтобы побыть одному и подумать. Не об извечных тренировках, лекциях, сборах, уроках, экспериментах с проводами, подключенными к мозгу, а о том, кто я. Кто мы все? Люди, живущие на Острове, изолированные от Континента? Звереныши в одинаковой одежде, готовые сожрать друг друга, чтобы стать Избранными.
Мне исполнилось четырнадцать. Я нескладный подросток с длинной темной косой, перехваченной простой черной резинкой. У меня лицо с широкими скулами, раскосые светло-голубые глаза и противно-белая кожа, которая беспощадно сгорает на солнце до волдырей. Пару веснушек на переносице. Я только начинаю формироваться в девушку, и похожа на мешок с костями, торчащими ключицами, с почти отсутствующей грудью. На мне строгое темно-синие платье до колен, из жесткой материи, от которой зудит и краснеет кожа. Но я привыкла к покалыванию шерсти. Скоро зима, и на Острове уже довольно прохладно. Начнется сезон дождей. Но перед этим будет праздник. Мы, достигшие четырнадцатилетия, перейдем в новый сектор, на новый уровень. Нас вкусно накормят, мы будем стоять на площади, выстроенные в четыре шеренги, а поодаль пятая. Но нам нельзя на них смотреть.
Никто и никогда на них не смотрит. Мы знаем, что они есть, но они не такие, как мы. Они — Низшие. Они не прошли. Значит, не достойны быть в наших рядах. Низшие выполняют всю грязную работу. Им запрещено входить в наш сектор, разговаривать с нами и прикасаться, но их приводят, когда приезжает спецотряд с Континента для того, чтобы отобрать из Достигших тех, кто покинет Остров и станет достойным, чтобы жить вне Острова. Мы все с детства мечтали вырасти и быть избранными. Нас к этому вели. Но это страшное испытание, ведь после него можно стать Низшим, а не Избранным. Боялись все, но никто и никогда бы в этом не признался. Все верили в свою уникальность и исключительность. Нам внушали, вдалбливали, показывали, развивая вместе с зомбированием мозгов мысль о том, что мы должны гордиться своей участью и служить на благо Единой фракции Континента.
А они не на что не пригодны, а значит, они хуже подвальных крыс, они должны заслужить каждую крошку хлеба, которую им выдает наше великодушное правительство. Это ужасно, они же были одними из нас. Мы вместе ели в столовой, вместе учились, знали друг друга в лицо и по именам. А теперь их словно нет. Они как мертвые, но все еще живые. Почему всем все равно? Почему никто не заступается за них? Потому что так положено. Положено их презирать и сторониться, как прокаженных. Всем наплевать на них. Когда кто-нибудь из них умирал, а они умирали от голода, от побоев, зимой могли замерзнуть на улице, я видела, как охрана тащит за ноги очередной труп Низшего за овраг. Там их закапывали.
Я прибегала на «свою» гору и плакала. Мне было страшно за нас. Страшно, что мы никому не нужны. Сегодня друг, а завтра враг. Да и нет такого понятия «дружба». Только равнодушие и фанатизм. Я понимала, что со мной что-то не так. Если всем наплевать, то почему у меня внутри появляется щемящее чувство тоски, словно тисками сдавливает сердце, и становится больно дышать, когда я вижу, как кого-то из Низших бьют ногами, или швыряют им, как собакам, помои из столовой, или вот так тащат мертвых за овраг, как старую мебель на свалку? Кого-то, такого же, как мы. С руками, ногами, глазами. Почему мы выше их? И если мы выше, то, значит, есть и те, кто выше нас. Самое жуткое — это равнодушие и презрение к кому-то, только потому что так кто-то решил. Без вины виноватые лишь в том, что их не избрали. А по каким критериям выбирают? Меня знобило от этого осознания и от страха, что я это чувствую. Вдруг кто-то узнает об этом и меня точно так же сбросят за оврагом, предварительно избив до смерти или просто застрелив короткой очередью из карабина, а те, кто сегодня со мной сидит за одним столом и смеется шуткам или стучит вилками по тарелкам, равнодушно отвернутся, презрительно поджав губы.
Потом я пойму, что мы ничем не отличаемся от Низших для тех, кто живет вне Острова. Всем этим монстрам, им тоже наплевать на нас. Им наплевать, сколько трупов похоронено за оврагом. Все сторонились того места. Пустырь. Так мы его называли. Над пустырем обычно кружили вороны, и иногда мне было страшно подумать, что, возможно, тела выбрасывали, не закопав. И я старалась туда не оборачиваться даже сейчас, когда ветер трепал мои волосы и подол платья, который прилипал к ногам, затянутым в плотные черные колготки. Я смотрела на воду, окружающую Остров, на синие волны и яркое небо над ними. Меня всегда завораживало небо. Мне казалось, что там, в небе, моя свобода. Как у птиц. Они не привязаны ни к одному месту. Они могут взлететь ввысь и наслаждаться полетом, птицы не убивают друг друга, птицы летают стаями, у птиц есть детеныши… Я как-то нашла здесь на горе гнездо и наблюдала, как взрослые птицы приносят еду своим птенцам. Заботятся о них. Вначале я не понимала, что именно они делают, а когда поняла… внутри возникло гнетущее чувство тоски. А я? Я была чьим-то детенышем? Меня кто-то любил? Какое странное слово «любил». Можно любить горячий чай по утрам или шоколад. Можно любить теплое одеяло. Но… это нечто другое. Я чувствовала… это что-то, что никогда не будет дано нам — людям с Острова.
Тот, о ком никто не заботится — обделен. Он ничтожен и несчастен, потому что не знает полноты жизни. Нам необходимо быть нужными, чтобы быть людьми, а не роботами. Нам нужно, чтобы нас любили.
Посмотрела, как заходит солнце. Я должна вернуться в сектор и готовиться к празднику. Если кто-то обнаружит мое место или меня начнут искать, не останется даже этого одиночества, которое принадлежит мне. Единственное, что здесь принадлежит мне.
Это будет моя первая встреча с Едиными, и я ждала ее как самого невероятного события в своей жизни, к которому нас готовили несколько месяцев. Мы перейдем в сектор Достигших. На их место. И будем учиться четыре года, пока однажды не выстроимся в первую шеренгу.
А сейчас, за час до их прибытия, я смотрю на Остров и чувствую, как меня переполняет желание его покинуть. Вырваться из клетки, из рамок, стать такой, как те, кто живет на Континенте. Я считала, что они счастливчики.
* * *
Я бросала взгляды на спины третьей шеренги. Ровные, как струна, одинаковые синие спины. Некая безликость в этом однообразии, и издалека кажется, что все мы одинаковые, как братья и сестры-близнецы. Только цвет волос разный, цвет глаз. Но все мы, как детали одной конструкции, ровно выстроенные в ряды. Где-то внутри меня уже зарождался слабый, едва слышный голос протеста. Я еще не ощущала его, он был едва уловимым. Так не должно быть. Они неправильные. Они не настоящие… Или это я неправильная. Внезапно стихли все звуки, и я, как и все, повернула голову к воротам, которые разъехались в разные стороны, и я впервые увидела воинов армии Единых. Повело холодом. Дуновение Зла. Первобытного и истинного Зла. Его чувствуешь на расстоянии и покрываешься мурашками от осознания собственного ничтожества.
