Гость еще несколько секунд меня осматривал, заставляя ежиться от этого противного, липкого взгляда, который шарил по телу, словно на мне не было одежды, а потом повернулся к Нейлу.
— Пусть разденется. Покажи нам ее в полной красе. Девственность Нихила от этого не пострадает, а мы насладимся красотой твоего приобретения. Давай, прикажи ей снять с себя эти тряпки.
Воцарилась тишина. Нейл не смотрел на меня, он поглаживал голову рабыни, словно собаку, взял с подноса еще один бокал.
— У меня для вас есть развлечение поинтереснее, чем рассматривать непригодного для наслаждений Нихила. Подарок, который я приготовил на конец вечера, но вижу, что Император жаждет зрелищ, можно начать прямо сейчас.
Нейл бросил взгляд на Лиама, и через мгновение в залу, покачивая бедрами, вошли несколько полностью обнаженных женщин.
— Самый лучший товар, отборный, не имеющий учета… а значит…
Нейл выразительно посмотрел на гостя, но тот буравил меня взглядом небольших серых глаз, которые стали на несколько тонов темнее.
— Сначала хочу посмотреть на эту, а потом и на твой подарок, Нейл. Пусть разденется. Или ты откажешь своему императору?
Нейл повернулся ко мне. Я не могла определить, что именно вижу в его глазах, но исчез синий цвет, его заменил сизый, почти черный.
— Лиам, раздень ее.
Я замерла, чувствуя, как все холодеет внутри. Неужели с меня снимут одежду здесь, при всех? Впрочем, почему бы и нет. Вещь в обертке или без обертки, какая разница. Нет, я больше не видела в глазах Нейла ярости, они были холодными, ледяными. Словно сквозь меня. Презрительно и цинично.
Чувствовала, как с меня снимают платье, как шуршит змейка на спине, и материя ползет к моим ногам. Треск кружев, и обрывки нижнего белья лежат жалкими тряпками на полу. Адреналин зашкалил в крови, и запульсировало в висках. Невольно приняла позу, которой учили на острове. Не показать, что мне страшно, не показать, что внутри все клокочет от протеста, продолжая смотреть Нейлу в глаза, они стали полностью черными, непроницаемыми, жуткими.
— Хороша… Жаль, что ты не можешь затрахать ее до смерти, да, Нейл? Досадный недостаток Нихила — смотреть на идеальную красоту и не иметь возможности ее сожрать. Соблазн и вызов нашей звериной сущности. Утонченный мазохизм. В этом есть свое удовольствие. Не будь она проводником, я бы хотел получить такой подарок, Мортифер, в личное пользование.
Император, жестом подозвал к себе одну из рабынь, грубо опустил на колени и дернул за волосы к себе. Он не сводил с меня взгляда, пока девушка расстегивала на нем штаны, а потом ее голова начала ритмично двигаться, пока гость шарил взглядом по моему телу. Его пальцы сомкнулись на волосах рабыни, и он управлял ею, как марионеткой, не обращая внимание на то, что она конвульсивно дергается, хватается за его рубашку. Стиснул ее руки за спиной, толкаясь все быстрее в рот, сильно прижал к своему паху за затылок, не давая двигаться, его взгляд остекленел — это длилось несколько секунд, а потом Император отшвырнул девушку в сторону, и я в ужасе поняла, что она мертва… Она просто задохнулась, ублажая этого монстра, а его это нисколько не заботило. Я перевела взгляд на Нейла — он спокойно отпил из бокала, дернув к себе все ту же рабыню за ошейник с такой силой, что та захрипела, а я снова вздрогнула всем телом.
— Уведи. Ты знаешь куда.
Лиам вывел меня из залы. Я думала уйти обратно к себе, но ошиблась, меня заперли в комнате рядом. Перед тем, как оставить там одну, Лиам бросил на меня непроницаемый взгляд и вдруг тихо сказал:
— Соблазн и вызов нашей звериной сущности. Запомнишь — останешься жива.
Повернулся ключ в замке, а я вжалась в стену. Меня трясло от пережитого унижения, от того, что я все больше понимала, что со мной в любой момент могут поступить так же, как и с вещью, — вышвырнуть, разломать, подарить.
Я простояла там несколько часов в ожидании, глядя на дверь.
Нейл появился неожиданно, застыл на пороге и несколько секунд смотрел на меня, стоящую у стены, голую и дрожащую. Он шагнул ко мне, а я вжалась в стену, тяжело дыша, понимая, что настал час расплаты за своеволие. И в тот же момент внутри что-то обрывалось с каждым его шагом, и я еще не понимала, что именно, но кожа покрывалась мурашками, потому сейчас он осматривал меня с ног до головы, и я начала задыхаться под этим взглядом. Все такие же черные радужки, а я смотрю в них, осознавая, что стою перед ним полностью раздетая и… уже не чувствую себя униженной. Наоборот, внутри поднимается горячая волна, незнакомая, но разрушительно-сильная. От нее скручивает низ живота, обдает кипятком кожу. Словно все мои нервные окончания оголены, и его взгляд дразнит каждый из них, заставляя мучительно налиться грудь, сжаться в тугие узелки соски. Я невольно выпрямилась, прогнув спину, скорее неосознанно, как любая возбужденная до предела женщина, которая не в силах контролировать желание — мощное, сумасшедшее, дикое. Оно раздирает все тело изнутри, заставляет судорожно ловить губами воздух, глядя ему в глаза. Подошел вплотную, прищурился, а я невольно всхлипнула, заметив в его взгляде лихорадочный блеск и ту самую дикость, которая сжигала и меня саму. Такое чувствуешь кожей, подсознательно. И я почувствовала, в ответ в горле застрял стон безумия. И вдруг он ударил меня с такой силой, что голова откинулась набок и во рту появился привкус крови, волосы упали мне на лицо… Но я сама не поняла, как схватила его руку и прижала к щеке, которая вспыхнула огнем от пощечины, как заскользила по горячей ладони разбитыми губами. В тишине мое рваное дыхание и биение сердца. Так громко, что я слышу его сама.
Мгновение, и Нейл сжал мое горло второй рукой с такой силой, что я не смогла вздохнуть. В голове шум и секундная стрелка… глаза в глаза. И я окунаюсь в адский омут лихорадки своего отражения в расширенных зрачках Нейла. Все еще прижимаю ладонь к губам, пачкая кровью. Нагло. Непозволительно. Запретно. Но в сознании затмение. От бешеного наслаждения чувствовать прикосновение… совсем иное, пусть жестокое, сводит скулы и в изнеможении закатываются глаза. Под губами ЕГО кожа, и я скольжу жадно приоткрытым ртом по ладони, не сводя с него пьяного, затуманенного взгляда, с его губ… таких чувственных, манящих, порочных. Неосознанно всем телом к нему… прижаться, почувствовать жесткое касание рубашки к воспаленной груди. Животная потребность, жажда до сухости во рту. Первый безжалостный голод и осознание этого голода.
Меня раздирает боль. Нет, не от невозможности дышать и не потому, что ударил, а иная боль. Примитивная, сумасшедшая, извращенная. Она пульсирует в напряженных сосках, между сведенных ног, внизу живота. Взгляд плывет… а секундная стрелка участившимся пульсом по оголенным нервам и слезами по щекам.
И вдруг его пальцы разжались, рот скривила пренебрежительная усмешка:
— Попытка соблазнить? Смешно и глупо. — Он встряхнул рукой, будто сбрасывая с ладони прикосновение ко мне… Так унизительно… А в голове набатом его поставленный голос, полный ледяного равнодушия. — Ты — НИЧТО. Запомни это. — Окинул взглядом с ног до головы, окатив холодным презрением. — Меня не привлекает и не возбуждает твое тело. Забудь обо всем, чему тебя учили на гребаном острове. Единственное, что в тебе есть интересного, — это твои способности. Ты ничто. Пустышка, не достойная даже взгляда бессмертного. И больше никогда не зли меня и не пытайся соблазнить. Это скучно, жалко и не вкусно. Давай! Пошла к себе!
